Хроника Быховца
Шрифт:
и посла на н? вои сво?, хотя оубитии я, он?ма же оув?давшима и б?жаста ко князю Данилоу и Василкови, и при?хаша во Володимеръ. Миндогови же прiславшю слы своя, река: «Не чини има милости». He послоушавъшима има Данилови и Василкови, зане сестра б? ею за Даниломъ. Потом же Данило сгада с братомъ си и посла в Ляхы ко княземь лядьскьмъ река: «Яко время есть христьяномь на поган??, яко сами им?ють рать межи собою». Ляхове же обещашаста нъ н? исполниша. (стб. 815) во осень оубитъ бысть великии князь Литовьски Миньдовгъ, самодержечь бысть во всеи земли Литовьскои. Оубиство же его сиче скажемь. Бысть князящю емоу в земьли Литовьскои, и нача избивати братью свою и сыновц? своi, а дроугия выгна и земле и нача княжити одинъ во всей земл? Литовьскои... (стб. 858) и тако бысть кон?ць оубитья Тренятина. Се же оуслышавъ Воишелкъ поиде с пиняны к Новоугородоу и оттол? поя со собою новгородц? и поиде в Литвоу княжити. (стб. 861)
у posla, na nich woj swoj, chotia ubity ich, onimo ze uwedawszyma у bezasta ko kniaziu Danilu i Wasilku, у pryiechali wo Wolodymer. Mindohowi ze pryslawszy posly swoj, reka: «Ne czyni ima milosty». Ne posluszawszym im Danila у Wasilkowi, zane sestra bi ieho za Danilom. Potom ze Danilo zdumal z bratom swoim, у poslali w Lachi ko kniazem ladskim, reka: «Jak wremia jest chrystianom na pohanyia ity, iako sami imijut mezy soboiu rat» Lachowe ze obecalisa da ne yspolnili. (стб. 482) Uw oseni ubit byst weliki kniaz litowski Mindowh, samoderzec byw wsey zemli Litowskoy. Ubijstwo ze ieho skazem. Sice. Byst kniazaszczu jemu w zemli Litowskoy
При сравнении летописи и хроники видно, что хотя тексты их очень близки, однако местами они не совпадают. Так, в летописи сказано «на н?», а в хронике «на них»; в летописи «при?хаша», в хронике «приехали»; в летописи «слы», в хронике «послы»; в летописи «сгада», в хронике «сдумал»; в летописи «с братомъ си», в хронике «з братом своим»; в летописи «нъ н? исполниша», в хронике «да не исполнили» и т. д.
Второй отрывок приводимого здесь текста начинается в летописи со слов «во осень». В издании Нарбута эти слова переданы как «у восени», а в томе XVII ПСРЛ «ув осени». Неизвестно, получилось ли так в ПСРЛ в результате опечатки или же редакция сделала поправку сознательно, но во всяком случае правильно эти слова переданы в издании Нарбута (белорусы произносят слово «осень» с придыханием: «восень»). Затем в летописи написано «нача», в хронике «начал», в летописи «и земл?», в хронике «из земли».
В других местах, описывая события XIII века, автор хроники употребляет выражения «маршалок», т. е. маршал, «воевода» (в смысле «руководитель воеводства») и т. д., тогда как в XIII в. ни маршалов, ни воеводств еще не существовало. В общем, хронист, передавая древний текст, частично переделывал его, придавал ему современное звучание, причем все эти переделки производились по линии замены древнерусской терминологии и оборотов белорусскими, а не польскими, из чего следует, что они делались тогда, когда рукопись писалась кириллицей. И тем не менее можно предположить, что в отдельных случаях переписчик заменял белорусские или древнерусские слова польскими. Так, например, в огромном большинстве случаев Польша в хронике называется «Коруна Польская» или же «Ляхи», но в конце текста это государство несколько раз названо по-польски — Polska, — что, всего вероятнее, сделал последний переписчик.
Переписывая текст хроники латинскими буквами, писец не придерживался определенной системы, т. е. передавал одну и ту же букву оригинала несколькими буквами латинского алфавита. Так союз и он передавал всегда буквой у (игрек), но в строке та же буква и чаще передается знаком i, иногда же и у; тем же знаком у всегда передается буква ы, и поэтому, читая текст, невозможно определить, где в оригинале стояла буква и, а где ы. Буква и передается и буквой у и j. Для примера приведем отрывок предложения, напечатанного на столбце 484 тома XVII ПСРЛ: syn Woyszelk ze y dszczy. Значит здесь в первом случае знаком у (игрек) передана буква ы, во втором й и в третьем и. В слове «избитых» (yzbytych, стб. 517) знаком у два раза переданы буквы и, а один раз ы. Очень по-разному передавалась и буква ?: посредством е, i, y, о, je, ja; лето — leta; соб? — sobe; розд?лив? — rozdeliwo; оттол? — odtoli; при?ди — przyedi; оусмотр?вше — usmotriwsze; сво? — swoja и т. д. (ПСРЛ, г. II, стб. 858-861; т. XVII, стб. 481-484). В белорусском языке есть г глухое и г взрывное, причем взрывное встречается очень редко. Кириллицей первый звук передавался знаком г, а второй кг. В польской транскрипции эти звуки переданы, как это соответствует латинскому алфавиту, т. е. в первом случае буквой h, а во втором g, но в начале рукописи писец пытался повторять знаки оригинала буквально, т. е. в том случае, когда в оригинале стояло кг, он передавал их латинскими буквами kh (Khrawz, Khrump), но в тоже время производное от «Гравжа» слово «Гровжишки» на той же странице написано как Growzyszki и фамилия Гаштольд как Gasztolt (стб. 478).
