Хозяин Проливов
Шрифт:
Угрожающе шумя, деревенские парни плотным кольцом сгрудились вокруг пастуха и выставили вперед палки. Пока их было пять-шесть, Фарнак еще мог успешно отбиваться. Но сейчас на него намеревались броситься все.
— Врежем ему хоть раз как следует! — Оправившийся от падения Левий уже был в первых рядах. — Он хотел искалечить Хама! Как перед этим Шолемона!
— Видно, у него счет к дочкам когелета!
Нападавшие заржали и стали подталкивать друг друга.
— Эй, там! — не выдержала Бреселида. Она поднялась на ноги и сверху рассматривала толпящихся драчунов. — Если б он хотел, он убил бы любого
— Тише! Тише! Что ты? — Несколько девичьих рук вцепились ей в платье и потянули вниз. Но было уже поздно. Головы всех собравшихся как по команде повернулись к Бреселиде.
— Что ты говоришь, женщина? — раздраженно крикнул Левий. — Тебе ли поднимать голос в делах между мужчинами?
— Да! Да! — поддержали его остальные. — Между мужчинами!
— Судя по вашим прыщавым лицам, — рассмеялась всадница, — мужчин здесь нет!
Возмущенный гул сотряс ветхие хлевы. Многие сплевывали под ноги в знак презрения.
— Дебра, кто эта наглая… рядом с тобой? — гневно вопросил Хам.
Меотянка не дала дочери Аврона раскрыть рот.
— Я сотница царицы Тиргитао, — сама ответила она, уже спускаясь вниз по пыльной дорожке. — Понимать в драке мне положено по службе.
Сбитые ее словами с толку деревенские парни расступились, пропуская женщину в круг. Они никогда не сделали бы этого для своих подруг. Но гостья когелета имела определенные права.
— Скажу вам прямо, — заверила меотянка, — никто из вас не имеет шанса и минуту выстоять в поле против скифа или даже меня, слабой женщины.
Со всех сторон раздался свист.
— Говорить-то ты можешь все, что угодно! — бросил Левий, но всадница молниеносно вырвала палку у стоявшего рядом парня и тут же подсекла его под ноги, так что верзила вновь рухнул в пыль под хохот товарищей.
— Когда я говорю, я думаю, — наставительно сказала она. — Так вот, этот ваш пастух и в уме не держал покалечить жениха Дебры. Просто он сильнее всех здесь собравшихся.
Фарнак угрюмо смотрел на нее. Ему не нужна была ничья защита. Сейчас он ненавидел гостью когелета даже сильнее, чем сынков торгашей, решивших в очередной раз побить его ни за что ни про что. Она не смеет за него заступаться! Ему не нужны подачки от бабы!
— Если ты такая смелая, — Левий поднялся и сплюнул на землю, — может, ты покажешь нам, простакам, как дерутся амазонки?
— Да, покажи! Покажи!
— Дерись с ним! — Два десятка грязных пальцев затыкали в сторону Фарнака. — Сразу отвыкнешь учить мужчин!
Бреселида хмыкнула. Эти олухи так выпячивали свое назначение, словно кто-нибудь из них занимался чем-то, кроме размена грязных денег на грязный скот! Всадницей овладел гнев. Она уперла руки в бока и, тряхнув волосами, потребовала:
— Дайте палку.
Левий перекинул ей свое буковое полено. В его жесте было столько презрения, словно не она минуту назад одним ударом посадила его на задницу.
Бреселида покрепче перехватила палку и обернулась к Фарнаку:
— Ну?
Он мог одним ударом снести ей голову. Всадница подкинула оружие, примериваясь к рослой фигуре противника. Когда Фарнак, пробуя крепость обороны, осторожно и даже как-то стесняясь, стукнул по краю ее палки, она изо всех сил стукнула его концом букового жезла под дых. Следующий удар пастуха был куда сильнее. Она не на шутку разозлила его. Бреселида еле удержала палку в руках, но сама отлетела на пять шагов. Несколько минут прошли в сплошной пляске. Всадница увертывалась от сыпавшихся градом ударов. Каждый из них, попади он в цель, мог сломать ей хребет, руку или ногу. Парень явно озлился и не играл с нею.
А вот она играла. Скакала с места на место, каталась по земле и время от времени наносила щекочущие тычки то по спине, то по плечам противника. Пастуха они только раззадоривали. Но вредили ему не больше, чем комариные укусы. Сказать по чести, драться он не умел. Нет, конечно, завалить в лесу медведя или выбить зубы всем деревенским — это пожалуйста. Но если б сейчас Бреселида оценила положение как опасное и решила бы уложить врага на месте, ей не потребовалась бы сила. Никакая. Вообще. Все жизненно важные места его тела от солнечного сплетения до кадыка были открыты. Фарнак даже не пытался защитить их. Он махал в разные стороны руками, как смертоносная мельница, даже не подозревая, что смерть на самом деле очень близко. Впрочем, у Бреселиды не было намерения убивать пастуха. Эту «честь» она собиралась предоставить другому человеку. А сейчас следовало решать: или применить пару приемов и завалить врага на глазах у всей честной компании, или…
В какой-то момент он все-таки задел ее палкой в плечо и сам испугался, когда всадница отлетела на несколько локтей. Меотянка хорошо видела выражение его лица: испуг и раскаяние одновременно — именно такое бывало у Делайса, когда он в споре, наговорив ей горьких слов, пугался, что обидел собеседницу.
В следующую секунду сотница была уже на ногах и, обежав пастуха сбоку, резко ударила концом палки между ребер. Боль была достаточно сильной, чтобы у Фарнака потемнело в глазах, и он на целую минуту скрючился, не зная, как выдохнуть.
Злорадные крики прорезали воздух:
— Так ему! Так!
— Врежь ему палкой в рожу!
— Бей, пока он не опомнился!
На лице пастуха мелькнули досада и стыд.
Это был опасный момент. Кинься он сейчас — и женщина не устояла бы. А уж перехватить ей горло и свернуть шею такими ручищами ничего не стоило. Чтоб избежать такой развязки, всадница сделала ложный выпад палкой, а когда враг с ревом прыгнул вперед, сама скользнула ему навстречу, умело поставила подножку, и оба грянулись оземь.
Фарнак лежал сверху на сжавшемся в комок теле противницы и не мог поверить в произошедшее. Она ему поддалась. Причем сделала это так, чтоб со стороны все выглядело правдоподобно. Зачем?
— Вставай, медведь, — еле слышно выдохнула Бреселида. — Ты меня раздавишь.
Сумерки в горах быстрые, как обман. Перед закатом все собрались в кенассе послушать, как старейшина читает «Обетование». Из уважения к редкой гостье, Бреселиде позволили присутствовать на женской половине, за резной ширмой, делившей помещение на две неравные части. Община допускала к слову Божию даже невольников. Рабы тесной кучей уселись на пол у двери и покрыли головы кто чем мог. Сквозь тонкую сетчатую стенку, самые крупные ячейки которой были заткнуты пучками соломы, Фарнак видел профиль гостьи. Он не хотел смотреть, но все время натыкался на нее глазами.