Хранительница
Шрифт:
– Полностью согласен с вами, ваше высочество. Процент мог быть и пониже.
– Но в случае успеха она действительно... все забудет?
– Даже имя. Начнет жизнь с чистого листа.
Князь подошел к окну, устремил невидящий взгляд за цветные стекла, выложенные в национальный орнамент. Костяшки пальцев, сжатых в кулаки, побелели.
– Хорошо, – глухо сказал он. – Приступайте. Сколько мне ждать результата?
– Я точно не знаю, это зависит от многого... Сутки. Может, больше.
– Приступайте, – повторил князь.
– Да, и еще. Эта женщина, Лайра...
– Избавьте меня от необходимости произносить то, что само собой разумеется! – раздраженно ответил князь. – Я не хочу больше ничего слышать о ней!
Будиан поклонился и вышел. Ну что ж, будет повод попробовать новый яд.
И Будиан приступил к выполнению задуманного. Правда, сначала он выпил с Лайрой вина. За успех предстоящего дела и за дружбу. Хорошее было вино.
А за успех дела стоило пить, потому что все оказалось намного сложнее, чем можно было предположить со слов новообретенного духовника. То, что дал своему духовному сыну отец Вигорий, потребовало значительной доработки в виде нескольких тщательно выверенных и соотнесенных между собой и сторонами света пентаграмм, кое-каких дорогостоящих ингредиентов для жертвоприношения, а также значительного выброса сил. И времени! На это ушло гораздо больше времени, чем он предполагал, так что к концу ритуала Будиан был уже вымотан, выжат как лимон, практически досуха. Ему пришлось использовать все, что оказалось под рукой, в том числе и тот злополучный амулет, который всучил ему отец-настоятель. Но дело того стоило. Даже в том состоянии, в котором он находился, пьяный от усталости и отсутствия каких-либо магических сил, он понимал, что у него получилось.
«Получилось!» Это слово билось у него в мозгу, когда он засыпал на полу рядом со своей пациенткой на бесполезной уже пентаграмме.
«Получилось!» – первое, о чем он подумал, когда проснулся на рассвете, поминая недобрым словом эту свою старую монастырскую привычку.
Пациентка не приходила в себя, но это не беспокоило Будиана. Он был уверен, что с ней все в порядке, потому что весь архисложнейший ритуал прошел без сучка, без задоринки. Если бы он сам не видел этого собственными глазами, он бы никогда не поверил, что такое возможно. Потому что всегда, в любом ритуале существовала погрешность. Иногда ее даже специально вводили в расчеты, ибо слишком уж непредсказуемы были свойства используемых ингредиентов. Слеза младенца, например, давала разный эффект в зависимости от того, по какой причине ребенок плакал, желчь черного петуха, зарезанного в полнолуние, вела себя иногда совершенно возмутительно, и, как подозревал Будиан, это было связано с расположением созвездий в момент смерти злополучного петуха. Сами по себе эти погрешности были незначительны, но в совокупности могли дать весьма ощутимый эффект. Но на этот раз ничего подобного не было. Все прошло как по учебнику для первого курса монастырской магической школы, где ни о каких погрешностях вообще не упоминается. Будиану, как умному и недоверчивому человеку, следовало бы, конечно, удивиться и попытаться найти причину такого благолепия, но он слишком устал, чтобы доискиваться до сути. Получилось – и хорошо.
Он поднял свою пациентку и отнес ее в кровать. Негоже княжеской невесте валяться на полу, пусть даже в центре магической пентаграммы. Потом как смог стер эти самые пентаграммы, убрал треногу жертвенника и раскрыл окно, чтобы проветрить комнату. От сожженных курений в спальне висел тяжелый душный аромат, забивающийся в ноздри и волосы, как смола, пропитывающий одежду.
Пациентка зашевелилась во сне, застонала и забормотала что-то на незнакомом Будиану языке. Он сел с ней рядом, положил руку на лоб, успокаивая, и наклонился над ее лицом, пытаясь расслышать, что она говорит.
