Хрон
Шрифт:
И потянул за кольцо.
Дверца люка была очень тяжелой, не каждый смог бы поднять ее вот так, играючи, как сделал это Хрон. Из мрачного подземелья тут же потянуло могильным холодом, слабый поток воздуха донес и разнообразные запахи, среди которых можно было различить запах смерти.
Запах гниения человеческой плоти.
Хрон ненавидел этот запах, но по роду своей работы часто сталкивался с ним. Привычный, впрочем, к любому неудобству, Хрон и в этот раз не испытал никакого отвращения. Перекинув спортивную сумку через плечо, он уверенно опустил правую ногу в недра совершенно черного проема. Когда кроссовок коснулся каменной ступени, Хрон опустил левую ногу следом. Потом
Гулкий удар люка. Абсолютная темнота. Шаги по каменным ступеням эхом отдавались из глубины. Отменное зрение Хрона едва ли могло помочь сейчас, в этом месте. Сам Хрон называл это место ущельем и подозревал, что недалек от истины.
Спуск продолжался довольно долго. Для верности Хрон постоянно вел левой рукой по скале, что держала на себе каменную лестницу. Обостренный, как у летучей мыши, слух пытался обнаружить в темноте противоположный край ущелья, но ничего не получалось. До определенного момента Хрон не чувствовал и дна подземной пропасти; лишь когда нога коснулась двести тринадцатой по счету ступени, Хрон смог-таки определить его приближение.
Усилился запах трупного разложения. То гнили тела неосторожных животных, свалившихся в ущелье на острые камни, а еще где-то среди трупиков белок, мышей и зайцев покоились вечным сном несколько человек из числа дачных воров, которым не повезло.
Не повезло, потому что они нашли вход…
Наконец Хрон ступил на скалу в завершении лестницы. Все еще придерживаясь левой рукой влажной стены, он правой нащупал стальной массив очередной двери. Теперь, действуя по памяти, Хрон быстро расстегнул спортивную сумку, достал перевязь для пистолетов, меч в ножнах, прочий походный груз и разместил это все на собственном теле. Отодвинув сумку в сторону, Хрон навалился плечом на тяжелую дверь, и та с громким скрипом стала отворяться. С каждым миллиметром роста прохода в потустороннее пространство Хрон становился собраннее и невозмутимее. Когда же проход стал таким, что можно было протиснуться, Хрон плотно сжал губы. По скулам прокатились желваки. Правая ладонь легка на рукоять меча.
Пора…
Хрон ступил за дверь.
ГЛАВА 2
Пробуждение…
Болезненное. Томительное. Будто бы медленно всплываешь со дна болота. Со дна горячего, ядовитого болота. Так происходит всегда, когда Хозяин вызывает его. Хозяин хочет, чтобы он вновь принялся за дело, за общее дело. За дело Тьмы.
Хозяин силен и грозен. Хозяин не прощает ошибок и не терпит пререканий. Он настоящий Хозяин…
Он может наказать за любое непослушание. Мгновенно. И очень больно. Могуществу его нет предела, и потому нельзя не подчиниться ему. Хозяин дал часть своей силы ради общего дела, пожертвовал частью себя для того, чтобы его детище тоже было сильным и могучим. Хозяин очень хорошо награждает за успехи, дает такое желанное забвение. Пусть непродолжительное, но все же забвение, полное и глубокое. Сон. Летаргический сон, вот что он дает за успехи. Самую высшую награду дает — сон. Без сновидений, безо всего. Простой сон.
Забвение.
Он услышал голос Хозяина. Голос странный, непонятный и понятный одновременно. Нельзя сказать, кому принадлежит этот голос: мужчине ли, женщине ли, ребенку ли или старцу. Он принадлежит всем сразу, ведь Хозяин — это все. Одно в его голосе очевидно — его грозное могущество. Нельзя не подчиниться голосу. Просто невозможно.
Он не мог разобрать слов, да слов и не было как таковых. Скорее — образы. Неясные, порхающие птицами колибри образы, принимаемые за собственные мысли. Но это не его мысли, это слова Хозяина.
