Хранитель планеты
Шрифт:
– «Как стало известно в советских информационных кругах, вчера на территории Японии, в городе Токио, обнаружены трое советских граждан: Борис Быстров, Екатерина Тимошина и Виталий Скворцов, причем первые двое являются несовершеннолетними. ТАСС уполномочен заявить, что указанные лица попали в Японию без ведома соответствующих советских органов, следовательно, противозаконным путем. Советские органы ведут расследование. ТАСС категорически опровергает слухи, что указанные лица имеют отношение к советской космической программе, и требует немедленного возвращения советских граждан на Родину».
Наступила
– Наше посольство считает, что притязания пионера Быстрова на хранение планеты являются надуманными и беспочвенными. Перед нами несовершеннолетний авантюрист!
Меня прямо подкинуло на стуле! Рука сама в карман полезла за дудочкой. Сейчас заброшу Бубликова на Луну! Будет знать, какой я авантюрист!
Не успел я ничего сделать, как Катька хватает микрофон и кричит на Бубликова:
– Как вы смеете! Нам Марцеллий яичницу жарил! Яичница тоже, по-вашему, надуманная? А мы ее ели! Вот! Бепс правду говорил, а ему никто не верил. Ни школа наша, ни ваш ТАСС!.. Бепс, докажи им!
– Ладно, – говорю. – Сейчас узнают… Подойдите ко мне, пожалуйста, – это я Бубликову.
Тот подходит к самой сцене, но с опаской. Я поднимаюсь из-за стола, подхожу к Бубликову, смотрю на него со сцены сверху вниз. Потом дудочку достаю, обернутую в Катькину записку с координатами разных городов.
– Видели? – говорю. – Сейчас будет фокус-мокус.
Набираю я на дудочке координаты города Москвы, приставляю кончик ко лбу Бубликова и задаю радиус – два метра, хотя Бубликов и до ста восьмидесяти не дотягивает.
Бубликов застыл, как кролик, смотрит на меня снизу.
– Ты чего это… – бормочет.
Я отскочил от него подальше, чтобы тоже не улететь, да как свистну в дудочку!
Шар-рах!
Был Бубликов – и нет его! В полу дыра, из сцены полукруглый кусок вырезан. Края слегка оплавлены и легкий дымок.
В зале – мертвая тишина. Все смотрят на то место, где только что стоял Бубликов. А ведущий, заикаясь, по-японски спрашивает:
– Где… Бубликов-сан?
– Бубликов-сан в Москве, – говорю я, пряча дудочку и возвращаюсь на свое место.
Да, это было эффектно, я вам скажу!.. Ползала журналистов, как корова языком слизнула. Побежали куда-то, топоча башмаками.
Потом я понял, что они торопились сообщения передать в свои газеты. Другая половина дыру фотографирует.
Обо мне даже забыли.
Вдруг вскакивает Панасоник и давай орать:
– Видели?! Все видели?! Вот так он и меня в Японию угнал! Требую отобрать у него оружие! А также прошу политического убежища, потому что возвращаться домой после заявления ТАСС я стремничаю!
Пока японцы переваривали слово «стремничаю», которое означало в данном случае «опасаюсь», Панасоник ко мне подбежал, кулаками размахивает.
Я быстренько навел на него дудочку, зафиксировал центр шара, отпрыгнул и – снова свистнул!
Панасоник тоже в Москве оказался. Будет знать, как предавать Родину. На полу сцены еще одна дыра образовалась. Сильно я им зал для пресс-конференций попортил.
– Ну, кто еще хочет?! – заорал я, размахивая дудочкой, как пистолетом.
Главный японец ручки сложил, умоляет:
– Бабася-сан, успокойтесь! Сядьте на место, я вас прошу.
– Кончай, Бепс, – тихо сказала Тимошина. – Разошелся.
Мне сразу стыдно стало. Веду себя, будто я из самого Центра Вселенной. Такого себе даже Марцеллий не позволял.
Я занял свое место. Японец успокоил журналистов. Пресс-конференция дальше потекла. Дыры в полу прикрыли пластиком.
Поднимается женщина. Говорит, что она из итальянского телевидения и очень хотела бы знать, каким образом я собираюсь хранить планету? Что входит в мои функции?
Вот и дождался я этого вопроса. Больше всего боялся. Думал, проскочит. Но отвертеться не удалось.
В зале опять все притихли. Я на микрофон смотрю. Микрофон молчит.
– Понимаете, – говорю. – Я как раз над этим и думал.
– Вот как? – она удивилась. – У нас, например, когда назначают людей на должность, дают инструкции. Или работник сам вырабатывает свою программу. А у вас?
– И я сам вырабатываю, – сказал я. – Я ее обязательно выработаю, вы не волнуйтесь. Планете плохо не будет. Только вы верьте мне, пожалуйста. Если верить не будете, то я с работой не справлюсь. Когда люди друг другу верят, они дружить могут. Вот как мы с Катюшей. А Панасонику я не верю, так я с ним и не дружу… Вообще, вы знаете, для меня это работа новая. Планету хранить… Но она и для всех новая. Мы раньше-то ее не очень хранили. А теперь видим – от нее рожки да ножки остались. Надо беречь… Надо потихоньку к свету стремиться, как в Центре, у Марцеллия. Хватит про себя только думать, надо и про зверей, и про птиц. Мы ведь летим куда-то. Некоторые думают, что никуда. Просто в пустоту. А мне больше нравится, если к цели. Вот я вам и говорю как Хранитель – давайте лететь к свету!
– И к любви! – это Катюша как крикнет! Не ожидал от нее.
Корреспонденты вспышками засверкали.
Аплодируют.
Я вдруг почувствовал, что устал страшно. Будто мешки с ватой грузил. И сам стал ватный.
– Пресс-конференция объявляется закрытой, – сказал японец. – Хранителю планеты необходимо отдохнуть.
Глава 15. ЗАМАНЧИВЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
На следующее утро Тэйко-сан опять появилась с пачкой газет – не только японских, но и наших.
– Бабася-сан, почитайте «Известия», – говорит.
Я раскрыл «Известия» за вчерашнее число, а там на второй странице, в полный рост – «Заявление ТАСС», что вчера Бубликов читал, комментарии специального корреспондента Японии, а чуть ниже – письмо моей мамы в редакцию! Так и подписано «С. Быстрова».
Я, конечно, сразу же на мамино письмо накинулся, читаю. А в письме написано, что ее сын, Борис Быстров, то есть я, в последнее время страдал нервным расстройством. И даже были случаи психических припадков. Ну, заскоки, понимаете? Мама не сомневается, что, пользуясь этим, реакционные силы вывезли ее сына в Японию. И Катю Тимошину прихватили. Мама выражала протест и требовала вернуть сына на Родину.