Хроника Монтекассини. В 4 книгах
Шрифт:
Примечательно ещё также стилистическое различие между первым автором и продолжателями - различие, которое в соответствии с рукописными данными позволяет чётко провести границу между частью Льва и последующим материалом по гл. III, 33. Это вывод можно было бы подвергнуть сомнению разве только на том основании, что последующий автор, или последующие авторы при случае говорят так, будто именно они писали также и текст до гл. III, 34. Например, в III, 44 говорится: «licet superius [собственно в III, 15 !] ex parte tetigerim»; то же самое в III, 37: «de qua superius, tempore scilicet Baldoini abbatis [I, 57 !], qualiter nobis a Marino papa concessa sit, plenius scripsimus»; или в IV, 70: «sicut in hujus libri principio [в I,6] com-memoravimus». Но это всего лишь литературный приём, обоснованный стандартным методом монастырского летописания, в традициях которого Гвидо (и Пётр Дьякон) осознавали свою связь с предшественником. Несмотря на это, водораздел проходит по гл. III, 33. То, что оказалось возможным добиться такой ясности, удивительно ещё и потому, что продолжатели, как уже указывалось, всецело находились под влиянием своего предшественника и подражали ему вплоть до множества подробностей. Но подражание имело свои границы; оно вполне пошло бы только на пользу, если бы подражатели обладали равноценным талантом.
Уже в лексическом запасе мнения расходятся. Немало слов и оборотов или являются исключительным
Есть, наконец, одно слово, которое ярко характеризует отношение Льва к языку, - vulgo. Мы читаем в его хронике пояснения следующего рода: quae vulgo vinea Ratcisi vocatur (I,8); totam ut vulgo loquar Flumeticam (II, 1); fornices quos vulgo spicu-los dicimus (III, 26) и пр. Лев не был пуристом. Так, например, он допускал итальянизмы, как то presto, exturare und impignare, хотя, с другой стороны, не перенимал без разбора речь толпы, но чётко соблюдал разницу между обеими языковыми сферами. К тому же он, очевидно, считал задачей историка разъяснять названия, понятия и их изменения. Поэтому он писал: Euligomenopolis id est Benedicti civitatis (I, 33), или: Ripa mala, quae nunc dicitur Guardia (II, 52), или также: atrium ..., quod nos Romana consuetudine paradysum vocitamus (III, 26). Подобные разъяснения по этимологии, по используемым в народе выражениям и по историческим изменениям географических названий он находил в трудах своих предшественников - у Григория Великого, у Павла Дьякона, а также в «Церковной истории» Беды. Тем не менее, это не было само собой разумеющимся. По крайней мере его преемник не придавал этому никакого значения. Напротив, Пётр Дьякон любил щеголять античными названиями провинций и народов, не считая нужным сообщать читателю их современное значение. Так, мы натыкаемся у него на: Лигурия (= Ломбардия!), Эмилия, Фламиния, Пицен, Умбрия, Валерия, Самний (Sampnia / Sampnium), и равным образом на: кимвры, этруски и пелигны. Лев использовал из древних названий разве что «пелигны», да и то лишь в связке: «марсы и пелигны», то есть в той связке, которая была ему известна из литературной традиции и исключительно дорога ради родины.
В синтаксисе Лев знает некоторые тонкости, которые или были чересчур трудны для его продолжателей, или во всяком случае не были у них в употреблении, как то супин I, употребление quin и sicubi, сведённый к Part. Perf. аблативус абсолютус (по большей части с последующим quod или подобным ему союзом), est с инфинитивом в значении licet и habere с Part. Perf. или с аналогичным прилагательным. Часто вводятся модальные предложения с ita ut (например, I, 10: ita ut liberi erant), далее с ut или sicut в причинной функции. Примечателен разделительный генетив ad id loci (II, 34), ad id temporis (I, 61, II, 29, II, 53, III, 11, III, 18), ad id flagitii (II, 37), aliquid novi (II, 16), magni aliquid (III, 7), illud rei (II, 71), nichil reliqui (II, 57), reliquum auri (II, 63), quicquid molestie (II, 56), parum levaminis (II, 57). Дальнейшим отличительным признаком его стиля является habere с инфинитивом, которое Лев, однако, использует только в прямой речи: nosse habebitis (I, 27), mingere habebis (II, 43), haberent preponderate (II, 47), habeo commanere (II, 72). Подражает ли он здесь Беде, который точно так же бережно обращался с этой конструкцией? Или это латынь, бывшая в ходу среди монахов? Возможно, что сюда же относятся и Deo placitum vivere ducas в II, 17 и fac perquirere calicem в II, 47.
