Хроника капитана Блада
Шрифт:
Дон Хайме был в восторге и, рассыпаясь в благодарностях перед гостем, дошел даже до такой крайности, что позволил себе назвать его кузеном. Решение было принято как раз вовремя, ибо на следующее утро на заре жители Сантьяго были потревожены пушечным выстрелом и, пожелав узнать причину этой тревоги, увидели, что желтый испанский корабль, доставивший к берегам острова дона Педро, снова входит в бухту.
Дон Педро немедленно разыскал губернатора и, сообщив ему, что то был сигнал к отплытию, учтиво выразил сожаление, что его обязанности не позволяют ему злоупотреблять долее великодушным гостеприимством дона Хайме. Пока негр-лакей укладывал его саквояж, дон Педро пошел попрощаться с доньей Эрнандой и еще
В полутемной камере, освещавшейся только маленьким незастекленным окошком с толстой решеткой под самым потолком, они лежали на голом каменном полу вместе с двумя-тремя десятками разного рода преступников. В этом тесном, грязном помещении стояло такое зловоние, что дон Педро отшатнулся, словно от удара в грудь, и дон Хайме громко расхохотался над его чувствительностью. Однако сам он вытащил из кармана носовой платок, благоухавший вербеной, и поднес его к носу, после чего время от времени повторял эту операцию снова и снова.
Волверстон и его пятеро товарищей, закованные в тяжелые цепи, образовали небольшую группу немного поодаль от остальных заключенных. Одни лежали, другие сидели на корточках у стены, где на пол было брошено немного гнилой соломы, заменявшей им постель. Грязные, нечесаные и небритые, так как все туалетные принадлежности были у них отобраны, они жались друг к другу, словно стремясь обрести в своем союзе силу и защиту против окружавших их жуликов и бандитов. Гиганта Волверстона по одежде можно было бы принять за купца. Дайк, в прошлом младший офицер королевского военно-морского флота, имел вид почтенного добропорядочного горожанина. Остальные четверо были в бумажных рубашках и кожаных штанах – обычной одежде всех флибустьеров – и с цветными повязками на головах.
Никто из них не шелохнулся, когда скрипнула на чугунных петлях дверь и с полдюжины закованных в латы испанцев с пиками в руках – почетный эскорт и охрана его превосходительства – вошли и стали у порога. Когда же сия высокая персона в сопровождении адъютанта и благородного гостя самолично вступила в камеру и все остальные заключенные вскочили и в почтительном испуге выстроились по стенам, корсары равнодушно продолжали сидеть на своей соломе. Однако они не были вовсе безразличны к происходящему. Когда дон Педро небрежно шагнул вперед, лениво опираясь на увитую лентами трость и похлопывая по губам носовым платком, который он тоже почел не лишним извлечь из кармана, Волверстон приподнялся на своем вонючем ложе, и его единственный глаз (второй он, как известно, потерял в битве при Сегморе) округлился от ярости. Дон Хайме жестом указал на корсаров. – Вот они, эти проклятые пираты, дон Педро. Глядите – сбились в кучу, словно воронье, слетевшееся на падаль.
– Эти? – надменно спросил дон Педро, ткнув в сторону корсаров тростью. – Клянусь небом, вид их вполне под стать их ремеслу. Единственный глаз Волверстона сверкнул еще более грозно, однако корсар продолжал хранить презрительное молчание. Сразу было видно, что этот негодяй упрям, как буйвол.
Дон Педро, безукоризненно изящный в своем черном с серебром костюме живое олицетворение гордости и величия Испании, – приблизился к корсарам. Коренастый, неуклюжий губернатор, облаченный в травянисто-зеленую тафту, шагнул вместе с ним, нога в ногу, и обратился к пленным со следующей речью:
– Ну вы, английские собаки! Почувствовали теперь, что значит бросать вызов могуществу Испании? Ничего, успеете почувствовать еще не раз, покуда вас не прикончат. Я вынужден отказать себе в удовольствии отправить вас на виселицу, как намеревался, потому что хочу дать вам возможность отплыть в Мадрид, где по вас скучает костер.