Внемли словам моим, Арес! Внемли словам моим, Арес! Внемли словам моим…
Арес. Да, это его имя. Откуда оно — не помнится. В кладовой памяти вообще мало что лежит, в основном там непонятный или малопонятный хлам, а местами и вовсе пустота, как будто память подверглась ковровой бомбардировке или же там бушевал сильнейший торнадо. Но имя он помнил.
Я слушаю, Хозяин.
Отзыв. Простой и понятный, короткий и привычный. Он отвечает так всегда.
Слушай мои слова, Арес! Слушай меня, раб мой! Подчиняйся мне! Я твой вечный Хозяин! Во имя темной воды подчиняйся мне! Во имя серебряной молнии подчиняйся мне! Во имя солнца и луны подчиняйся мне! Во имя неба и земли подчиняйся мне! Я твой Хозяин навеки! Ты мой вечный раб! Внемли же словам моим, раб!..
Образы транслируемых в сознание слов перекатывались по голове Ареса шарами для боулинга, но шарами свинцовыми. Они сталкивались и звенели, как тысяча мечей звенит при ударе о тысячу щитов. Они завораживали, гипнотизировали. Не было спасения от их чар, не было укрытия, ведь где бы Арес ни находился, Хозяин найдет его. Найдет его и свяжется с ним. А если попытаешься сбежать — накажет.
Слушай меня, ибо знаешь ты, как сурова кара за непослушание! Слушай меня, ибо знаешь ты, каков гнев мой! Слушай меня, ибо нет у тебя другого выбора!
Да, выбора нет. Хозяин слишком могущественен, чтобы тягаться с ним. Да и как потягаешься — ведь Арес никогда не встречал Хозяина. Он лишь слушал его повелевающий голос в собственной голове и выполнял те указания, какие Хозяин ему давал. Арес не помнил почему-то, с чего все началось, как он стал марионеткой в руках Хозяина, да и не хотелось ему вспоминать это, как не хотелось противиться воле Хозяина.
Встань, раб мой! Поднимись же, Арес! Поднимись, ибо я повелеваю тебе подняться! Не смотри по сторонам, не замечай ничего, что не нужно ни тебе, ни мне, никому! Не замечай, ибо я повелеваю тебе не замечать! Помни о непослушании! Помни о том, как сурова кара моя! Иди же, раб, к алтарю моему! Иди к алтарю, ибо я повелеваю тебе идти! Не замечай ничего! Помни о том, как сурова кара за непослушание! Иди же к алтарю, и я скажу тебе, что надо сделать! Ты сделаешь это, ты выполнишь мою волю, и я щедро награжу тебя, раб! Иди же!
Арес открыл глаза. Любой, заглянувший в них, мог бы сказать, что Арес сошел с ума. Ведь то были действительно глаза сумасшедшего. Глаза человека, совершенно не реагирующего на внешний мир, но притом хорошо в нем ориентирующегося. Арес, как и велел Хозяин, не замечал ничего вокруг — его сознание ничего не регистрировало. Лишь шелестящие в голове, как морской прибой, слова Хозяина: «Не замечай… Не замечай… Повелеваю… Помни о непослушании… Иди к алтарю… Повелеваю… Помни о непослушании…». Арес ничего не видел и не чувствовал, но знал, что сейчас его тело перемещается в пространстве. Как перемещается — это неважно. По воздуху ли, по земле ли, или в каком-нибудь гиперпространстве — неважно совершенно. Может быть даже, оно и не перемещается, а просто находится рядом с алтарем. Кто знает.
Неважно… Важна только воля Хозяина. Что бы сейчас не происходило с телом Арес, одно он знал твердо: вскоре он очутится у алтаря. Остальное неважно.
Вот уже застывшие, окоченевшие мышцы потеплели и размякли. Прошли мурашки по телу и тут же иссякли. Арес услышал в ушах стук собственного сердца, уловил дуновение ветра. До ушей донеслись какие-то еще непонятные, но почти что узнаваемые звуки. Он оживал после забвения, после летаргического сна. Оживал, чтобы вновь исполнить волю Хозяина. А потом можно будет забыться…