Хранители равновесия. Дилогия
Шрифт:
– А я должен бояться?
– с иронией осведомился Грива.
– Тогда попробуй меня напугать. Говорят, ты умеешь превращаться в леопарда? Я бы посмотрел на это. Вдруг испугаюсь?
– А если я превращу в леопарда тебя?
– с отчетливой угрозой спросил шаман.
– Не думаю, что у тебя получится.
Шаман некоторое время размышлял, потом кивнул.
– Да, - согласился он.
– Не получится. Ведь ты - сын шакала.
– И добавил на языке Единства: - Забавно. Впервые вижу шакала, который не боится леопарда.
– Ты меня ни с кем не спутал?
– тоже на языке Единства
– Пытаешься меня обмануть!
– Шаман захихикал.
– Я вижу на тебе знак пожирателя мертвецов. Или твой покровитель - лысоголовый стервятник?
– Скорее уж твой, а не мой, - возразил Артем.
Шаман опять захихикал. Потом резко оборвал смех.
– Ослабьте ему путы на ногах, - скомандовал он своим размалеванным воинам. И Гриве: - Сейчас, шакал, я тебе кое-что покажу.
Но превращаться в леопарда шаман не стал. Взял свой посох-дубинку и зашагал вверх по склону.
Гриву прижали к земле, развязали ему ноги, а потом снова спутали, но уже так, что он мог делать короткие шажки. А чтобы он и не пробовал удирать или драться, на шею Артему надели ременную петлю с поводком.
«Боятся, черти, - подумал Грива.
– Но это скорее минус, чем плюс».
В пещере было сыро, но довольно тепло. Градусов двадцать. Причина столь высокой для подземелья температуры выяснилась чуть позже, когда они вышли к подземному озеру. Грива видел немало подземных озер, и все они были довольно похожи: спокойная водная гладь, подернутая пленкой каменной соли. Это было другим. Оно бурлило, пузырилось и исходило паром. Надо полагать, на дне его били горячие источники.
Компания, состоящая из шамана, Гривы и шестерых аборигенов (двое несли на головах вместительные корзины), прошла вдоль берега, усыпанного острыми камнями, потом вниз, по руслу небольшой речки, бравшей в озере начало, и, наконец, нырнула в очередную подземную нору. У норы оказался отнорок, вход в который был закрыт здоровенной каменюкой.
По команде шамана четверо аборигенов, поднатужившись, отодвинули каменюку.
В отнорке воняло нечистотами и диким зверем. Но внутри находился не зверь.
Человек.
Женщина.
Неандерталка.
Грива был изумлен. Вот уж кого он ожидал увидеть меньше всего.
Выглядела неандерталка паршиво. Вероятно, держали ее здесь довольно долго. И на руках у нее был ребенок.
Шаман шагнул к ней.
Неандерталка отодвинулась, заворчала, как зверь, оскалилась.
Грива ощущал ее ужас. Но и готовность драться за свое дитя - тоже.
– Еда, - сказал шаман на языке Единства.
Один из аборигенов поставил на пол корзинку. У входа. Подальше от неандерталки, рядом с небольшим, наполненным водой углублением в полу. Остальные тем временем замерли в боевой готовности, направив на женщину копья. Они тоже боялись, очень боялись... Но Грива видел, что своего шамана они боятся больше, чем пленницу.
Обошлось без драки.
Компания покинула пещеру, камень водрузили на место.
– Видел?
– спросил шаман.
– Она не смеет больше повелевать. А ребенка видел? Это мой!
– В голосе шамана звучало ликование.
– Ну и что?
– спросил Грива.
– Ты... Ты не трепещешь?
– С чего вдруг?
Шаман не ответил. Сделал знак своим, и Гриву погнали дальше.
Следующий отнорок. Аборигены отволокли еще один камень. Здесь тоже попахивало, но внутри было пусто. Гриву сильным толчком бросили внутрь. Он не удержался на ногах, упал.
– Твое, - сказал шаман, глядя на него сверху вниз. И его подчиненные взялись за каменную глыбу.
– Эй! Хоть развяжите!
– крикнул Грива. Никто не отреагировал. Свет факелов померк. Каменюка встала на место. Камера закрыта.
Следующий час ушел на то, чтобы перетереть ремни. Когда кровообращение более или менее восстановилось, Артем обследовал свое узлище. Оно было довольно просторным и неплохо вентилируемым. Дальний угол, судя по запаху, использовался как отхожее место. Воды было вдоволь - посреди «камеры» была естественная чаша, в которую капало с потолка, надо полагать, уже не одну тысячу лет. Вода была теплая. Еще в камере обнаружилась корзина с едой. И плохо выделанная шкура. Надо полагать, подстилка. Могло быть и хуже. Но могло быть и лучше. Намного. Это ж надо: его, владеющего воинскими искусствами, до которых этой первобытной цивилизации надо эволюционировать десятки тысяч лет, скрутили и посадили «под замок» какие-то дикари. Обидно, однако.
Грива подошел к каменюке, запиравшей выход, поднатужился... И сразу понял, что она ему не по силам. Вот если бы какой-нибудь рычаг... Артем обшарил свою «камеру», но ничего подходящего не нашел. Вспомнилась пещерка, в которую его заточили во время «инициации». Может, и тут есть какой-нибудь потайной выход? Нет, вряд ли. Кстати, об «инициации»! А если подключить свои недавно обретенные и слабоуправляемые способности?
Грива сосредоточился... Но то ли способности эти куда-то всосались, то ли Артем просто не умел ими пользоваться. Ни почувствовать, ни «услышать» что-либо сверхъестественное Артему не удалось. Да и что у него в активе? «Универсальный лингвист». Повышенная эмпатия. И та фигня, которая, возможно, стала причиной смерти Шадаквы. Огонь...
Может, он сработает и против здешнего шамана? Интересный, однако, персонаж. Однозначно не местный. Откуда взялся? Тоже издалека? Выходит, в этом мире имеется место, где штампуют таких вот экстрасенсов. Хороших парней - для белых. Плохих - для черных... Нет, это бред какой-то. А огонь... А был ли этот огонь? Кто знает, какой дрянью его тогда опоили? И сколько времени потребовалось организму Артема, чтобы от нее избавиться? Где грань между иллюзией и реальностью? Не в общефилософском смысле, а в данном конкретном случае...
Не добившись толку от разума, Артем решил нагрузить тело и пару часов изнурял его боевыми комплексами из богатого арсенала ушу и дзю-дзютцу. Устал. Но почувствовал себя намного лучше. И «привел в порядок» свою каменную нору. Духи подземелий и загубленных жертв канули в небытие, вытесненные могучей жизненной силой Гривы. Теперь это была его территория. Знакомое пространство, в котором Артем чувствовал себя вполне уверенно. Даже в темноте. Это будет очень полезно, если придется драться. Обретший внутреннее равновесие Артем улегся спать уже на «своей земле». И даже шкура, служившая ему постелью, казалось, воняла уже не так сильно.