Волверстон ухмыльнулся, оскалив зубы.
– Вы благородный человек, – произнес он на скверном, но все же вразумительном испанском языке. – Благородный, как все испанцы. Вы оскорбляете людей, пользуясь их беспомощностью.
Взбешенный губернатор обозвал его всеми непечатными словами, которые мгновенно приходят на язык любому испанцу, и еще долго продолжал бы сквернословить, если бы дон Педро не остановил его, положив руку ему на плечо.
– Стоит ли зря тратить порох? – презрительно сказал он. – Вы лишь попусту задерживаете нас в этой зловонной дыре.
Корсары в каком-то изумлении уставились на него. Дон Педро резко повернулся на каблуках.
– Идемте, дон Хайме. – Голос его звучал повелительно. – Выведите их отсюда. "Сент-Томас" нас ожидает, и скоро начнется прилив. Губернатор, казалось, был в нерешительности; затем, выпустив в корсаров еще один заряд сквернословия, он отдал распоряжение своему адъютанту и пошел следом за гостем, который уже направлялся к двери. Адъютант отдал приказ солдатам. Солдаты с бранью принялись поднимать корсаров, подталкивая их древками пик. Подгоняемые солдатами, корсары, пошатываясь, звеня кандалами и наручниками, выбрались на свежий воздух и солнечный простор. Оборванные, грязные, измученные, эти обреченные виселице люди устало побрели через площадь, мимо высоких, чуть колеблемых морским ветром пальм, мимо остановившихся поглазеть на них жителей, – побрели к молу, где покачивался на причале восьмивесельный барк.
Губернатор и его гость дожидались, пока корсары в сопровождении своих вооруженных конвоиров спустятся в барк. Затем дон Хайме и дон Педро заняли места на носу; за ними последовал негр-слуга дона Педро с его саквояжем. Барк отчалил, и гребцы, рассекая голубые волны, повели его к величавому кораблю, на мачте которого развевался испанский флаг. Барк приблизился к желтому корпусу корабля возле трапа, и дежуривший на борту матрос приготовил отпорный крюк.
Дон Педро, стоя на носу барка, повелительно отдал приказ мушкетерам построиться на шкафуте. Над фальшбортом появилась голова в остроконечном шлеме, и последовало сообщение, что мушкетеры уже построены, после чего, неуклюже переступая ногами в кандалах, корсары, подгоняемые конвоирами, начали медленно взбираться по трапу и переваливаться один за другим через борт.
Дон Педро сделал знак своему черному слуге следовать за ним и жестом предложил дону Хайме первым подняться на борт. Сам дон Педро начал подниматься сейчас же вслед за ним, и когда наверху трапа дон Хайме внезапно остановился, дон Педро, продолжая подниматься, подтолкнул его вперед, и притом так сильно, что дон Хайме едва не полетел головой вниз на шкафут. Но дюжина проворных рук подхватила его и поставила на ноги под громкий смех и приветственные крики. Однако руки, оказавшие ему помощь, принадлежали не кому иному, как корсарам, а приветствия были произнесены на английском языке. Весь шкафут был заполнен корсарами, и некоторые из них уже спешили снять кандалы с Волверстона и его товарищей.
Разинув от удивления рот и побледнев как мертвец, испуганный дон Хайме де Вилламарга повернулся к дону Педро. Этот испанский гранд остановился на последней ступеньке трапа и, держась рукой за трос, наблюдал происходящее. На губах его играла улыбка.
– Вам совершенно нечего опасаться, дон Хайме. Даю вам слово. А слово мое крепко. Я – капитан Блад.
И он спрыгнул на палубу, а губернатор продолжал молча таращить на него глаза – он все еще ничего не понимал. Когда же слова капитана Блада проникли в его сознание, в потрясенном мозгу этого тупицы все мысли спутались окончательно.