Если мы обратимся к синтаксическим особенностям, которые, в свою очередь, отличают продолжение от части Льва, то бросается в глаза, что глаголы, которые обычно выступают как отложительные, здесь теряют указанное значение, а другие, которые обычно не являются отложительными, напротив, становятся здесь таковыми, или один и тот же глагол употребляется то так, то иначе. Итак, мы встречаем такие формы: amplexaret; assentio (I, 7, Cod. С); depopulant; depredant; cum ... in hoc immoratum esset; cepit... minitare; cumque in hoc ... moratum fuisset; morigerarent; ceperuntque ... eumque obtestare; operantur (пассив); excommunicatis participaverunt и cum excommunicatis participari; libros perscrutate (?); lacu in quo ... piscatum fuerat; dignum ilium esse ... peroratus est; victoria potiti и oppido potito; his ... prophatis и sit prophata magestas; est regressum; cernens ... Guibaldum reluctare; imperatorem... remo-rare cognoscentes; scrutetis; veretis.
В главных предложениях с косвенной речью продолжатели не придерживаются индикатива, но тут же переходят к конъюнктиву, если и не предпочитали его уже с самого начала, как то: III, 50: rescripsit... et cum multas illi rationes in ipsis litteris posuisset, se ... non posse ilium adire, sed si... vellet pacem facere, inveniret aliquam occasionem ilium adire (ср. далее: IV, 36, IV, 70, IV, 107 и т.д.). Или переходят от косвенной речи к прямой; например: III, 50: Dixit enim neque papam neque episcopum ... iuste hoc facere potuisse, apostolica enim sedes domina nostra est; или в IV, 29: reminisci illos debere primum esse querendum regnum Dei ... et hec omnia adicientur illis. Это чередование и определённая беспечность вообще характерны для стиля последователей. Не редко грамматическая конструкция вообще разбивается вдребезги. В одном и том же придаточном предложении могут стоять как индикатив, так и конъюнктив; например, в III, 50: ut... neminem osculatus est, cum nullo eorum simul oraverit, comederit aut biberit. С требованиями согласования вообще не считаются: в IV, 89: Quod dum fratres audissent, mur mur ... ingens repente exoritur, dicentes и т.д.; или в III, 67: mentis eius propositum immobilis perstitit; или в III, 69: quem quis esset interrogantes, Petrum apostolum se esse respondit и т. д. и т. п. В употреблении падежей также не существует строгих правил. В одной и той же главе (IV, 106) мы читаем: sub suo iure redegit,... sub Romani imperii iura redegit. В III, 53 и в IV, 61 стоит каждый раз urbe и ab urbe egredi (соответственно, в IV, 64 и IV, 74) наряду с urbem и Romam egredi (соответственно, в III, 67, III, 72, IV, 29, IV, 68, IV, 86). ВIV, 98 говорится: то-nasterium in lay corum potestate traderetur, соответственно, в IV, 91: oppidum ... in Normannorum dicione remisit, в IV, 105: Beneventum in eorum manu remitterent, в IV, 94: in abbatis manibus ... reddidit Castrum; зато в IV, 54: Castrum in manus ... abbatis reddiderunt; затем в III, 52 снова: Castrum in loci huius potestate rediret, а в III, 60, напротив: in monasterii huius dicionem redirent (аналогично в III, 16, IV, 7); далее, в IV, 32: Castrum in monasterii huius potestate recepit, в IV, 118: ipse Casini remansit, в IV, 124: imperatori in Casino degenti и cancellarium Casini direxit, точно так же в IV, 125, затем в IV, 126: relationibus vestre piissime tranquillitatis ad nos in Casino venientium didicimus (!). С картиной этого одичания вполне согласуется и то, что в продолжении мы часто читаем eundem castrum, а один раз даже eundem certamen (IV, 110). Труд Льва также не свободен от грамматических ошибок, но они отнюдь не достигают такого масштаба, как в последующей части хроники.