Неожиданно сквозь густой запах пропитанной благовониями комнаты на него повеяло тонким, свежим, похожим на аромат фиалки, запахом княжеской невесты. Будиан растерялся и сделал вдох. И вместе с воздухом проглотил волну нежности и женственности, этот давно и прочно забытый запах матери.
У него закружилась голова, и он резко отпрыгнул от кровати.
«Это всего лишь запах! – попытался успокоить он себя. – Только запах, и больше ничего. Так вот что так привлекает к ней мужчин! Всего лишь запах!»
На всякий случай он отошел подальше. Обет целомудрия пока еще никто не отменял.
То ли от его резкого движения, то ли оттого, что время пришло, но его пациентка проснулась. Она вздрогнула и села на кровати, озираясь по сторонам. Взгляд ее наткнулся на стоящего возле окна Будиана.
– Вы кто? – В ее голосе звучал не просто страх. Ужас.
Странно, но теперь, даже несмотря на явно продемонстрированную неприязнь, она не показалась ему некрасивой. Он поклонился.
– Я ваш доктор, ваше высочество.
– Разве я была больна?
– Да, но теперь вы идете на поправку.
Она потерла виски ладонями.
– А где я?
– Во дворце. Простите, ваше высочество, но вам лучше поговорить обо всем со своим женихом.
– С кем?!
– Еще раз простите.
Будиан поклонился и быстро вышел из комнаты. Пусть князь сам думает, как ей лучше соврать, а Будиан все-таки монах, и не нанимался брать лишние грехи на душу.
Отчего-то его совесть, до сего момента пребывавшая в полудреме, сейчас вдруг ни с того ни с сего решила проснуться и подать голос. И обмануть эту воровскую шлюху королевских кровей, которая молча сидела на кровати и сжимала ладонями свою голову так, как будто она вот-вот разлетится вдребезги, показалось Будиану примерно таким же грехом, как, например, ударить ребенка.
Князь, сильно осунувшийся и побледневший, открыл дверь сразу, едва Будиан в нее постучал. Значит, не спал! Губы монаха едва заметно искривила улыбка.
– Ну, как она?
– Все в порядке, ваше высочество, – не стал мучить его Будиан. Он чувствовал себя слишком усталым для каких-либо игр. – Она здорова, но ничего не помнит. Все прошло удачно.
Князь решительно обогнул Будиана и направился к двери.
– Ваше высочество! – решил поумерить его прыть монах. – Вы ведь знаете, как называл ее тот, кого она любила? – Брови князя великолепным, тщательно отрепетированным жестом взлетели вверх. Получилось очень высокомерно. Чего, собственно, и добивались. Но уставшего Будиана этот театр не впечатлил, и он спокойно уточнил: – Ну, этот ее любовник-изгой?
Лицо князя потемнело.
– Послушайте, вы...
– Только не надо снова пугать меня пыточной! – слегка поморщился монах, понимая при этом, что играет с огнем. – Вы хотите, чтобы она к вам хорошо относилась, или нет? Ну так вот, если хотите, то придумайте ей имя, похожее на то, каким называл ее он.
Князь был, конечно, вспыльчивым, но далеко не дураком.
– Ее полное имя Арилика, а он звал ее Рил. Но я не могу называть ее грандарским именем, меня не поймут.
– А что, если взять сигурийское Ирила? Тогда можно сократить до Рила, или даже Рил, вопросов это не вызовет. Да и по внешности она сойдет за сигурийку, они там все светлые.
– Пожалуй, – нехотя согласился князь. – Хотя я бы предпочел... нечто более ольрийское. Сигурия – это... не совсем то...
– Я знаю. Но, поверьте, так будет лучше. И еще. Вы не думали о том, чтобы сохранить в тайне потерю памяти вашей невесты? Люди подозрительно относятся к таким вещам.
– Я уже распорядился, – слегка раздраженно ответил князь. – Вы думаете, что только у вас есть голова на плечах?
– Простите, ваше высочество! – Будиан склонился в низком поклоне. – Усталость играет со мной злые шутки.