Хребтовые ныряльщики
Шрифт:
«Прости», — сказал я. «Может быть, меня неправильно информировали. Я думал, что многие из ныряльщиков используют наркотик».
Её глаза вспыхнули, ноздри раздулись, а губы растянулись, показав сильные белые зубы. «Ты видел коллекцию пожилых ныряльщиков Лумпа? Вот они использовали. Однажды им стало слишком страшно плыть в прилив и они приняли наркотик. Они снова ни разу не убили. Они снова ни разу не почувствовали славы, только стыд. Но, так как, они не боялись стыда, они продолжали нырять и не убивать пока, наконец, приливной чародей не лишил их права нырять. После этого они улетают с планеты или становятся
«Я в самом деле не понимаю…», — сказал я.
«Всё ж ясно!» Однако, она немного успокоилась; моё недоумение, должно быть, выглядело подлинным. «Страх — необходим; он гонит разумные мысли; без этого высвобождающего страха, кто бы попытался убить потрошителя? Только сумасшедший… а сумасшедшие ныряльщики редко живут достаточно долго, чтобы овладеть умением».
«Думаю, что я немного понимаю, что ты имеешь в виду», — сказал я.
Она посмотрела на меня; её глаза были всё ещё свирепы. «Мой отец был прав; ты — невинный. Я знаю — ты боишься. Скажи мне: ты когда когда-нибудь принимал этот наркотик?»
«Нет».
Она улыбнулась и отбросила свою набедренную повязку. Она оседлала меня, прекрасная и голая, пугающая и удивительная. «Тогда я дам тебе, что могу, если ты ещё хочешь этого».
В последующие часы я чётко осознавал, что записыватели работают, моё жадное удовольствие как-то усилилось от мысли, что я никогда не забуду чувства этой ночи — что у меня всегда будет возможность вспомнить её со всей той интенсивностью, которую заслуживает это воспоминание. Когда, наконец, страстное опустошение сошло на меня, я беззаботно заснул, прижавшись к ней.
Я проснулся на рассвете, потянулся к ней и обнаружил, что она ушла. Тревога пронзила меня. Я не снял с Миреллы записыватель. Мой желудок сжался, а тело стало скользким от пота, даже в прохладе раннего утра. Но моё близкое к панике состояние быстро прошло; я сказал себе, что я скоро найду её и всё исправлю.
Некоторое время я лежал в кровати, думая о прошедшей ночи, и у меня возник порыв перезапустить дорожку Миреллы, чтобы посмотреть, была ли её страсть такой же искренней, как казалась. Нет, не будь идиотом, подумал я. По крайней мере, пока не будь.
Я позавтракал в кафе неподалёку с тем, чтобы избежать Потрошительной Комнаты и возможной встречи с Одорини. Всё указывало на то, что он был чуждый условностям родитель, который мог терпимо отнестись к ночным событиям или даже порадоваться им… но зачем рисковать возможным недоразумением?
Когда я вернулся в дом, Тсалдо Лумп подметал террасу, и я с пылкостью поднялся к нему. «Привет», — сказал я.
«Привет, Гражданин Мэстин», — осторожно ответил он.
«Вы можете мне сказать, Гражданин Лумп… какая комната Миреллы? Ныряльщицы?»
Его лицо приняло непроницаемое свойство. «Мирелла? Что заставило вас думать, что она живёт здесь?»
Я начал немного паниковать. «Я видел её в коридоре, в день, когда я приехал. Я предположил…»
Он покачал головой. «Простите. Возможно она навещала кого-то из старых ныряльщиков. Она живет внизу, в пещерах, как большинство её вида».
Я развернулся и почти бегом отправился в Потрошительную Комнату. Одорини отсутствовал, а персонал не желал или был не в состоянии
«Ныряльщиков. Или, скорее, одну конкретную ныряльщицу».
Она терпеливо покачала головой. «Невозможно, сэр. Сейчас они отдыхают ради ночи, и нам не позволено беспокоить их ни по какой причине. Сегодня ночью — Охотничий Прилив, вы не знали?»
«Что… что если это крайняя необходимость?»
Ей стало неловко. «Я полагаю, вы можете поговорить с Приливным Чародеем Дэнолтом, если это действительно так безотлагательно. Однако, предупреждаю вас, что он — жёсткий человек».
Я вернулся в свою комнату и попытался вернуть себе немного спокойствия. Передатчик был сложным устройством. По всей вероятности, у варваров в пещерах отсутствует техника, способная обнаружить его частоты и, конечно же, фактически никто не сможет его увидеть. Всё, что я знал, это то, что я уже совершил преступление, караемое смертной казнью, позволив Мирелле взять передатчик вниз. Возможно, самым безопасным будет подождать.
Ночь пришла на Хребет. Я смотрел, как она сделала посёлок тёмным, сидя на балконе с тёплым кувшином вина и головой, полной холодных предчувствий. Я никогда, на самом деле, не собирался смотреть на ныряние Миреллы — хотя, конечно, мои записыватели ловили её сигнал. Но, в конце концов, я зашёл в комнату, сел перед большим монитором, нацепил устройство воспроизведения, думая: почему нет?
Она стояла на лицевой стороне утёса, смотря вниз на волны, разбивающиеся о камень. В одной руке она держала гирлянду фонарей, серебристых шаров, висящих на шнурах. В другой руке она держал гарпуномёт. Штормоприносящее Море колыхалось массивными, громадными, обрушивающимися горами чёрной воды. Волны ни разу не разбились в буруны; утёс был слишком вертикальный, чтобы опрокинуть их. Волны были молотами в руках богов, и утёс сотрясался под их ударами.
Она быстро посмотрела в обе стороны. Дюжины других ныряльщиков, едва видимых в безлунной ночи, ожидали на утёсе.
Я смог почувствовать её страх; он заставил её дрожать и наполнил её конечности слабостью. Однако преодоление этого страха было ликованием, которое делало её невесомой. Она почти поверила, что сможет оторваться от утёса и полететь, устремляясь вниз, в океан, поверил и я.
Она включила свой респиратор и прикусила мундштук. Она натянула маску, закрыла глаза и взмахнула руками по широкой дуге, отпуская фонари. Она посмотрела вниз, выбирая момент, и выпрыгнула в пространство.
Пока она падала, она думала: так много света наполнило ночь, здесь, над водой. Потом удар, секунда оглушённого перехода, а потом её реактивные двигатели понесли её в глубь, вниз, в неистовую тьму.
Я начал понимать, почему ныряльщики использую такую экстравагантную речь. Я не смог отвернуться даже на секунду.
Её фонари следовали за ней вниз вдоль лицевой стороны утёса, каждый из них мог пронзать тьму всего лишь на несколько метров, так что она видела проносящиеся мимо камни за доли секунды. Фонари кружили вокруг неё в плотном построении, и я осознал, что она как-то управляла их перемещениями.