Хранитель древностей.Дилогия
Шрифт:
— Здорово, — сказал директор, вставая и подходя к Кларе. — Вот уж чего не ожидал. Да в конце концов питаете вы к нему хоть какие-нибудь чувства? Ну хоть дружеские, что ли?
Теперь они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Очень редко люди разговаривают так пристально.
— Ну зачем вы спрашиваете? — ответила она мучаясь. — Вы же…
— Значит, пусть сидит, так лучше? — крикнул директор в запале.
Она вздохнула, но глаз не отвела. Ее мутил и мучил этот разговор, но она понимала: от него не уйдешь.
— Да нет, конечно, хуже. Но что для человека лучше, что хуже — только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.
— Так, —
— Не знаю, — она вздохнула. — Не знаю, Степан Митрофанович, да, может, ничего и не будет, может, все обойдется.
Директор покачал головой.
— Нет.
— Тогда, может, уволить Корнилова?
— Уже думал, нельзя, — вздохнул директор. — В том-то и дело, что уже ничего нельзя. Два дня тому назад мне звонил Мирошников — Корнилова не увольнять, с места не трогать, раскопки вести. Это без всякого повода с моей стороны. А почему, говорит, не увольнять, — ты сам должен понять. Вот и весь разговор. Я понял…
— Лучше всего, если вы не пойдете к директору, — сказала Клара. — Он, по-моему, что-то очень не в духе. Я говорила с ним.
— Это да, — согласился Зыбин. — Конечно, ему сейчас ничего не мило. Заметили, как он бросил эти корочки на стол? Не заметили? Ну ладно — пережду! Слушайте, Кларочка, мне нужна будет ваша помощь. Безотлагательно. Больше взять некого.
— Поедем куда-нибудь? — спросила Клара.
— Да, поедем, — ответил Зыбин беззаботно. — Тут недалеко, часа полтора. Дойдем до реки Или, выкупаемся, полежим на камушках, прогуляемся по течению верст пять-шесть, потом я останусь, а вы вернетесь. Вот и все. Клара молча поглядела на него.
— Ну, прогуляемся, покупаемся, встретимся с рыбаками, у костра посидим, уху сварим, — пояснил он. — Там у рыбаков маринка есть. Целый рыболовецкий колхоз. «Первое мая». Только отойдешь от станции, и тони, тони. Там у меня шофер знакомый. Савельев. Ну как, поехали?
— Сегодня? — спросила Клара.
— Ну вот, сегодня, — возмутился он. — Что вы такое говорите! Завтра, завтра с утра, так часиков с пяти. Хорошо? Я вам позвоню, а вы выйдете к фонтану.
— Хорошо, — ответила Клара. — Завтра утром в пять у фонтана. Вы мне позвоните, а я выйду. Хорошо.
Вид у нее был очень утомленный.
После этого он сразу стал собираться. Был еще только полдень, и он с дачным чемоданчиком ходил по магазинам и закупал. Купил бутылку водки себе, купил бутылку рислинга Кларе, купил термос, полкило колбасы одной, полкило колбасы другой. Уже вышел из магазина, но вдруг что-то вспомнил или придумал, возвратился и взял еще целый литр водки. Потом с сумкой он вернулся в музей и полез на чердак. Под старой балкой хранилась у него одна штуковина. Была эта штуковина обернута в промасленную холстину, помещалась на ладони и отливала синей вороненой сталью — увесистая, таинственная и страшная штуковина, которую нельзя было показать никому, даже Кларе. Он наткнулся на нее еще весной, когда осматривал чердак. За самой верхней балкой была проволокой примотана к потолку холстина, а в ней бельгийский браунинг и две коробки патронов к нему, офицерская сумка с биноклем, компас, карта-трехверстка, зажигалка, морской кортик и записная книжка «Врач» (издание доктора Окса). Книжка оказалась совершенно чистой, только на первой странице были какие-то прописи. Зыбин все оставил как есть, а браунинг с патронами снял и перепрятал. Он и сам не знал, почему он сразу не отнес находку директору. Но не отнес, а оставил на чердаке, там же, и теперь каждый месяц снимал, развертывал, осматривал, смазывал и клал обратно. Сейчас он достал браунинг, осмотрел и опустил в задний карман брюк.
— Надо будет еще взглянуть на карту, — подумал он. — Хотя ведь будем идти прямо по промыслам.
Он сошел вниз и пошел по залам музея. «Но и курганы надо будет тоже учитывать, — соображал он. — Может быть, прихватить с собой саперную лопатку? Есть, кажется, у директора парочка их. Только вот таскаться с ними… Ладно, обойдусь».
Он зашел в караульное помещение и засунул сумку с провизией в шкаф. Казах-караульщик спал на топчане спиной к нему прямо на голых досках, только под голову положил тюбетейку. «И куда это он дрыхнет? — подумал Зыбин. — И днем спит, и ночью спит, и еще в выходной приходит из дома спать». Он усмехнулся и вышел на широкие ступеньки храма. До двух часов еще оставалась бездна времени, и он не знал, куда его девать. И тут к нему подошел человек в форме. Тот самый человек с ласковыми глазами, тихим голосом, что еще час назад приходил забирать диадему как вещественное доказательство, чтоб приобщить к чему-то, составленному на кого-то. Тот самый, который любил говорить: «Указ от седьмого восьмого — общественная собственность священна и неприкосновенна, десять лет тайги и пять поражения».
И всегда вырастал почти физически, когда произносил эту священную формулу.
— Георгий Николаевич, — сказал этот человек. — Вас просил зайти начальник всего минут на десять — пятнадцать. Я тут с машиной.
«А браунинг? — быстро и остро подумалось Зыбину. — Зайти к Кларе и сунуть в шкаф, а что она тогда подумает? Да и не пустит меня эта анафема».
— Ну что ж, пойдемте, — легко согласился он. — На полчаса я могу.
Он всегда был немного фаталистом.
Провожатый велел обождать в коридоре, а сам зашел в кабинет, да почти сейчас же и вышел.
— Вас позовут, — сказал он, — подождите.
Зыбин посмотрел на дверь. Была она высокая, непроницаемая, обитая черной клеенкой.
Зато коридор был уже безо всяких затей — голые стены. И ни скамейки, ни стула. Здесь ждут стоя, понял он. Но ждать ему пришлось всего минут пять. Приотворилась дверь, и его позвали. Он вошел. Кабинет оказался большой уютной комнатой с большими окнами, распахнутыми прямо в аллею тополей. Всю стену занимала карта мира. Под картой стояло несколько мягких стульев в белых чехлах, и в самом углу у двери примостился маленький светлый столик. Такие стоят в уличных кафе. Зато письменный стол около господствовал над всем. Это было огромное чудовище — с зеленым сукном, мощными тумбочками, тяжелым бронзовым прибором и подковкой для ручек. За столом этим сидел душка-военный — полный, седой, розовый, благодушный, с каким-то очень почтенным значком на груди. Перед ним на листе бумаги лежали желтые кружки.
Сбоку стоял высокий чернявый человек с великолепным блестящим пробором. Оба смотрели на Зыбина и улыбались.
— А, товарищ ученый, — радостно сказал военный (чернявый был в штатском), — ждем, ждем! Ну-ка, как вам понравятся наши грошики? Товарищ Зеленый, продемонстрируйте.
Штатский слегка передвинул лист по столу.
Зыбин взял кружочки, посмотрел, повертел, попробовал на зуб и сказал:
— Это что же? От зубных врачей?
Начальник взглянул на чернявого. Чернявый оскалился (показались узорчатые порченые зубы).