Хозяин всего нашего
Шрифт:
Я собрала вещи и вышла из библиотеки. Дверь со скрипом закрылась за мной. Неужели она закрылась бы и в том случае, если бы я осталась внутри? Может быть, дверь остается открытой только на то время, которое, по чьим-то подсчетам, необходимо для того, чтобы человек вышел. Я снова попыталась включить телефон. На этот раз он работал безукоризненно и показал пятнадцать часов три минуты.
Получается, я проспала все рабочее время. Нет, это не наркотик, я просто была усталой, а внутри было приятно, чисто и тепло, вот и все.
Я шла по коридору к выходу. Никого не было. Двери были закрыты, и за каждой дверью царила тишина.
– Как вам понравился первый рабочий день? – услышала я позади секретаршу. Она словно парила в воздухе, шагая беззвучно. Чем это она подковала свои черные туфельки? – захотелось в открытую спросить мне: голова еще
– Очень понравился. Библиотека невероятная. Отличное освещение, так внимательно составлена… – я хотела продолжать, может быть, прокомментировать компьютер, но секретарша легким шагом исчезла в ответвлении коридора. Я поняла, что вопрос был риторическим: она не слушала ответ. За собой она оставила шлейф тяжелого цветочного парфюма.
Иди домой, не оглядывайся… – сказала я себе вполголоса.
Уборщица была уже у выхода, словно ждала случая поскорее выпроводить меня.
Я улыбнулась ей.
Ни «до свидания», ни «увидимся завтра». Она немо, без выражения смотрела на меня. Теперь ее губы были накрашены розовой помадой.
За мной хлопнула дверь. Свежий воздух вернул мне бодрость. Я была отдохнувшей. Шла по потрескавшимся бетонным плитам по дороге на остановку и раздумывала, чем бы наполнить день. Сияло солнце, можно было бы отправиться на длинную прогулку. Я решила не думать о библиотеке. Многие вещи прояснятся сами, а что-то останется непроясненным… Так оно бывает в жизни. Этот отказ от копания в событиях был совсем на меня не похож.
Я дошла до остановки и снова посмотрела на телефон. Двадцать два сообщения. Было пятнадцать девятнадцать. Телефон зазвонил у меня в руке. Тяжеловесное минорное танго. Я посмотрела на экран и отклонила вызов. Двое мужчин, которые ждали автобус на остановке, с подозрением посмотрели на меня. Я улыбнулась им и сунула телефон глубоко в сумку. Снова раздались звуки танго. Я не реагировала. Потом опять, и так несколько раз. Да ответь же, твою ж… Хочешь главной быть? – прокомментировал один из двоих, тот, что пониже.
Я обернулась к ним и снова состроила улыбку. Одна в чистом поле, далеко от помощи, с двумя мужчинами, которые могут сбить меня с ног одним щелчком, а притом борются за мужские права… Нет, ничего не нужно было бы объяснять. По счастью, появился красный автобус. Я вошла, села и отключила звук. Мужчины сели позади меня. Контролеры, – подумала я, и по спине побежала дрожь. Они могут одним движением снять с меня голову. Перед моими глазами встала картина: движение рукой на уровне моей шеи, ни для кого ничего подозрительного. Автобус станет тормозить, мое тело останется на сиденье, а голова скользнет на колени человека, что сидит передо мной. Автобус тронется, тело упадет между сиденьями. Каждый километр отдавался в моей голове, руки вспотели. Мужчины вышли, и я выдохнула. Я смотрю слишком много фильмов.
Белая библиотека, мое новое пространство: старомодно положенный паркет, солнечные лучи, что золотыми нитями сквозь шторы касаются стен и пола, преломляются о полки. Мой новый мир книг. Картины библотеки сменялись в моих мыслях, успокаивая стук сердца.
День первый, подумала я, отпирая дверь квартиры. Что же, мне считать дни? Обычно я бы так и сделала. В ежедневник записывала бы даты, а над ними – цифры по убывающей, обратный отсчет. Каждый день вычеркивала бы эту числовую пару и всегда знала бы, сколько мне осталось рабочих дней. Но сейчас я не знаю, сколько продлится срок моего договора. Странно, что все так удивляются, когда я упоминаю библиотекаря. Что же произошло с этим человеком? Я разделась, надела спортивный костюм и открыла холодильник. Иногда меня берет грусть, когда я вижу, как умирают овощи у меня в холодильнике. Засыхают, вянут на пластиковой сетке и постепенно испускают дух. Время от времени я подхожу с пакетом и бросаю туда сморщенные морковки и засохшие листья сельдерея, вялый перец, тронутый гнилью лук. Сейчас на меня нашло вдохновение. Я вытащила все содержимое холодильника в решимости приготовить настоящий обед – очистить половину кабачка, который еще оставался свежим, нарезать лук-порей, красный перец, картошку, кольраби… Все это потушить и приправить оливковым маслом и базиликом.
