Хозяйка кофейной плантации
Шрифт:
— Ты не еврей, чтобы отвечать вопросом на вопрос, — огрызаюсь я. — Ты упрекаешь Фернандо в том, что я неравнодушна к нему. Так, ты прав.
Это стоило сказать, хотя бы ради удовольствия полюбоваться на их физиономии. Ошеломлённое Фернандо и озлобленное Мигеля. Кажется, муженёк готов разорвать нас голыми руками, но пока не решил, с кого начать.
— Кто закрыл меня от выстрела? — задаю самый важный вопрос. — Кто помогал мне с плантацией? Кто поддерживал меня, когда я опускала руки? Кто первым узнал, что я жду от тебя ребёнка и оберегал
У Мигеля хватает совести смутиться.
— Я был в море, ты же знаешь, — уже намного тише поизносит муж. — Я не мог остаться.
— Ты не мог остаться, зато оставил Фернандо, и он заменил тебя, — говорю я рискованные фразы. — И только благодаря его порядочности он не заменил тебя в нашей постели.
— Что? — опять взвивается Мигель, а Фернандо осуждающе качает головой. — Ах, ты вертихвостка!
— Фернандо – мой герой, а должен был быть ты, — безжалостно продолжаю я. — Я жду тебя, как глупая Пенелопа и что взамен? Ты приезжаешь, тащишь меня в спальню, а потом заявляешь, что я не в состоянии понять, о чём ты будешь говорить с управляющим.
Меня понесло. Оседлав боевого пони, я храбро кидаюсь в бой, защищая справедливость.
— Где ты был, когда меня пытались убить? Зарабатывал очередные тысячи золотых, продавая людей, в то время как меня защищал твой друг. Ой, прости, кажется, уже бывший друг, — повышаю голос я, долбя ему пальцем в грудь. — У тебя нет права обвинять нас. Ты заварил кашу и сбежал в море. А Фернандо расхлёбывал её.
— Успокойся, — снисходительно произносит Мигель, — я Фернандо хорошо заплатил за то, что он управлял моим поместьем.
— И за то, чтобы он выполнял роль телохранителя тоже? За то, чтобы он рисковал своей жизнью ради твоей жены, тоже заплатил?
— Да, заплатил? — рявкает он на меня.
— Чем? — ору я в ответ на него. — Тем, что вышвырнул его? Раненного и обессиленного?
— Его никто не вышвыривал, — рычит Мигель, — он сам решил уйти.
Только я открываю рот, чтобы завопить, что сама слышала, как он заставил Фернандо уйти, как захлопываю его. Чуть не проболталась. Надеюсь, что в гневе Мигель не так внимателен и не заметит мою чрезвычайную осведомлённость.
— Хорошо, раз вы такие паиньки оба, то прошу в кабинет, — делаю я приглашающий жест, — и постарайтесь не подраться.
— Что мы втроём будем делать в кабинете? — задаёт тупой вопрос Фернандо.
У меня чешется язык съязвить, что может он предлагает пройти в спальню, где сообразить старый добрый тройничок. Но благоразумие берёт вверх. Я и так слишком много наговорила для юной женщины, получившей воспитание в монастыре.
— Я поделюсь своим видением, — резко отвечаю я. — Можно хотя бы раз просто молча выполнить то, о чём я прошу.
Мигель, глядя на Фернандо, пожимает плечами, а тот заявляет:
— Беременность влияет на перемену настроения.
Твою ж на лево, акушер-гинеколог нашёлся тут. Может, останется и роды примет, раз такой всезнайка.
Просто удивительно, как быстро они сплотились против внешнего врага, то есть меня. Так и хочется поиронизировать на этот счёт. Что я их развела, и я же их снова подружила. Но промолчу. Не буду оскорблять мужское достоинство язвительными речами.
— Мои изменения можете обсудить за рюмочкой текилы, а сейчас господа, пройдите в помещение, я устала стоять и препираться с вами, — произношу я. — Как верно подметил, дон Фернандо, я беременна и у меня свои причуды.
Мигель довольно улыбается. Интересно, что его так развеселило.
— Так, что ты имеешь нам сказать? — парадирует одесский или еврейский говор Мигель, усаживаясь в кресло за столом. Нам с Мигелем достаются кресла возле окна.
— Дон Фернандо закройте окно, пожалуйста, — прошу его я, — и понаблюдайте, чтобы с той стороны никто не подслушивал.
— Как ты, дорогая, наш разговор с Фернандо, — мило улыбается Мигель.
— Да, как я, дорогой, — не смущаясь парирую я, — если я что-то хочу узнать, то докапываюсь до правды любыми средствами.
— Мы это уже заметили, Тори, — говорит мой муж, — так посвяти нас, что такого секретного ты хочешь сказать, что даже заставила нас угорать в духоте?
Глава 47
Я заставила его угорать в духоте бедняжечку. У меня начинает нарастать раздражение к этим двоим. Плюнуть бы и ничего не говорить, пускай сами долбаются и лелеют своё мужское превосходство. Гады ползучие!
И самое обидное, что это ещё лучшие из мужчин.
«Ты способна на многое, но только через мужчину», вспоминаю я слова колдуньи. Как же меня это бесит, Мигеля вообще не хочу видеть. Устроил тут самосуд, неандерталец хренов. Ревность у него, видите ли. Пока он шлялся по морям-океанам, у меня ревности не было.
«Помни, что ты слабая женщина. Твой муж из тех мужчин, которые могут перевернуть мир за одну твою улыбку», звучит у меня в голове голос матушки Аледжо.
Ладно, фиг с ними буду работать с тем, что есть и радоваться, что первоначальные позиции оказались не так уж и плохи.
— Я попросила закрыть окно потому, что не хочу, чтобы нас кто-то услышал, — говорю я. — То, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты.
— Ну, говори уже, разводишь таинственность, — раздражённо бормочет муж.
— Я нашла у нас на плантации алмазы, — будничным голосом произношу я.
Сонливость и раздражённость у мужчин словно рукой снимает. Глаза возбуждённо загораются.
— Ты уверена, что это алмазы? — подавшись вперёд, жадно спрашивает Фернандо.
— Конечно, уверена, — отвечаю я, — как и в том, что в ручье Трипуи в Ору-Прето вы сможете обнаружить золотые самородки. Два с половиной века эта местность будет давать золото. Очень рекомендую скупить, на которых протекает ручей.
— Откуда ты знаешь? — больно хватает меня за руку Фернандо.