Хозяйственная история графини Ретель-Бор, или Непросто графством управлять
Шрифт:
В земной жизни в силу особенностей, к моему сожалению, я не могла носить длинные волосы. Они были у меня короткие, зато всегда ухоженные. И блондинкой я была. Полноватой.
И было мне тридцать девять лет.
А сейчас, в отражении на меня глядит девушка лет так двадцати – двадцати двух. Хрупкая на вид, нежная – похожа на эльфа. Но вот взгляд…
В моих новых необыкновенных глазах отражается ум, стойкость и несгибаемая воля. Эти качества были не свойственны той другой Изабель.
– Здравствуй, – шепчу своему отражению.
Не
Глава 3
Изабель Ретель-Бор
Спустя бесконечность в мою опочивальню и с моего разрешения входят трое мужчин.
Двое тащат гигантскую бочку с простынёй внутри. От вида этой ёмкости у меня глаза на лоб лезут.
Третий, молодой юноша небрежно волочит за собой лестницу, оставляя по полу царапины.
Меня это откровенно возмущает. Но я сдерживаю свой гнев.
Восседая в вонючей постели, вежливым тоном говорю:
– Молодой человек, как вам не стыдно портить эти великолепные полы. Если вам тяжело, то попросите, чтобы кто-то другой выполнил эту работу.
Мужчины оборачиваются на меня, затем с взрывным хохотом и грохотом опускают монстровскую бочку на пол.
Мне кажется, что от этого удара даже кровать подскочила, стены задрожали, а с потолка посыпалась вековая пыль.
Тем временем, парень вскидывает на меня жгучий и ненавистный взгляд, подхватывает лестницу повыше так, что ножки больше не касаются пола и, не говоря ни слова, с громким стуком ставит её подле бочки.
И как это понимать?
Совсем ещё пацан, а уже ненавидит графиню? Если так, то вопрос за что?
Изабель была набожной и кроткой девушкой. От её воспоминаний у меня аж зубы сводит. Серая и незаметная. Даже мышь и то имеет более яркий образ и насыщенную жизнь, чем моя предшественница. Мне откровенно жаль её – слабый дух не для этого времени, уж точно. А после пережитого – война, исчезновение супруга (жив ли он, мёртв ли, а то может и вовсе в плену…), выкидыш, голод в графстве, да ещё и прислуга нос задирает.
Без внутреннего стержня и железного характера, мягкотелым людям управлять графством невозможно.
За этими мыслями меня и застала Элен.
Вместе с ней снова заходят мужчины, затаскивая с собой тяжёлые вёдра с водой. От одних исходит жаркий пар, другие, значит, наполнены холодной водичкой.
После ухода мужчин, опустив вниз голову, словно за некую провинность меленькими шажками входят две девушки.
У них на руках лежат ткани.
Одна девушка кладёт на скамью серо-жёлтое полотно. Как я понимаю, это и есть… вздыхаю от жуткого слова, которое режет мне слух – утиральник. Сверху – брусок коричневого мыла.
Другая служанка держит стопку постельного белья. Тоже невзрачного цвета.
– Вот графинюшка, всё готово, – говорит Элен и забирает бельё у девушки.
Они остаются в спальне и чего-то ждут.
– Изабелюшка, что же вы ещё в постели? Али передумали мыться? Коли так, то я отпущу служанок. Работы у них навалом.
Это какой же работы? Платьями пол подметать?
Память Изабель подсказывает, что мыться самой – это не господское дело. Надо, чтобы служанки помогали. Причём мытьё такое – в грязной же ночнушке в бочку забираешься и окунаешься. Девушки из кувшинов водичкой голову польют, мылом немного волосы промоют и сполоснут.
На этом всё. Водные процедуры, так сказать, окончены.
Но мне такого не надо.
– Пусть идут. Я сама помоюсь, – заявляю категорично.
Девушки какие-то запуганные – плечики ссутулили, и головы ещё ниже опустили.
Нахмурилась и покосилась на Элен.
Воспоминания об этой женщине, пробуждают лишь тёплые чувства в моём сердце. Точнее, это была память и чувства Изабель.
И я не нахожу ничего такого в памяти своей предшественницы, что могло бы указывать на деспотичность Элен. Напротив, эта женщина была хоть и строга, но справедлива и учтива со всеми служанками.
Изабель иногда называла Элен мамушкой.
В общем, что-то мне подсказывает, дело тут не в Элен, а в управляющем.
Изабель его боялась. Даже я при вспоминании об этом человеке невольно вздрагиваю – остаточная память тела.
Но ничего, я разберусь с этим.
А пока – чистота, иди ко мне!
– Но графинюшка! Как же вы сами-то? – всплеском разводит руками Элен. – А ежели упадёте? Или утопните?
Начинается маразм.
– Элен, я не упаду и не утону, – отвечаю женщине немного раздражённо и говорю уже служанкам. – Девочки, идите, занимайтесь своей работой. Позже я со всеми…
Чуть не ляпнула «познакомлюсь».
Но вовремя прикусила язык и сказала:
– …поговорю.
Девушки делают небольшой поклон и шустро удаляются.
– Изабелюшка! – испуганно восклицает Элен. – Что ж ты задумала-то? Неужто Тинарий тебя околдовал?
– Мамушка, прошу, оставь меня, – проговариваю устало. – Я сама справлюсь. А перед тем как мыться, я хочу помолиться и поблагодарить Инмария, что спас мою жизнь и даровал второй шанс. Моё омовение – это своего рода дань уважения богу.
Элен от моей речи впадает в ступор, но тут же отмирает.
– Вы так давно не называли меня мамушкой.
Улыбаюсь ей самой доброй улыбкой.
Элен улыбается в ответ и интересуется:
– Омовение как дань уважения Инмарию?
– Именно, – киваю ей. – Каждое божье существо по утрам умывается – кошки, собаки, все животные и птицы, жучки и паучки, даже морские обитатели и те не пренебрегают чистотой. Я уже сказала тебе, милая моя Элен, моя мамушка, я переосмыслила свою жизнь. И на меня снизошло откровение.