Хранитель вселенной. Одобренный брак
Шрифт:
Ки’Айли с сомнением в глазах встала. Подумала, что, может, не стоит уходить даже на час... «Червяк» в груди недовольно заворочался и обхватил хвостом ее печень, чуть-чуть сжал. Тошнота снова подкатила к горлу.
— Я... я вернусь. В любом случае, — сказала она, и сделала шаг в другой мир.
***
— Эл’Боурн, я... — начала она, а все тело и часть души облегченно выдохнули, расслабились. Комфорт. Спокойствие. Легкость. Слияние. Никуда не нужно спешить, не нужно бороться. Опереться на его земную твердую силу, ощущать его чувства. Расслабиться. Отдаться этому.
Нет! О Господи, что делает с ней этот Одобренный брак!?
Он кинулся к ней, поднял и с нервной силой прижал к себе, провоцируя обвить его ногами и руками.
— Эл’Боурн, я... — снова начала Ки’Айли.
— Не сейчас, Киа! Пожалуйста, не сейчас... Ты здесь, этого достаточно... — Элб жадно прижал ее голову к себе, исступленно пробежал рукой по спине, словно не верил своему счастью, что она снова здесь, с ним. И она ощущала его радостное, безумное, полное боли смятение. — Я не могу без тебя дышать... Я... умираю без тебя... Пожалуйста, Киа, все потом...
Отчаянно он впился губами в ее губы, и как всегда между ними не было границ. Вот он — Одобренный брак. Когда двое становятся одним целым, хотят они этого или нет. Вернее, их тела и части их душ сливаются — что бы ни думала об этом большая часть души. А то, что действует на тело, бывает таким могущественным... Слишком могущественным.
Ки’Айли могла бы устоять перед его напором. Но она не в силах была устоять перед его болью, которая становилась ее собственной, перед его жадным обретением, перед... перед тем удушьем, что кольцом сжимало ее, стоило лишь подумать о расставании с Элбом.
Она так и не смогла толком поговорить с Элбом о будущем. Больше суток их изможденные разлукой и сомнениями чувства бешено обретали недостающее, жадно возвращали свой утерянный комфорт, бесконтрольно, неуправляемо...
— Ты снова к нему? — спросил он, когда Ки’Айли нашла в себе силы попробовать разлуку снова.
— Ты знаешь, — кивнула она.
— Тебе совсем не жалко меня? — внимательно изучая ее, спросил Эл’Боурн. Он сидел на краешке кровати, опершись локтями на колени.
— Ты знаешь мои чувства, — бросив на него пронзительный взгляд, ответила Ки’Айли. — И знаешь, что жалко. Мне не жаль лишь одного... вернее, лишь одну... Древнюю. Что не дождалась, поверила в смерть любимого. И испортила жизнь сразу трем людям.
— О, Бог мой! Ки’Айли... — Эл’Боурн уперся лбом в кулак. — Никто не виноват в этом... Просто теперь все так, как есть. А ты... борешься. И это убивает нас. Думаешь, я не хотел бы просто отпустить тебя?! Думаешь, мне нравится быть третьим?! Это ведь и унизительно, в конце-то концов!.. Если бы я мог..! Но в том и беда, что не могу.
— Я знаю, Элб, — спокойно кивнула она. — А я не могу не бороться. Что иначе? Сдаться? Умереть? Хотя ты прав. Как раз смерть решит все проблемы.
— Не говори так! — Эл’Боурн схватил ее за руку и развернул к себе. — Иди к нему, будь с ним! Мучай меня! Только не говори так!
Ки’Айли аккуратно отняла руку и пошла. Потом не выдержала — вернулась к мужу, обняла его темноволосую голову, прижала к себе.
— Я... Ты знаешь, Элб... Все знаешь. Я люблю и тебя. Просто...
— Просто, я — если не он. А он — всегда, что бы ни происходило, — горько, с долей злости сказал Эл’Боурн. Но тут же с отчаянной страстью обнял ее. — Я так тебя люблю, Киа... Так люблю. Поэтому иди... Если тебе это нужно.
***
На самом деле почти ничего не изменилось. Спустя семь дней после происшествия Карина стояла у зеркала и вдруг подумала... Странно, говорят, от подобного сходят с ума, получают невосполнимую психологическую травму, навсегда теряют доверие к противоположному полу, впадают в неконтролируемые состояния... Да много что еще. Об этом она читала, видела в фильмах. А она вот совершенно нормальная, словно ничего не произошло. С ней все в сущности нормально. Она ничего не чувствует на этот счет, да и Артура не боится...
Да и чего ей бояться или переживать? Она ведь почти ничего не помнит. Отрывочные детали все больше стирались из памяти. И постепенно осталось лишь чистое знание, факт: однажды ее бывший парень ее изнасиловал. Все. Ни деталей, ни картинок, ни переживаний на этот счет. Голый спокойный факт. Даже гибель Земли она помнила лучше.
Только вот взгляд на себя со стороны стал совсем привычным. Но после гибели Земли было то же самое, да и потом много раз повторялось. Немного противно, словно не живешь свою жизнь, а наблюдаешь за собой. Но, может, оно и к лучшему.
А легкого чувства удушья, что появлялось, стоило на горизонте возникнуть Артуру, и волнения при его приближении она просто не замечала. Да и зачем?
Ничего не изменилось. Она ходила в «Голос жизни», общалась с друзьями. Даже получала некоторое удовольствие от работы и общения с близкими людьми. С Артуром общалась ровно, не отдаляясь.
А вот он эти дни ходил как побитая собака. И этим бесил ее, но она давила в себе раздражение, заменяя его жалостью и пониманием. Но иногда... Ну почему нужно постоянно вести себя, как пес, ожидающий пинка от хозяина? Неужели нельзя просто сделать вид, что ничего не было, а не мучиться совестью и мучить ее этим? Ведь ясно, что в сущности он-то ни в чем не виноват. Только она. Да и планет Артур не уничтожал. Так только, чуть не прибил случайно одну вполне заслужившую это девчонку....
И все же его присутствие напоминало, что в ее жизни было еще кое-что костоломное — плюс к гибели планеты, осознанию насчет Рональда, плюс ко всему остальному. Напоминало, что с ней не просто что-то не так — всегда было — но еще и о том, что она испорченная, другая навсегда.
И на фоне этих редких вспышек неприятия вдруг вспоминалась безбрежная нежность Рональда. Его невообразимо бережное отношение. Эта бархатная бездна, которой она уже больше не увидит... И от этого она чувствовала саднящую боль. А в голову вдруг лезли мысли, что Древний, обладающий такой бездонной мудростью и невероятной нежностью не мог сделать того, что сделал...
Что-то в ней сдвинулось на этот счет. Какие-то искры начали мелькать, как вспышки, словно высвечивая детали, что Суд был не прав. Не факты, не логические доводы, а мелкие вспышки осознаний и подозрений.
Она снова начала ходить в информационный центр. Там тоже ничего не менялось. Какие бы исследования ни проводили тайванцы, высокая фигура в черном все так же стояла на корабле и отдавала приказ выбросить снаряд смерти... Карина смотрела, вздыхала. Но больше не давила в себе сумасшедшую надежду. Просто не могла ее больше давить. Подавить ее означало добить себя полностью, лишить последней искры жизни. Может быть, поэтому однажды в ней что-то щелкнуло, и она пошла к Кеурро поговорить лично.