Хромой странник

Рымжанов Тимур

Как-то утром, весь задеревеневший после долгого сна, я буквально выкарабкался из дома на поляну, чувствуя, что надо менять режим. Решил размяться, погонять кровь. После легкой разминки стал повторять приемы, выпады, те, что еще помнил после училища. Петр долго наблюдал за моими действиями, сидя неподалеку на пне, затем шмыгнул в дом и вернулся уже вооруженный двумя мечами. Первой моей мыслью было то, что он предложит мне спарринг, учебный бой. Но нет, Петр взял оба меча за рукояти и тоже стал разминаться, скинув рубашку. Управлялся он с двумя клинками довольно проворно и сноровисто. Сразу становилось ясно, что неспроста он проделал такой долгий семилетний путь из Киева. Были на то причины, и притом весьма веские. Я с интересом наблюдал, отмечал какие-то хитрые финты и выпады, особенности наносимых ударов, и понял, что мастерство

моего товарища совсем не любительское, а весьма профессиональное. В какой-то момент он без всякого предупреждения бросился в атаку. Я еле успел отпрянуть от стальных лезвий, чуть не споткнувшись об пень. Петр напирал очень грамотно и не давал возможности приблизиться. Мечи были настоящие, заточенные как надо, и по всему было видно, что поблажек он мне давать не собирался. Петр не тратил сил, был сосредоточен и напорист. Позже я понял: если бы он молотил клинками, как лопастями мельницы, он бы быстро вымотался. Но лишних движений Петр почти не делал, обходился лишь теми, что были необходимы для упреждения моей предполагаемой атаки.

Естественно, учитывая мой рост и габариты, удара ноги с разворота он ожидать не мог. Просто слишком неравные весовые категории. Я, разумеется, в своей опрометчивой атаке рисковал угодить пяткой на острие, но не угодил. Клинки звякнули, складываясь вместе от удара, Петр стал заваливаться на бок, а я уже занес кулак над его горлом и остановил удар, только обозначив прямое попадание в кадык.

Я давно не тренировался, так что прием вышел не очень гладко. У меня вновь появился азарт, знакомый кураж, когда хочется смять сопротивление спарринг-партнера, крушить, взламывая мощными боковыми ударами оборону, чтобы потом выстрелить прямым в подбородок, швыряя противника на пол. Пусть подзабылись некоторые приемы, я быстро их восстановлю, главное – регулярные тренировки, тело само вспомнит. Тем более есть напарник.

Петр оказался «крепким орешком» и поражение перенес стойко. Дальше в ход пошли приемы посложней и с гораздо меньшим риском для собственных частей тела. Меч – оружие рубящее, весьма громоздкое. Эту особенность славянского оружия я знал и прежде. У него очень узкая рукоять, и потому маневр в некоторых приемах ограничен, но есть и положительные моменты в пользу нападающего. Такие клинки очень непросто выбить из рук, они держатся как влитые. Потому в ход пошли подсечки, обманные маневры, приемы из айкидо и джиу-джитсу. Всякий раз, когда я бил ногами, мой партнер очень терялся, нарушая выстроенное равновесие. Некоторые приемы и вовсе повергли Петра в панику: он просто не успевал сообразить, что с ним произошло, как тут же оказывался безоружным или «убитым».

– Ты здоров как бык, а ногами сучишь, что петух на дворе, – раздраженно воскликнул Петр, откладывая оружие на кочку, а отдышавшись и успокоившись, заговорил уже спокойнее: – Ладный бой, нахлестал затрещин. А я у боярина Игоря Игнатьевича, старшего дружинника и его десятников поучал. А что, и с мечом так же ловко совладаешь?

– Я кузнец, Петр, а не воин. Мое дело – ковать, а рубить – другое ремесло.

– Да уж! Кузнец! Что молотом стук – так гривен сто штук! Что ж ты тогда от кузла свого в Эрсян гати пожаловал? Тут лихо бродит.

– Там, откуда я родом, лиха не меньше.

Петр ухмыльнулся, убрал оружие.

– Нать шабалы тебе скидавать. Всю твою варягскую одежу рыть да в болоте стопить.

– А что не так в моей одежде?

– Приметная шибко. Тебя и так всяк за версту углядит. От Силатной до Коновальной ужо слух пошел, дескать, вышел с раменья хромой великан, что медведь, ростом в сажень. А как до Ингвара двора слух дойдет, так и вопрошать станут всяк, кто таков, чьих будешь?

– Что? Прописку спросят? Или в армию загребут?

Петр не понял моего шутливого вопроса, и потому только отмахнулся, собирая у крыльца разбросанные вещи.

– Нельзя тебе пока в Рязань идти. Отсидись тутова, а я гляну, что да как. Вон, меси свою глину да делай что душе угодно.

