Хранительница. Памятью проклятые
Шрифт:
— В экстрасенсов не верю, но посмотрела всего Мерлина и Даже Игру престолов. И Сверхъестественное, — припомнив, сколько сериалов и просто фильм подобного рода я смотрела, решила дальше не перечислять. И этого хватит. — Но в магию не верю.
— Хорошо, тогда просто сделай то, что я прошу.
В комнату вернулась Кристина и два не внушающих доверия типа.
Богдан нес старый, но хорошо сохранившийся поднос, заставленный чашками. Вазочка с вареньем, печенье и сахарница расположились на втором подносе, поменьше, что
— Чай! — радостно оповестила девушка, взглядом велев Глебу переставить низкий кофейный столик, зачем-то стоявший у окна, к дивану.
Тот повиновался, что лично меня удивило. Удивленная такая здесь была я одна. Все остальные относительную покорность и исполнительность психа воспринимали как должное.
Столик поставили прямо передо мной. Разнокалиберные чашки, заполненные чаем, быстро разбрелись по хозяевам. Они не входили в один сервиз, и каждый выбирал ту, что ему больше нравилась. Мне досталась большая, какая-то мужская кружка с самодовольной жабой, перекусившей посередине стрелу. О том, что чай подавать таким образом неприлично, я почему-то не вспомнила, а чашку с жабой, которую мне с самой мерзкой улыбочкой предложил Глеб, демонстративно обменяла на его кружку, с несерьезными цветочками.
На борьбу за последние оставшиеся на подносе цветочки все смотрели с молчаливым интересом.
Псих, когда я подменила кружку, уставился на меня примерно с тем же выражением ошалелого неверия, что и водитель такси на свою, уезжающую без него, машину.
— Она здесь приживется, — уверенный голос Константина заставил вздрогнуть и вернуться в реальность.
— Где приживусь?
— Как я уже сказал, осталось мне недолго, но уйти не отдав свой… хм, не отдав свое наследство я не могу, — заговорил Евгений Федорович, чуть пригубив чай из простой, однотонной белой чашки.
— А я тут причем? Оставляйте свое наследство родственникам, — я нервно крутила кружку в руках, рискуя расплескать чай на колени.
— Ты пей, — шепнула на ухо севшая рядом со мной Кристина. Я только рассеянно кивнула, не отрывая взгляда от старика.
— Я не могу оставить это родственникам, — прикрыв глаза, Евгений Федорович тяжело, как-то очень по-старчески вздохнул, — и дело даже не в том, что они все умерли. Никто из моих родных не смог бы принять это наследство.
— А я при чем тут?
— Слишком мало времени, чтобы все объяснять, — он грустно улыбнулся, — ты во всем со временем разберешься. Но не сейчас. Сейчас мы не успеем. Просто прими мой дар. Пока этого будет достаточно.
— Пей чай, — настаивала Кристина, горячо дыша в ухо и сбивая с мысли.
Глеб смотрел и ждал, мрачный Богдан, расположившийся на последнем стуле, сидел рядом с психом и тоже смотрел не моргая. Это раздражало.
Я сделала три больших глотка, обожгла язык и решительно отставила чашку в сторону.
Кристина тут же отодвинулась, а псих заулыбался.
К своей чашке от так и не притронулся.
— Ну кому-нибудь из них завещайте, — я мотнула головой в сторону Константина, с момента моего появления в комнате так и сидевшего на подоконнике.
— Они не подходит. Никто из них, — терпеливо ответил старик.
— А почему я?
— Потому что ты единственная, кого я смог найти за последние сутки, — раздраженно влез в разговор Глеб, — у тебя есть… предрасположенность.
— Я вам кто, донор для пересадки что ли?
— Ты можешь о чем-нибудь кроме внутренних органов думать? — разозлился псих.
— Могу!
— О чем?
— До посадки на мой самолет осталось восемьдесят минут!
— Тяжело нам придется, — не без иронии протянул Богдан.
— Ничего мне от вас не надо, — вскочив на ноги, я пошатнулась. Мир закачался и утратил былую четкость, — ой-ёй.
— Наконец-то твой чай подействовал, — Глеб отставил чашку и поднялся.
— Рано, она не согласилась, — обеспокоенный голос Евгения Федоровича раздался где-то очень далеко.
— Сейчас она на все согласится, — угрожающе пообещал этот.
— Глеб, поаккуратнее, — кажется, это была Кристина.
— Время уходит, — огрызнулся он, — я это чувствую, ты нет?
— Вы мне чего подсыпали? — ноги подкосились, и если бы не Глеб, я бы упала. Возможно, даже ударилась бы о столик. Голова кружилась.
— Ты примешь дар, поняла меня? — чужие руки удерживали меня на весу, не давая упасть.
— Не буду.
— Или ты согласишься, — уха коснулось горячее дыхание, и мои волосы, собранные в позорный пучок, в ужасе зашевелились, — или я сделаю то, чего ты так боишься, и пущу тебя на органы, поняла?
Глеб говорил так, что не возникало даже сомнения в том, что он не врет. Органы мне были нужны все, даже почки лишней у меня не было, потому я кивнула.
— Слишком грубо, — в ушах начало пощелкивать, и определить, кому принадлежит голос, не получилось.
— Зато эффективно.
— Я, третий хранитель печати, сосуд магии и последний рубеж защиты, передаю свою силу, свои знания и свое бремя…
Тут возникла небольшая заминка, никто так и не удосужился узнать мое имя, когда подписывал на эту сомнительную сделку.
Сначала меня пытались растолкать и выпытать имя, но убедившись, что ответить внятно я уже не в состоянии, бросились искать мои документы. Кажется, нашли, потому что имя дальше точно фигурировало.
Слова слились в один монотонный гул, и только раз я отчетливо различила требовательное «Скажи, что согласна». Кажется, я подчинилась и что-то невнятно булькнула. Дальше уже ничего не было. Я упала в темноту.
В себя пришла быстро. Рывком. Не чувствуя слабости и головокружения. Я была полна сил и энергии, только не могла открыть глаза.