Храм
Шрифт:
Десятник пожал плечами.
— Дикарские леса – не то место где бы я хотел прожить больше недели.
— Тогда можешь пойти в зал, и бить до утра поклоны Светоносцу. Вдруг Ведун оценит твои старания, и даже наградит за это, повесив разрисованную тряпочку на винтовку.
— Не передергивай, — предупредил Свист.
Скальник осекся, но потом сказал устало.
— Я по приказу Ореха тут вторую неделю дежурю. Устал, сил моих нет, чувствую, как все они на меня смотрят. И каждый говорит своим взглядом – что это, Скальник, ты не веришь в нашего бога? Меня тошнит уже, в лес хочу убежать.
— Скоро уже.
Свист искренне пожалел обычно сурового, и даже жестокого, Скальника. Хотел сказать что-нибудь подбадривающее, но не нашел слов.
— Пойду я, — Скальник невесело усмехнулся, — А то эти скоро поедят, снова помолятся, и пойдут шастать по Дому, ища кому бы песенки свои петь про Свет.
— Ты даже не поужинаешь? – спросил Свист, вспомнив, что собеседник так и не садился за стол.
— Да ну их! Утащу что-нибудь с кухни, и у себя перекушу. Бывай, десятник, и будь осторожнее.
Свист проводил понурую фигуру взглядом, и отправился к себе коротать ночь. Есть со всеми вместе ему тоже расхотелось.
На обратной дороге, идя к себе в комнату, на глаза ему попался пленный дикарь, усердно оттирающий ступени от грязи – жирной земли леса, принесенной сюда сапогами охотника. Раб был обнажен по пояс, одеждой ему служила лишь длинная набедренная повязка, да грязный клобук на голове, сработанный из дырявой мешковины.
Свист осторожно переступил мокрые ступени, стараясь не коснуться отрешенно трудящегося змеекпоклонника.
«Слабость наказуема», — вспомнил он слова Ореха, когда увидал багровые рубцы на тощей спине пленного. За дело били, или так, лишний раз напомнить, кто в Доме хозяин?
Засыпая в своей постели Свист все пытался понять: жалко ему рабов–дикарей, или скорее нет.
Проснулся он от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.
— Просыпайся! – хихикнул радостный Пластун.
— Привет.
Свист сел на кровати, и от души хлопнул по подставленной ладони – он был искренне рад видеть старого учителя.
— Одевайся, на дворе, поди, день–деньской.
Пластун застелил сундук белым полотном, и принялся выставлять на импровизированный стол нехитрую закуску.
— Позавтракаем? – звенел кружками охотник.
— А то! Только сбегаю умоюсь.
После они неторопливо разговаривали, попутно уничтожая содержимое алюминиевых мисок.
— Где был?
— Мерцала ходил искать, но застрял в норе. Дожди эти долину перекрыли надежнее любых запоров. А у вас тут, что?
— Да все хорошо, хвала Свету. Готовим наших к войне.
— Как?
— Зал для тренировок отвели на втором ярусе, ну тот, который всегда захламленным был до самого потолка. Ведун и я стараемся воспитать в людях мужество и веру в победу.
— Как бы не переусердствовать, — невзначай обронил Свист.
— Ты слишком много времени проводишь с Орехом и Скальником, — усмехнувшись, парировал Пластун. – Они мешают тебе увидеть истину.
— Ты только Ведуну и пресветлой троице, пожалуйста, этого не говори, а то мало ли, что они за такую ересь захотят сделать с ними, — почти в шутку сказал Свист.
— Ты говоришь так, словно вера в Пресветлого несет нам зло, — тон старшего охотника все еще был дружелюбным.
— А есть и что-то хорошее?
— Ну как сказать, — он сбил шапку на затылок. – С того момента, как Ведун стал нести людям Свет, ни одного самоубийства в Доме не случилось. Люди перестали бояться мира, что нас окружает. Ну, если и не перестали, то, во всяком случае, теперь у нас есть то, что позволяет справляться со страхом. Они нашли опору в жизни.
Свист напряг память, и пришел к выводу, что бывший наставник прав, давненько уже никого из петли не вынимали.
— Люди сплотились вокруг идеи, а это куда важнее. Мы стали терпимее друг к другу, даже свободнее.
Свист кивнул, больше для проформы, нежели действительно соглашаясь.
— Но про Скальника ты все-таки не говори, — охотник решил перевести разговор в шутку.
— Не буду, — улыбнулся Пластун. – Хотя что ему сделается? Никто его и пальцем не тронет.
— Ты уверен?
— Конечно! Все мы, даже неверующие – братья в Свете, и негоже братьям таить злобу друг на друга.
— Я думаю, он обрадуется такой мысли.
— Это точно, а то бродит по Дому, сычом зыркает, да людей сторонится.
— Наверное, у него есть на то причины.
— Что взять с заблудшего в тенях неверия?
Свист почему-то вспомнил раба, драящего пол.
— Дикари хорошо работают?
— Да! – оживился Пластун. – Сообразительные оказались еретики, и не ленивые. Видать, Великий Жрец их тоже перинами не больно-то баловал. После похода, да благословит его Свет, у нас будет много рабов, так что народу света и вовсе не придется руки марать.
Прелести использования запуганных дикарей Свист уже успел почувствовать, но впечатлениями своими делиться не стал.
— Пойду я, — Пластун встал, — есть еще дела, а ты к обеденной молитве приходи – очисть душу.
Свист отмолчался, а старый хитрец не стал добиваться ответа и вышел, оставив бывшего подопечного наедине с собой.
Он устроился возле окна, наблюдая за залом. Люди ели, молились, слушали проповеди и снова ели. Десятник поглядел на жаровню, что безраздельно властвовала над залом. У черных опор реликвии, что больше смахивали на уродливые конечности гигантского насекомого, кучей были свалены цветы, оружие, пайки с едой и самодельные украшения. Люди старались задобрить огнеликого посредника между ними и Светонсцем – подходили по одному, с опаской поглядывая на застывшего изваянием паладина с обнаженным клинком в руке. Кто-нибудь из пресветлой троицы всегда находился подле Жаровни.