Хозяйка Меллина (Госпожа замка Меллин)
Шрифт:
Увлекшись нашими уроками верховой езды и размышлениями о характере и личности отца Элвиан, я на какое-то время почти забыла о Джилли. Иногда она напоминала о себе своими песенками, которые я слышала, не видя саму девочку. Слыша ее пение, я говорила себе, что если она могла научиться петь, то может научиться и другим вещам.
Должно быть, я превратилась в настоящую фантазерку, потому что вслед за картиной, в которой Элвиан получала первый приз на соревнованиях, а Коннан ТреМеллин бросал на меня восхищенный и извиняющийся взгляд, я видела и другую картину: Джилли,
Но эти триумфальные видения были преждевременны, так как Элвиан все еще оставалась очень своенравным ребенком, а Джилли была все такой же неуловимой и странной.
Но, в общем, дни проходили более или менее мирно и спокойно, пока не произошли два события, которые вывели меня из душевного равновесия.
Первое из них было незначительным, но, тем не менее, воспоминание о нем долго преследовало меня.
Как-то раз я просматривала тетрадь для упражнений Элвиан, в то время как она сидела тут же за столом и писала сочинение. Я перевернула страницу тетради, и из нее выпал листок бумаги.
Он был весь покрыт рисунками. Я уже давно обнаружила у Элвиан способности к рисованию и собиралась поговорить о них с ее отцом. Сама я могла обучить ее только основам этого искусства, а девочка, по-моему мнению, заслуживала того, чтобы по-настоящему учиться рисованию.
Все рисунки на этом листке изображали лица, среди которых я узнала и свое собственное. Неужели у меня правда такой строго-благонравный вид? Надеюсь, что не всегда. Но, наверное, такой она меня видит. Там было и несколько рисунков ее отца, тоже вполне узнаваемых. Я перевернула листок. Другая сторона была заполнена изображениями лиц девочек. Я не могла понять, кто там был нарисован. Она сама? Нет… Это все-таки, скорее, Джилли, хотя похоже и на Элвиан. Я так пристально рассматривала рисунки, что не заметила, как Элвиан перегнулась через стол и вырвала у меня из рук листок.
— Это мое! — сказала она.
— А это, — ответила я строго, — проявление очень дурных манер.
— Вы не имели права подглядывать.
— Моя дорогая девочка, этот листок лежал в твоей тетради.
— Он не имел права там быть.
— Не надо злиться на листок бумаги. И я прошу тебя никогда не вырывать ничего у людей из рук. Это грубо и некрасиво.
— Извините, — пробормотала она, но в ее голосе все еще был вызов.
Я вернулась к проверке упражнений по арифметике. Последняя была слабым местом Элвиан — может быть, потому, что она уделяла больше времени рисованию лиц, чем примерам на сложение и вычитание. Почему она так рассердилась? И почему нарисованные ею лица были похожи одновременно и на Джилли, и на саму Элвиан?
— Элвиан, тебе нужно больше заниматься арифметикой, — сказала я. — Если бы твои примеры и задачки были так хороши, как твои рисунки, я была бы очень рада.
Она промолчала.
— Почему ты не хотела, чтобы я
Она продолжала молчать.
— Особенно, — продолжала я, — портрет твоего отца.
Даже в такой момент упоминание об отце заставило ее улыбнуться.
— И рисунки девочек тоже очень хороши. Скажи мне, кого ты рисовала — себя или Джилли?
Улыбка словно застыла у нее на губах. И вдруг она спросила:
— А за кого вы их приняли, мисс?
— Ну дай мне еще раз взглянуть.
После некоторого колебания она протянула мне листок.
Я внимательно рассмотрела рисунки.
— Вот это может быть портрет как Джилли, так и твой.
— Значит, вы думаете, что мы похожи?
— Нет-нет. До этого момента я так не думала.
— А теперь думаете?
— Вы — ровесницы, а дети одного возраста часто имеют какие-то общие черты.
— Я не похожа на нее! — крикнула Элвиан. — Я не похожа на эту… идиотку!
— Элвиан, ты не должна называть ее так! Разве ты не понимаешь, что это грубо и зло?
— Но зато это правда! А я на нее ни капли не похожа. И не смейте говорить этого. Если вы опять это скажете, я попрошу папу отослать вас прочь! Он послушает меня… Если я попрошу его. Мне стоит только попросить его, и вас здесь не будет!
Она кричала, словно стараясь убедить самое себя в том, что между ней и Джилли не было ни малейшего сходства, и в том, что ей стоило только попросить о чем-либо отца и ее желание будет исполнено.
«Почему? — спрашивала я себя. — В чем причина этой яростной горячности?»
Она замолчала, но лицо ее было по-прежнему мрачным и непроницаемым.
Посмотрев на часы, я спокойно сказала:
— У тебя есть ровно десять минут, чтобы закончить сочинение.
Сама же я опять взяла тетрадь, делая вид, что мое внимание вновь сосредоточено на арифметических примерах.
Второе событие вывело меня из равновесия еще больше. Произошло оно в конце относительно спокойного дня, когда Элвиан уже спала, а я возвратилась со своей ежевечерней прогулки в лесу. Подойдя к дому, я увидела два стоящих перед ним экипажа. Один из них был мне хорошо знаком и принадлежал Нанселлокам, а второй я видела впервые. Это была элегантная коляска, украшенная фамильным гербом. Я стала было гадать, кому она принадлежит, но тут же напомнила себе, что меня это не касается, и быстро прошла в дом и поднялась к себе.
Вечер был теплый, и я села у окна, потому что спать мне еще не хотелось. Из одного из открытых окон внизу слышалась музыка, и я поняла, что Коннан ТреМеллин принимает гостей.
Я пыталась представить себе, что они делают и о чем разговаривают, сидя в одной из тех парадных комнат, в которых я никогда не была. «А почему ты, собственно, должна там бывать? — спрашивала я себя. — Ты всего лишь гувернантка». Но перед моим мысленным взором настойчиво появлялся Коннан ТреМеллин — стройный, элегантно одетый, сидящий за карточным столом или слушающий музыку со своими гостями.