Первым исследователем, изучавшим хронику Быховца, был Ипполит Климашевский, который в своих примечаниях к переводу опубликованного им текста отметил, что хронисту были известны Ипатьевская и Супрасльская летописи. Тот же Климашевский поставил вопрос, не была ли хроника Быховца (в его названии Литовская) одним из источников хроники Стрыйковского [22] .
Гораздо более пространные, но гораздо менее основательные, суждения о хронике высказал в своей «Древней истории» Т. Нарбут. По мнению этого исследователя, начальную часть ее составляла хроника, написанная на основании «чистых источников», преданий и им подобных памятников. Писалась эта часть жрецами «на краевом языке», т.е. на литовском. Нарбут считал, что начальная часть писалась особыми письменами, употребляемыми только «в своем народе» или же готическими рунами, на дощечках, которые позже складывались в книгу. В связи с неурядицами, происходившими в Литве во второй половине XIII в., начальная часть рукописи была повреждена, дощечки оказались разрозненными, а часть их вообще затерялась. Оставшиеся кто-то собрал, дополнил сохранившиеся в них сведения данными из русских хроник, как мог упорядочил этот материал и довел сообщения до 1320 г. Затем один из русских монахов использовал эту хронику как начало своей работы, возможно сократил и затем создал повествование обычным для летописцев того времени способом [23] .
22
Noworocznik Litewski na rok 1831, str. 92, 93.
23
Т. Narbutt. Dzieje starozytne narodu litewskiego, t. III, str. 581.
Предположения Нарбута о первоначальном характере рукописи и в частности о том, что она была написана на дощечках, встретили резкую отповедь И. Даниловича [24] , и Нарбут, издавая впоследствии хронику, опустил большую часть своих рассуждений, высказанных в 1838 г. В своем предисловии к изданию 1846 г. Нарбут написал, что хроника состоит из трех частей, первая из которых заканчивается смертью Миндовга или последними годами его правления, вторая охватывает период от смерти Миндовга и до 1320 г. и третья от 1320 г. до 1506, т. е. до самого конца. Первая часть написана на основании старой и очень краткой хроники, из которой позднейший составитель еще делал выборки, и поэтому она очень сжата. Вторая часть изложена несколько более пространно, как видно на основании другой хроники, писанной по-русски, и, наконец, третья создана, видимо, самим автором на основании различных писаных источников, преданий и т. п. [25]
24
И. Данилович. О литовских летописях. ЖМНП, 1840, № 11, стр. 86-93.
25
Pomniki do Jziejow litewskich, str. II.
Нарбут свято верил всему, написанному в хронике, включая и то, что помещено в начальной части, где говорится, как предки литовского народа, руководимые Палемоном, прибыли из Венеции в Литву. Поправки, иногда вносимые Нарбутом в текст хроники, нисколько не изменяют этого положения.
Когда И. Данилович писал свою первую статью (1840 г.), он был знаком с хроникой лишь по тем материалам, которые содержались в вышедших томах «Древней истории» Нарбута и публикации Климашевского. Располагая такими незначительными данными, Данилович успешно опроверг фантастические представления Нарбута, но некоторые (не фантастические или не столь фантастические) принял и даже развил. Так, Нарбут утверждал, что копия хроники, которая была у него (т. е. Быховца. — Н. У.) в свое время «явилась для Стрыйковского основой его работы по истории Литвы» [26] . Данилович по этому вопросу высказался гораздо более определенно. «Смело и с убеждением утверждаю, — писал он, — что эта летопись есть именно та самая, которая названа Быховцем (!) и которой лучше и полнее по удостоверению г. Нарбута Стрыйковский не видел и не имел» [27] . Впоследствии, мнение, что именно той рукописью, которая позже была названа хроникой Быховца, пользовался Стрыйковский, повторяли и другие исследователи (ссылаясь на Нарбута и Даниловича) [28] . В действительности же Стрыйковский имел источник, очень близкий по содержанию к хронике Быховца, но все же иной [29] .