В заключении посвятительного письма Лев выражает надежду на то, что его история не вызовёт неудовольствие у учёных мужей и тем более не будет для них слишком тяжёлой. Это напоминает предложение из пролога к «Житию Альберика» святого Доминика: stilum in hoc opere figurae sum mediocris prosecutus, qui et peritio-rum auribus horrori esse non debeat, et minus eruditorum intellegentia percipi non refugiat («в этом сочинении я использовал стиль средней формы, который не должен коробить уши учёных мужей и в то же время мешать пониманию менее искушённых читателей»). Совпадение даёт понять, что Лев во всяком случае хотел стремиться к «среднему стилю» и, в действительности, непосредственно перед этим, как бы извиняясь, написал, что, мол, пусть его сочинение (opusculum) не считают совершенно ничтожным из-за посредственности стиля (stili mediocritatem). Извинение, по-видимому, было необходимо. Ибо в Монтекассино тогда, по всей вероятности, господствовало учение Альберика о трёх видах стиля и, согласно ему, историческому сочинению, которое извещало о божественном провидении и людских сражениях, подобал величественный стиль (caracter grandiloquus). Лев не хотел подниматься так высоко и довольствовался средним стилем (stilus mediocris). Но что это значило на практике?
Он использовал в своём труде некоторые из риторических оборотов. Помимо уже упомянутой трёхчленной анафоре для него особенно характерны разве что хиазм, литоты и схожие по звучанию слова, которые можно отнести к таким речевым оборотам, как анноминация и параномазия. Цитирую из посвятительного письма: in suscipiendo temeritas, inobedientia me in recusando pungebat; etsi me accuset inertia, auctoritas tarnen praeceptoris excuset; non parvo indigeat otio; historiam non parum nobis... utilem; alicui alii; studiosissime studuit.
Литоты и хиазм встречаются также в продолжении, хотя и не так часто, и отчасти опять таки в подражание формулировкам Льва. Лишь малое соответствие находит там игра слов, которую он ведёт, невзирая ни на что; приведём ещё пару примеров: 1,7: pudorem pudendorum membrorum; II, 1: tanti viri tanto dedecore, II, 57: lamentabilem historiam lamentabiliter referamus; III, 10: forma deformes; III, 18: estuabat ... desiderio Desiderius и т.д. и т.п.
Использовался ли в XI в. курсус, и если да, то каким образом, не смогли выяснить даже самые последние исследования. О так называемом Триспондиаке пока вообще нечего говорить, так как он не упомянут в Cursus XII в. Три обычных типа курсуса, которые возникли в школах впоследствии: ровный, медленный и быстрый (planus, tardus, velox), хоть и встречаются в хронике Льва довольно часто, - даже если они и не рассматривались в качестве таких формул, в соответствие с которыми дарственные и тому подобные грамоты приводились почти в виде реестров, - но даже в чисто повествовательных главах курсус не был проведён с абсолютной последовательностью. Кроме того, здесь остаётся нерешённым вопрос, должна ли была лежать в середине безударных слогов цезура, или - приведём два примера -permansit habitaverunt и vivere studuit отвечают условиям курсуса? Окончательное решение пока что не вынесено.
Напротив, другую форму завершения предложения можно объяснить только на основании стильных предпочтений автора. Не редко его фразы оканчиваются следующим образом: I, 7: perfusus lutio est; II, 99: retentus festivitatis gratia est; III, 25: data ab apostolico auctoritas est и т.д. Разделение именной части сказуемого и связки чересчур искусственно, чем это могло бы невольно отразиться в стиле летописца. С другой стороны, связка в завершении предложения сводит на нет Cursus, который в большинстве случаев легко можно было бы восстановить, если бы только этого хотел Лев. Возможно, он перенял этот порядок слов из «Римской истории» Павла Дьякона, где он, правда, не так часто встречается.