Хозяйка музея
Шрифт:
Вся подобная «красота», отразившаяся во всех сферах культурной деятельности человека – в живописи, в литературе, в кино, давно уже имела свое четкое обозначение – кич [15] .
Консультация специалиста оплачивалась богатеем весьма щедро. Елена Михайловна отправилась к коллекционеру за город вместе с сестрой. От нее требовалось немногое: определить, действительно ли создатель будущей галереи приобрел подлинное творение немецкого автора конца XIX века или всучили ему новодельную туфту под видом шедевра. Правда, сам покупатель верил своему чутью и сердцу, подсказывавшему, что в его руках оказался подлинник. Экспертиза же нужна была, чтоб комар носу не подточил, для солидности.
15
Считается,
Когда перед взорами сестер предстал экспонат, обе не смогли сдержать смех. На полотне красовалось изображение двух длинноволосых дев крупного телосложения, парящих в воздушных потоках над морем и красивым скалистым берегом.
– Ох, ну и кич! – не удержалась Лена.
– Надули меня, да? – огорчился клиент.
– Картина подлинная. Девятнадцатый век. Не беспокойтесь, – утешила его эксперт, – я могу вам подробное заключение написать.
– Да? А что ж вы сказали «кич»? Это что значит?
Пришлось объяснять. Понимание термина никак не давалось пытливому олигарху. Не особо помогло даже знаменитое определение Милана Кундеры, процитированное Манькой для большей доходчивости: «Кич есть абсолютное отрицание говна в прямом и переносном значении слова; кич исключает из своего поля зрения все, что в человеческом существовании по сути своей неприемлемо… Источник кича – категорическое согласие с бытием» [16] .
– А чем плохо, когда без говна? Его и так хватает, куда ни глянь. Искусство, красота – это как раз отдых от говна, – приводил свои доводы будущий Третьяков.
16
М. Кундера. Невыносимая легкость бытия.
– Искусство – это всегда загадка. Это вопрос. Это поиск. Трудные попытки понять себя, мир.
– Но тут смотрите, как детальки выписаны: волосы – как живые. Глазки – ну просто настоящие. Реснички – одна к одной.
– И при этом – полная пустота, если говорить о содержании, – пыталась объяснить Лена.
Не доходило. Никак не получалось найти понятное объяснение.
Тогда Маню вдруг озарило. Она помнила наизусть одно немецкое стихотворение, бывшее образцом литературного кича. Запомнить его труда не составляло – по простоте все было на уровне азов арифметики, дважды два – четыре. К тому же она знала, что Владимир Александрович по-немецки понимает. Она попросила внимания и с чувством прочла:
Richard Wagner heisst der Meister, Richard Wagner ist der Held. Richard Wagner ist der Kleister, Der die Kunst zusammenh"alt. Mozart ist ein Wunderk"onig, F"urst der F"ursten vom Olimphe. Und gelibt hat er nicht wenig… Von der Hausfrau bis zur Nimphe. Beethoven, oh, Ludwig van! Hatte Gott dich auch verlassen… Deine Lieder pfeifet man In den Domen, auf den Strassen. K"ostliche Neunte Symphonie, Oh, Chor der schmetternden Trompeten! Oh, Urgebild der Phantasie… Es kracht dein Klang aus allen N"ahten! [17]17
Julie Schrader. Перевод стихотворения:
Рихард Вагнер зовется Мастером, Рихард Вагнер – герой, Рихард Вагнер – это клейстер, Который соединяет искусство. Моцарт – это чудный король, Князь князей с Олимпа, Он знал любви немало… От домохозяек до нимфы. Бетховен, о, Людвиг ван! Бог тебя тоже оставил нам в наследство… Твои песни раздаются В соборах и на улицах. Изысканная Девятая Симфония, О, хор швыряющих звуки труб! О, творение фантазии… Звук грохочет из всех швов (щелей, дыр).– Ну, как вам стихи? Все поняли? Красивые? – обратилась декламаторша к Владимиру Александровичу.
– Все понял, – подтвердил тот, широко улыбаясь. – Со стихами все ясно. Общие места До тошноты.
– Просто шедевр кича, – с наслаждением подтвердила Маня. – «Бетховен, о, Людвиг ван» – это же чудо что такое.
– И насчет звуков Девятой симфонии, которые из всех дыр грохочут… Тоже сильно сказано, – продолжил хозяин дворца.
– Все гладко, все зарифмованно. Попробуй скажи, что это не стихи! А – не стихи. Так, щелканье пустое. Души-то никакой нет. Мысли нет. Незамутненная спокойная самоуверенность. Блаженство идиота.
– Ваша правда. Со стихами все сразу понятно. А с живописью… Учите. Буду слушаться, – попросил Владимир Александрович.
Так и стала Лена его советником при покупке очередного живописного полотна. Сестры между собой называли собирателя коллекционером кича, хотя тот сориентировался довольно быстро и явных оплошностей больше не допускал.
Интересно, если показать ему то, что несет сейчас Лена за плечами, сообразил ли бы сразу, что почем? Ему пока масштабы подавай. Чтоб в глаза бросалось. Ничего, научится. А что если его пригласить в спонсоры? Может, сигнализацию оплатил бы? Хотя… Кто его знает… Пригласишь, а потом к рукам музей приберет. Алчность пределов не знает. Задумает – осуществит.
В лесу стало особенно темно. Луна скрылась за тучами. Лена замедлила шаг. Так она развилку, о которой Афанасия предупреждала, не разглядит. Надо было фонарик попросить. Как это они не додумались! Она попробовала было осветить путь с помощью телефона, но поняла, что видно все равно плохо, а батарейку она изведет в два счета и останется еще и без связи с внешним миром.
Что теперь делать? Куда брести?
Была бы она не одна, дошли бы, конечно, за разговорами. Сейчас ей настойчиво хотелось одного: улечься у какого-нибудь дерева и уснуть. Лена даже вспомнила, что в лесу ночью полагалось развести костер, чтобы отпугнуть диких зверей. Но с костром ничего бы не получилось: не было у нее с собой спичек, а даже если бы и были, не решилась бы она подвергать лес опасности после тех страшных летних пожаров, что испепеляли деревню за деревней.
«А как же дикие звери?» – подумалось ей.
И тут же другой голос утешил: «Откуда им тут взяться? Мы же не в сказке, а в настоящем. Не осталось диких зверей. Всех извели. До города-то всего ничего».
«Всего ничего, а сама не дошла», – возражала она себе.
Лена, словно против своей воли, сошла с дороги и сделала несколько осторожных шагов в глубь темного леса.
Утро вечера мудреней. Сейчас она переведет дух. Прикорнет тут немножко, вздремнет. А с рассветом спокойно дойдет до станции. Несколько часов ничего не меняют.
Она уселась под сосной. От теплого ствола шел запах смолы. Елена в который уже раз порадовалась пыльнику, платку и резиновым сапогам. Хороша бы она сейчас была в костюмчике своем!
Драгоценный рюкзак она поначалу поставила себе на колени, обняла руками. Так и сидела некоторое время, склонив на него голову.
Лес шумел. Иногда из глубины его доносились пугающие звуки. Казалось, что кто-то очень большой ходит между деревьями, под тяжестью великанских шагов хрустят сухие ветки. Лене чудилось чужое дыхание поблизости.