Библиотека напитала меня энергией, я улыбалась. Открыла окно, чтобы пар вылетел в холодный вечер. На темно-синем небе еще светилась бирюзовая полоса, однако бирюза бледнела и утопала в ночи. Мимо пролетал полиэтиленовый пакет.
Он
Долетел до моего окна, а затем снова устремился к середине улицы. На небе не было облаков. Люди выходили и входили в магазин через дорогу. Светофор сменял сигналы, машины скользили по асфальту к Бранкову мосту, и когда они переезжали через люк, слышался стук крышки. На пустых ветках липы сидели стаи грачей и громко кричали. Бормотал соседский телевизор. Было бы хорошо лечь пораньше, скажем, в десять, – подумала я, заканчивая обед, и повернулась к кровати. С утра я упустила расправить постель. Я смотрела на смятую простыню, покрывало, сброшенное с кровати, подушку, поверх которой лежала пижама, и вспомнила предыдущую ночь. Вероятно, меня охватывало напряжение из-за нового начала. Теперь будет легче. Я пыталась отбросить картины, в которых я в бреду ворочалась на кровати, но на меня налетели вопросы: что случилось с библиотекарем, почему все удивляются, когда я о нем говорю, почему в библиотеку никто не приходит, дверь закрывается за мной, это ненормально, я не могу выйти, когда захочу, никто не может войти, для чего служит библиотека…
Успокойся, успокойся, успокойся… – повторяю я и глубоко дышу. Раздеваюсь и иду в душ. Горячая вода скользит по мне, гель пахнет розмарином. Успокойся, успокойся… – повторяю я. Библиотека странная, но лишь немного странная, совсем чуть… В здании по ту сторону улицы зажегся свет. В комнату вошла женщина и стала раздеваться. Так мы и стояли нагишом друг напротив друга: я под водой, а она отыскивала что-то в шкафу во вкусе семидесятых. Я давно перестала обращать внимание на то, что любой может увидеть меня в окне душа. Мне нравилось купаться, глядя в небо, на улицу или крыши домов. В комнату женщины напротив вошел мужчина. От дверей он бросил в нее что-то. Говорил, размахивая руками, разгорячившись. Женщина взяла сверток, которым в нее бросил собеседник, и снова скатала его и бросила обратно. Импровизированный мяч не попал в мужчину, неловко упав к нему под ноги. Мужчина еще энергичнее замахал руками и принялся бить себя в грудь. Затем он вышел. Женщина, как была нагишом, села. Опустила туловище, оперлась локтями о бедра, скрестила руки над головой. Думаю, она плакала.
Я завернулась в полотенце и продолжала смотреть за окно в ночь. Слышался ритмичный стук. Остальные окна в здании через дорогу не горели. Качались тонкие ветви липы. Из магазина вышли несколько женщин и встали у входа. Продавщицы. Прощаются, запирают магазин. Я оделась и залезла под покрывало. Взяла телефон, чтобы настроить будильник. Сообщения. Семь сообщений. Я представила себе стук пальцев по экрану. Неужели люди не в состоянии понять?
Я оставила телефон и взяла часы со столика. Стрелку для пробуждения выставлять не было необходимости – только поднять миниатюрную пружинку на одних часах и перевести выключатель с нуля на единицу на другом. Часы словно застучали громче, когда я опустила их на столик между книгами и футляром для очков. А теперь – спать, иронично оповестила я себя. Легла на спину и устремила взгляд в потолок.
На нем шаталась тень люстры. Вероятно, я задела ее, когда проходила мимо. Или ее качал ветер, проникавший сквозь приоткрытое окно. Может быть, землетрясение, – возникла у меня мысль. Не может быть, кровать бы тоже качалась… Я посмотрела в стекло, за которым находились книжные полки. Оно всегда стучало и звенело, когда бывало землетрясение, даже самое слабое. Нет, стеклянная дверца спокойно висела на петлях. Привидения, – я пыталась шутить. Тень конструкции из кованого железа, которая под светом светофора выглядела как тень люстры из готического собора высотой метров в тридцать, ходила по потолку влево-вправо. Да, ветер… это точно ветер, – успокаивала я себя. Не помогало. Если бы люстра случайно упала с потолка, она угодила бы в точности на меня и осталась бы так, пока ее не уберут соседи, ощутившие зловоние смерти из моей квартиры. Я встала и зажгла свет. Все было в порядке, люстра мирно висела там, где ее прошлым летом повесил мастер, и не шевелилась. Хоть и тяжелая, она была крепко приделана к крюку, торчавшему из потолка. Я снова выключила свет и легла, в этот раз на всякий случай подвинувшись к стене. Часы стучали. Тик-так, тик-так, тик-так… Я сознавала каждую секунду. Вдвойне. Не знаю, как согласовать их тиканье. Без десяти одиннадцать. Времени еще много. Думай о чем-нибудь хорошем. О бирюзовом небе, например… Тик-так, тик-так, тик-так… Началось: поворачиваюсь то на один, то на другой бок.