Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего
Шрифт:
Ребятки не подкачали! В телеграмме приказывалось оказывать мне всяческое содействие и любым способом обеспечить дорогу в Москву. Подписано было самим Николаем! Путейцы как-то сразу подтянулись, поедая меня глазами в ожидании распоряжений.
— Доложите обстановку! — тихонько скомандовал я.
— Докладываю, что отсюда и до самой Малой Вишеры нашей службой движения организована великолепная пробка! — сказал первый путеец.
— С какой целью? — удивился я.
— С целью недопущения подвоза подкреплений и припасов к войскам «Англичанина»!
— Так что, проехать
— Ну, разве что «англичане» начнут сбрасывать составы под откос, чем они вроде уже и занимаются… Ничто! Мы им еще из тупиков вагончиков подгоним!
— Так что же, выходит и мне никак не проехать до Москвы?
— Да отчего же вам не проехать? Для своих у нас всегда нужная возможность отыщется!
— Как же проехать, если все главные пути забиты? — опешил я.
— Вы, сударь, Лескова читали? — усмехнулся путеец. — Там, в «Леди Макбет Мценского уезда» озорной приказчик так молодой купчихе говаривал: мол, душа моя! И что за люди тебе раньше встречались, что только через дверь им в твою горницу и дорога?
— Пойдемте, сударь, мы вас проводим! — вежливо взял меня под локоток второй путеец.
…Пролезая под вагонами составов, действительно, без конца и края, насколько хватало глаз, забивших внеклассную, магистральную станцию Бологое, мы с моим провожатым наконец выбрались к невысокой узенькой платформе, сиротливо жавшейся пообочь главного хода. Путь перед этой платформой, на удивление, был свободен — и поэтому некоторая его неправильность сразу бросилась мне в глаза… На пути было три рельса!
— Что это такое? — указал я пальцем на это излишество. — Зачем он?
— А мы уже и не в Бологом, то есть не в самом Бологом, а на станции примыкания Бологое! А это, знаете, станция, расположенная на магистральной линии общей сети, к которой примыкает один или несколько подъездных путей от разных частных промышленных предприятий… Вот сюда, например, подходят усы узкоколейной железной дороги, потому и сделан профиль пути так, что по ней могут ходить одновременно как узкоколейные, так и нормальные поезда! — с законной гордостью объяснил железнодорожник.
— Хитро! — одобрил я. — А куда идет эта узкоколейка?
— Да никуда она не ведет! — усмехнулся путеец. — Теряется среди тверских густых лесов и хладных блат… так, во всяком случае, комендант-«англичанин» думает!
Невдалеке раздался хриплый гудок, и к платформе подъехал удивительный паровозик…
Представьте себе, что два паровоза аккуратно разрезали пополам, по будку машиниста, а потом соединили их на манер карточных валетов — так, что оказались на получившемся шедевре две зеркально расположенные расширяющиеся кверху трубы, два паровых котла, заваленные поверху уложенными в проволочную клетку аккуратно напиленными березовыми чурочками, два водяных танка над тремя огромными красными колесами с каждой стороны паровозика и два ярко-алых паровозных дышла…
— Ух ты! Вот это диво! — оторопел я.
— Да ничего особенного, машина системы русского инженера Ганса Ферли, постройки Коломенского завода…
— А зачем? Чтобы не разворачиваться, да?
— Конечно! На узкоколейке поворотный круг или станционный
К удивительному паровозику была прицеплена парочка совсем уже игрушечных вагончиков.
— Что, это для меня одного? Целых два? А седалище-то у меня все же одно!
— Так, сударь, один вагон, прицепленный сразу за паровозом, будет излишне мотать на кривых! — не принял шутку путеец.
Внутри вагончик оказался еще более уютным, почти что кукольным. Севши на вкусно пахнущую свежим деревом скамейку у высокого и узкого окошка, я наблюдал, как за опущенным стеклом (для чего мне пришлось потянуть за кожаный ремешок) неторопливо, со скоростью пятнадцать верст в час, проплывают дома и домики железнодорожного поселка, за которыми мелькнула на миг гладь широкого озера… а потом вдруг сразу начался глухой лес. Темные ели склоняли свои лапы прямо к оконцу так, что их хвоя царапала стекло, а в вагончик проникал густой, смолистый дух.
Иной раз наш маленький поезд шел по высокой песчаной насыпи над необъятными печальными болотами с кривыми осинками на рыжеющих осокой кочках, а потом вновь нырял в зеленый лесной сумрак.
Ельники сменялись звенящими сосновыми борами, потом красные стволы корабельных сосен вдруг вытесняли радостно белеющие березовые рощи.
Иной раз паровоз вдруг тормозил на широкой поляне, и машинист с помощником, весело матерясь, забрасывали сверху на котел дрова из сохнущих возле самых путей поленниц, сложенных в виде высокого, крытого берестой стога.
А один раз поезд остановился на деревянном мостике через узенькую лесную речку, и машинист, спустив в ее медленные, черные от торфа воды брезентовый шланг, заполнил доверху водяные танки.
К ночи, когда за оконным стеклом заметались в лесном мраке грозно ухающие филины, ловящие убегающих из-под паровозных колес мышей, и в вагоне затеплилась свечка в слюдяном фонаре (она горела и раньше, просто за светом зари была не видна), мы вдруг вырвались из дремучего леса и остановились среди путей небольшой станции, на деревянном одноэтажном вокзале которой в уютном свете керосиновых фонарей была видна надпись: Сонково, В.-Р. Ж.Д.
Ого, куда меня занесло! Это ведь магистральная ветка, идущая на Рыбинск и Иваново с московского Савеловского вокзала, через Калязин и Углич! В мое время никакой узкоколейки между Бологим и Сонковым и в помине не было…
— Так чо, Ваше Превосходительство, так ведь ея и таперича, как раньше не бывало, так и по сю пору в помине нет, как нет! — отрапортовал мне бравый ДНС [53] в непременной красноверхой фуражке.
— Так как же мы тогда сюда проехали? — улыбнулся я.
53
Дежурный начальник станции, аббревиатура еще времен Николаевской дороги. Как и красноверхая фуражка.