Правду сказать, мне и самому никуда не хотелось идти. Это как затянувшаяся депрессия. В голове ни одной разумной мысли, кроме жгучего желания вернуться домой. Я не вписывался в окружающий мир, никак не хотел смириться с произошедшими событиями. Бесился и мрачнел от невозможности что-то изменить. Хоть и думал прежде, что достаточно устойчив к стрессам, но подобной ситуации, разумеется, предположить

не мог.

Петр незаметно слинял. Делал он это мастерски. Казалось, вот еще секунду назад маячил возле меня и… исчез. Не знаю, как надолго. До этого он уходил всего дважды и пропадал на весь день.

Мне нужно было отвлечься. Делать бестолковую работу, чем-то себя занять, иначе свихнусь в этой глуши. Все-таки навыки, полученные в керамической мастерской, стали серьезным подспорьем. Печь для обжига вышла вполне сносная, почти с первой попытки хорошо разгорелась. Когда я выводил длинный дымоход, мне пришлось разобрать часть земляной крыши. Выработалось даже некое расписание. Рано утром, как только светало, я легкой трусцой отправлялся в лес заготавливать дрова. Это и разминка и пробежка одновременно. Ну а возня с дровами давала такую физическую нагрузку, что домой уже добирался на «полусогнутых». К концу третьего месяца за домом накопилось столько сухих и нарубленных дров, что без проблем можно было топить всю зиму, не жалея, и для гончарного дела должно было хватить с лихвой. С моего тела сошел лишний жирок, и рельефно обозначились мышцы. Интуитивно загружая себя тяжелой работой, я избежал мучительной хандры и уныния. Вот только кувшины да кружки в первой партии растрескались и лопнули. Я долго не мог понять, почему это происходит, но когда разобрался, то опять занялся строительством. Пришлось соорудить нечто наподобие сушильного шкафа. Дело в том, что прежде чем затолкать любую лепнину в печь, ее надо тщательно и правильно высушить. Я внимательно штудировал справочник, выискивая возможные подсказки, получая при этом неожиданное удовольствие от самого процесса чтения. Ведь книга – из того времени! И буковки на бумаге… ну, в общем, своеобразная медитация, релаксация, короче – кайф!

Что касается подсказок, то их было много, но далеко не все были применимы. Приходилось обходиться тем, что есть. Худо ли, бедно, но постепенно предметы получались желаемой формы. Методом проб и ошибок наработалась примитивная технология, но, к сожалению, от объемов моей бурной деятельности и тупого упорства в хижине почти не осталось свободного места. Мы с Петром ютились на настиле у печи. Гостеприимный хозяин, как ни странно, радовался такому моему увлечению. Теперь, после всех моих переделок и новшеств, дом не нужно было отапливать очагом, который уже к утру выстывал. Последний месяц осени был не просто холодным, но, я бы даже сказал, суровым. Снега еще не было, но были ледяные дожди, ночные заморозки, а огромная каменная печь посреди единственной комнаты, хорошо протопленная, за ночь отдавала достаточно тепла, чтобы мы к утру не загнулись.

Несколько раз Петр предлагал мне отправиться с ним на охоту, но я отказывался, вспоминая наш первый выход за добычей. Всю дорогу мой напарник только и делал, что цыкал на меня, недовольный тем, как громко я хожу, пугая зверье. Один, без моей помощи, он справлялся с этой задачей намного лучше. После очередного визита в город Петр принес мне новую одежду. Разумеется, она была мне мала, дня три ушло на то, чтобы ее перешить. Теперь у меня тоже было льняное белье, войлочные штаны, на которые я нашил кожаные накладки, рубаха с запашным воротом и огромный тулуп. Под тулуп я себе сделал войлочный колпак, как у казаков, с длинными лентами, что наматываются на шею, как шарф. Один знакомый мне как-то подарил такой на день рождения, он назывался башлык. Очень удобная вещь, между прочим, я с тех пор все зимы подряд в нем и ходил.

За три месяца у меня отросли борода и усы. Волосы я, как мог, обрезал, и это была отнюдь не модельная стрижка. Попросил помочь Петра, так этот гад, недолго думая, водрузил мне на голову одно из моих гончарных изделий и ловко срезал все, что осталось торчать из-под горшка. Визажист хренов!

От моих гончарных творений уже некуда было деться. Весь дом, часть завалинки и все свободное пространство во дворе были просто заставлены штабелями вполне сносной посуды. Мне уже становилось скучно, и я понял, что тихонько дичаю без многолюдного человеческого общества. Уговорить Петра пройтись со мной до города было нетрудно. Правду сказать, момент был очень волнующий. И боязно, и любопытно. Зная о моем печальном опыте первого общения с местным населением, Петр посчитал своим долгом провести короткий инструктаж. Понимать его мне было теперь совсем просто, и я даже не напрягался, автоматически вычленяя из его речи теперь уже знакомые слова.