Шрифт:
Глава 1
В себя я приходила тяжело, проваливаясь в небытие и выныривая проблесками сознания в реальность. Мысли ворочались в голове с трудом, а воспоминания тягучей патокой смешивались со странными сновидениями. Сны накатывали яркими образами волшебных сказок, которые так любила читать в детстве, и перемежались с сюжетами фантастических фильмов.
Разве могло такое быть, чтобы в ладонях танцевало пламя не обжигая? С моим талантом влипать в неприятности, только огня в руках не хватало! Непременно что-нибудь спалю или ошпарюсь так, что волдыри неделю сходить будут. Даже в колледже, на выпускном экзамене, куратор
А вот на фабрике, куда я устроилась на практику, об этой моей особенности не подозревали. И результат не замедлил себя ожидать – угодила в больницу! В который уже раз! Только потолки в палате странные. И медперсонал – тоже, но ухаживают исправно: судно выносят, обтирают влажными тряпками, комнату проветривают и взбивают постель. А по вечерам одна сердобольная бабулька вслух читает. Правда, смысла ее историй не понимаю, слышу только голос, убаюкивающий и приятный.
Эх, видно, сильно на этот раз досталось! – припомнила, как в камере-смесителе для производства карамели что-то бабахнуло. – Ойкнуть не успела, как с аппарата сорвало крышку и кипящее содержимое выплеснулось наружу. Последняя мысль – что сейчас меня по уши зальет патокой, и я засахарюсь как конфетка. Каким только чудом выжила?
Я попробовала пошевелить пальцами на ногах – вроде слушались. Кожа не горела – тоже плюс, но усталость накатывала от малейшего усилия. Вновь провалилась в пустоту, а когда очнулась, в помещении было темно. Испугалась сначала, что зрение пострадало, но потом различила знакомый уже беленый потолок с деревянной балкой и железным крюком. К нему крепились ремни, с помощью которых медсестры меня приподнимали и ворочали с боку на бок.
Назойливая муха кружила надо мной и норовила сесть на лицо. Щекотно! Я поморщилась, чтобы ее согнать. Из-за мелкой жужжалки так засвербел кончик носа, что я чихнула и машинально потянулась его почесать. Однако рука плетью упала с кровати и сшибла книжку, которую бабулька читала вечером. Томик, лежащий на краю, соскользнул на пол с глухим стуком.
Встрепенувшись спросонок, сиделка с кряхтением полезла его доставать и наткнулась на мою свисающую ладонь. В испуге посмотрела на меня и, встретившись взглядом, охнула.
– Очнулась, дочка? Неужели господь услышал мои молитвы! Радость-то какая! – Схватив мою безвольную ладонь, женщина припала к ней губами и расплакалась, обращаясь ласково, как только мама называла, с ударением на первую букву. – Ярушка, ты ли это? Как себя чувствуешь? Что помнишь? Я уж и не чаяла до этой минуты дожить! Злопыхатели – ироды окаянные, все твердили, что ты оставила этот мир. А как оставила, коль сердце бьется? Если тело, как и положено, функционирует? Уж как я им говорила, что вернется наша звездочка ясная. А мне не верил никто! Лекари руками разводили. Тебя ведь даже маг Жизни осматривала и признала, что шансов нет. А ты возьми и выживи! То-то люди удивятся, когда моя княгинюшка в свет выйдет.
– Маг? – зацепилась я за странное слово, которое не ожидала услышать от бабульки. – Княгинюшка? Женщина, вы кто? – просипела не своим голосом.
– Матрена я, – опешив, ответила незнакомка. – Ярушка, неужели не признала? А имя свое хоть помнишь?
– Ярой, то есть Ярославой меня зовут. Это я помню и несчастный случай на фабрике – тоже. Кто-то еще пострадал? Что случилось, причины уже выяснили? А маме сообщили? Волнуется, наверное, за меня. Сколько дней я в больнице? – засыпала Матрену вопросами, вырывающимися из горла
– Ох, бедная девочка! – бабулька расстроилась. – Не знаю даже, с чего начать, чтобы ты с горя снова в беспамятство не отправилась. Столько всего за эти годы случилось, что и не перескажешь сразу. Матушки твоей уже седьмой год, как нет с нами. Не дождалась кровиночку! А батюшка жив-здоров, слава Богу! За границей проживать изволит, у пруссаков. Брат старший, Аркадий Елизарович, за дела общие с темниками в Сибирь сослан, там и живет с семьей. Велиславу замуж выдали за барона Пшеронского, так она с тех пор в столице не появлялась и даже весточки не прислала, о здоровье твоем не справилась. Разве так можно? Пшеронский знамо верность империи доказал верной службой. Чай не будет ему урону, если жена сестру больную навестит.
Известие о смерти мамы тугим спазмом сдавило грудную клетку. Однако по мере того, как Матрена перечисляла неизвестных родственников и сыпала фактами, от которых дергался глаз, у меня закрадывались сомнения, что женщина не в себе.
Пруссаки? Князья и бароны? Сослан в Сибирь? – полный бред для человека двадцать первого века.
– А мы где находимся? Год какой? – уточнила, чувствуя себя глупо.
– Так, в Суздали же, родовом имении Шумских! Его светлость Данияр Константинович приютил по доброй памяти, содержанием и должным уходом обеспечил. Ты поди и не узнаешь его при встрече, вырос за тринадцать лет, возмужал. Настоящий глава рода – наша гордость и опора!
– К-какие тринадцать лет? Какое имение? Почему Суздаль? – изумленно вытаращилась, стараясь отогнать от себя странные мысли, лезущие в голову.
Ведь, если на секундочку предположить, что она говорит правду, то я – это не я вовсе. Ну, бред же!
– Ох, Ярушка, так ведь еще твой дед, да пребудут с ним светлые силы и упокоят мятежную душу, Данияра наследником назначил. Не переживай, я обо всем тебе расскажу. Лучше ответь, как себя чувствуешь? Не желаешь ли чего? Может, целителя вызвать? Ночь на дворе, но, думаю, ради такого случая не осерчает, если его потревожим.
– Я в порядке, слабость только в теле и пить хочется, – пожаловалась, сглотнув вязкую слюну. – Не нужно никого будить, утром сообщите, кому следует.
– Бедненькая моя! – бабулька подскочила с места, метнулась к столу, засуетилась, гремя посудой. – На вот, испей отвару травяного. Он силы придает и успокаивает.
Сиделка помогла попить, сама я даже голову от подушки оторвать не сумела. Когда Матрена чуть приподняла меня над кроватью, и я увидела часть комнаты, то обомлела. Никакая это не больница! Стены оббиты шелком, арочное окно с витражами, тяжелые парчовые портьеры, мебель с патиной. И ни следа цивилизации, вроде электрических розеток или труб отопления. А еще я увидела собственное тело, накрытое покрывалом, исхудавшее и длинноногое.
– Можно мне зеркало? – только чудом не подавилась, приметив лишние сантиметры там, где их не было.
– Давай, я завтра принесу? – замялась Матрена. Вероятно, выглядела я неважно. – Утром мы с Лукерьей тебя обмоем в ванной, причешем, платье достанем любимое. Тогда и посмотришься. Сама понимаешь, столько лет в беспамятстве никого краше не сделают.
– Дело не в красоте! Я бы хотела взглянуть на себя. Матрена, пожалуйста! Очень прошу!
– Ну, коли просишь, так и быть, принесу. Обожди маленько! – эмоции бабулька не контролировала – все на лице отражались. Моя просьба ее удивила, хотя она старалась не подавать виду.