Шрифт:
ГЛАВА 1
– К пожизненному заключению в Хельере приговаривается…
Тяжелые, нагретые жарким солнцем железные кандалы на моих руках и ногах заставляли сутулиться. От усталости, голода и духоты мозг отказывался понимать происходящее. Мне бы немного прохладной воды, просто чтобы смочить губы!
Народу, собравшемуся на площади в полдень, было все равно. Они здесь для того, чтобы позабавиться. Наверное, в этих краях закованная цепями девушка с голодными глазами – не редкость, судя по тому что я успела увидеть за последние два дня, но разве могли они пропустить очередное шоу?
Я
Голос главы королевской стражи был усилен лишь особенностями голосовых связок, мужчина не кричал, но все люди, находившиеся даже на другом конце площади, наверняка всё слышали. Они ловили каждое его слово, открыв рты, только мне было все равно. Мне казалось, что я сплю, просто сон затянулся.
Два дня, проведенные словно в аду, две ужасные бессонные ночи… Нет, это все неправда, я просто сплю.
– …приговор вступает в силу с момента его оглашения, спорам и обжалованию не подлежит!
Сухощавая рука уже занесла деревянный молоточек над бронзовой пластиной, как вдруг из толпы вырвался мужчина: грязный, в лохмотьях, со спутанными темными волосами. Он бросился к возвышению, на котором стоял страж, и упал на колени.
Мысленно прокляла его. Задерживает только весь процесс! Отвели бы меня уже в камеру, или куда там следует, может, хоть там вода есть. Я нервно усмехнулась, и ссохшиеся губы треснули, от резкой боли из глаз брызнули слезы.
Два дня назад
Головой я треснулась знатно. Моя неуклюжесть – мое персональное проклятие. С трудом поднялась, от тошноты и головокружения перед глазами прыгали черные точки, несмотря на то что на улице стояла темнота.
Плохое самочувствие отошло на задний план, когда я осмотрелась. Вокруг меня стояли здания высотой в два этажа. Сложенные из грубо отесанного камня с черными дырами вместо окон. Подошва моих кроссовок прилипала к грязной, покрытой какой-то слизью дороге из брусчатки. Ни одного зеленого кустика, ни одного деревца. Я стояла посреди каких-то заброшек, а из-за отсутствия какого-либо искусственного освещения на небе без труда можно было разглядеть миллиарды ярких звезд. Такие большие… Я никогда еще не видела настолько крупных звезд.
Стоп. Не об этом нужно думать. А о том, как я, пересекая улицу, освещенную десятками фонарей и неоновых вывесок, споткнулась о собственную ногу и очутилась вот здесь. Я упала, больно ударилась головой… Я в коме?
В туманном сознании загнанной птицей отчаянно билась мысль, что происходящее вокруг вовсе не кома, а самая настоящая реальность. Сердце замерло в ужасе от осознания действительности…
Я умерла.
Я на самом деле умерла, и теперь черт знает где! Загробный мир мне представлялся иначе, и думала, что попаду в него не раньше чем лет через шестьдесят, но…
Я всегда знала, что моя долбанная привычка считать ворон посреди проезжей части до добра не доведет.
Впрочем, где бы я ни находилась – в коме, в чистилище, в аду или где-то еще – мне нужно было что-то делать. Нельзя стоять вот так и ждать чуда.
Ничего волшебного не произойдет.
Совсем рядом, за одним из домов, раздался жалобный протяжный вой. Если за мной пришел цербер, то, кажется, он слегка опоздал.
Становиться пищей для неизвестного мне чудовища не хотелось, я быстро оглянулась и, найдя путь к отступлению, бросилась назад. От охватившего меня ужаса едва слышала собственные мысли, и громкий топот наверняка разбудил половину жителей домов… Каких жителей? Ни в одном из окон нет стекол, не видно ни одной тени, или хоть какого-то намека на то, что здесь кто-то живет.
Резкий выброс адреналина в кровь помогал не разрыдаться. Я понимала, сначала нужно найти безопасное место, а потом хоть заревись.
Свернула в узкую арку между домами, впереди показалась распахнутая настежь дверь одного из зданий. А вой между тем становился все громче, я слышала за спиной хриплое дыхание животного. Оборачиваться, чтобы посмотреть, что это за создание, не стала, молнией влетела в распахнутые двери и, захлопнув их, прижалась к ним спиной.
Находиться в темном пыльном помещении было чуть менее страшно, чем на улице. Здесь меня хотя бы никто не сожрет. Эта мысль оборвалась, потому что с лестницы, ведущей на второй этаж, что-то грохнулось вниз и с писком бросилось на утек.
Крик застрял в горле, и на глаза навернулись слезы. Не знаю, где я, но очень хочется вырваться из этой западни. Если я потеряла сознание и лежу в больнице – доктора, милые, верните меня в реальность!
Я осела на грязный пол, поджала под себя ноги и, судорожно вытерев слезы, собрала волосы в пучок. С распущенной пышной гривой бегать вообще неудобно, а что-то мне подсказывало, что побегать придется.
Наручные часы на тонком белом ремешке, которые я носила на левом запястье, встали. Я давно не меняла батарейки, видимо им пришел конец, так что, сколько осталось часов до рассвета, мне было не узнать.
Разведать обстановку в здании даже не думала, я сидела, прижавшись спиной к двери, и боялась пошевелиться. Приходилось отсчитывать минуты мысленно, сбивалась, конечно, но счет помогал мне отвлечься.
Час… два… три.
По полу поползли тени, когда город окутал серый рассвет, и вскоре над зданиями небо стало светлеть. С последней исчезнувшей звездой, за которой я наблюдала сквозь оконный проем, поднялась и, осторожно приоткрыв дверь, выглянула на улицу.
Напрасно я считала, что в этом Создателем забытом месте никто не живет. По выщербленной дороге, медленно передвигая ноги, шла старушка. Седые волосы выбивались из под чепчика, и в целом она была одета странно – в какое-то бальное платье, только очень замызганное, а подол разорванный едва ли не в лохмотья. Лишь камни, россыпью украшающие декольте указывали на то, что этот наряд когда-то был праздничным.
Подойти к старушке, или нет – я решала очень долго. Прислушивалась к грохоту деревянного бочонка, который она тащила за собой волоком, повязав вокруг него толстую веревку. В конце концов, я решила, что стоит осмотреться еще и, когда бабуля с бочонком скрылась за поворотом, вышла из укрытия.
Даже не думала о том, как я одета, пока не встретила еще одну женщину. Она стояла у окна на первом этаже и, щурясь, всматривалась вдаль, туда, откуда восходит солнце. Ее одежда была такой же грязной, как и то бальное платье, но менее вычурным. Крестьянским, я бы сказала… Коричневая шерстяная ткань явно не для летних платьев, но женщину это, кажется, не заботило.