26
T. Narbutt. Dzieje starozytne narodu litewskiego t III str 579; Pomniki do dziejow litewskich, str. III.
27
И. Данилович. О литовских летописях. ЖМНП, 1840, № 11, стр. 89, 90
28
И. Костомаров. Лекции по русской истории. СПб., 1861, стр. 577
29
J. Jakubowski. Kroniki «Rocznik Towarzystcwa Przyjaciol Nauk w Wilne 1909. Wilno 1910 str. 70; А. И. Рогов: "Хроника" как исторический источник по истории России, Украины, Белоруссии и Литвы. Диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1964, стр 12.
Данилович (так же как и Нарбут и вообще все исследователи) делит хронику Быховца на три части. В первой из них содержатся сведения от Палемона до правления Миндовга (примерно до середины XIII в.). Этот период Данилович называет баснословным. По его мнению, для этой части хронист использовал литовские народные предания о походах Литвы на Русь. По мысли Даниловича хронист «слепил первую часть, остальное заимствовал из летописей прусских и венгерских, а чего там недоставало, дополнил выдумками». Во второй части содержатся данные за период от правления Миндовга до Гедимина. Материалы для этой части почерпнуты, видимо, из Волынской (Ипатьевской) летописи и каких-то неизвестных литовских источников и русских летописей. Дальнейшее изложение — по летописи, опубликованной в 1823 г. Даниловичем (Супрасльской. — Н. У.). Начиная с правления Казимира (середина XV в.), автор хроники писал, очевидно, сам [30] . Эта статья Даниловича в следующем (1841 г.) была напечатана на польском языке в виленском журнале «Атеней» (Atheneum), причем автор добавил несколько параграфов, в которых полемизировал с польскими исследователями, утверждавшими, что у литовцев письменные источники появились лишь после принятия христианства [31] . При издании хроники Стрыйковского в 1846 г. статья Даниловича, помещенная в «Атенее», была перепечатана в виде предисловия к этой хронике [32] .
30
И. Данилович. О литовских летописях. ЖМНП, 1840, № 11, стр. 94, 95. Если принять эту версию И. Даниловича, то окажется, что автор хроники делал свои записи по крайней мере в течение 60 лет — с середины XV в. до 1506 г., что совершенно нереально.
31
J. Danilowicz. Wiadoinosci о wtasciwych litewskich latopiscach, «Atheneum», 1841, N 6, str. 13-29.
32
M. Stryjkowski. Kronika polska, litewska, zinodzka i wszystkiej Rusi, t. I, str. 31-63.
Весьма основательный анализ хроники был сделан в конце XIX в. профессором Киевского университета В. Б. Антоновичем. По мнению Антоновича, хроника Быховца является источником «темным и исполненным анахронизмов и искусственных сближений». Антонович считал, что хронист «собрал множество легенд сложившихся в качестве местных и родовых преданий многих областей и фамилий литовских, но вместо того, чтобы передать материал в том виде, в каком он его собрал, составитель подвергнул его насильственной, искусственной группировке» [33] . Всего больше возражений у Антоновича встречает то место хроники, где говорится о захвате Киева Гедимином. Антонович указывает на многочисленные хронологические и топографические ошибки (например, хронист утверждает, что Гедимин в числе прочих захватил город Снепород, тогда как, по словам Антоновича, такого города на Украине не было, а есть река Снепород) [34] . Ссылаясь на это, Антонович считает, что Киев никогда Гедимину не принадлежал и что впервые его захватил Ольгерд. По мнению Антоновича, Евнутий никогда не был великим князем литовским, потому что Гедимин перед смертью никого не назначил великим князем, а был Явнутий лишь правителем города Вильно, и т. д. Вместе с тем Антонович считал, что хроника Быховца представляет собой единственный источник «за время, предшествовавшее возникновению Литовского государства» [35] , т. е. содержащей уникальные сведения.
33
Б. В. Антонович. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885, стр. 14.
34
Там же, стр. 55, 56.
35
Там же, стр. 15.
Выступивший вскоре после Антоновича другой киевский профессор, Н. Дашкевич, во многом разошелся со своим предшественником в оценке хроники. Он утверждал, что предания как об основании населенных пунктов, так и фамильные представляют собой весьма сомнительный источник, потому что они (в частности, фамильные) в большинстве написаны в XVI ст., когда многие семьи создавали свою генеалогию. Вместе с тем он считал, что известия хроники о завоевании украинских земель Гедимином имеют под собой основания, хотя даты, указанные в ней, и ошибочны. Поэтому, по мнению Дашкевича, к данным хроники Быховца следует отнестись «не как к строгому документальному или летописному свидетельству современника, а как к позднейшей передаче и своду первоначальных данных». Точно так же оценивает он показания хроники о завоевании Гедимином Волыни, признавая вымыслом лишь сведения о подчинении Гедимину Владимира-Волынского тотчас после поражения владимирского князя [36] .
36
Н. Дашкевич. Заметки по истории Литовско-Русского государства. Киев, 1885, стр. 13, 14, 42, 43, 46, 49.