Хроника трагического перелета
Шрифт:
Замечено, что изобретатели неким верхним чутьем, шестым чувством, находят друг друга. Так нашел счастливчика Вуазена молодой, но уже небезызвестный (запатентовал удачную конструкцию фар для авто) инженер с остроконечной галльской бородкой — Луи Блерио. Вместе засели за чертежи, Однако замечено также, что все они лишь свою идею считают безукоризненно верной, чужую же отвергают. Вуазен признает только биплановую, американскую конструкцию, Блерио считает, что перспективней монопланы, напоминающие скорее легкокрылых чаек или стрекоз, нежели неуклюжих жуков.
Блерио вкладывает огромные средства в собственные
Восьмая по счету модификация — удача.
Вуазен зовет на помощь из Лиона брата Шарля. Громко звучит: «Фирма братьев Вуазен», но всего имущества у нее — три верстака и ленточная пила. И — никаких заказов. Как вдруг — о, это спасительное «вдруг»! — их почтила визитом национальная знаменитость — велосипедный и автомобильный гонщик-рекордист Фарман. Профессиональный спортсмен знал толк в контрактах, вдобавок он решился поставить на рискованную карту, попробовать себя в области, где еще нет конкурентов.
«Летательный аппарат должен совершить взлет длиною в километр по прямой, в противном случае я, Анри Фарман, свободен от обязательств. В случае выполнения заказа фабриканты получают половину обусловленной суммы только после удачного приземления».
Фортуна улыбнулась удачливому спортсмену — 26 октября 1907 года Анри Фарман пролетел по прямой 771 метр.
Итак, французы, что называется, наступают Уилберу Райту на пятки. Тем паче, Орвиллу на родине не повезло: с сентябре он попытался сдать машину военному ведомству САСШ, с ним поднялся в воздух представитель ведомства лейтенант Селфридж, в небе порвалась стяжка, попала в винт, аппарат упал, Орвилл был ранен, Селфридж погиб. Первая жертва авиации.
Пока же сам Уилбер кружит над полем Ле Ман (от него он отлетать опасается), на трибуне и братья Вуазен, и Блерио, и Фарман. И Делагранж — художник, скульптор, принятый на службу Вуазенами. И бывший рулевой торгового судна, бывший механик фирмы, строивший дирижабли, — он выпросил у Вуазенов планер, который они сочли неудачным, изловчился на льготных условиях раздобыть только что смонтированный, еще не опробованный мотор «Гном», — Луи Полан. И неугомонный Альберто Сантос-Дюмон: ему приелись воздушные сигары, черноусый крошка жаждет создать свой аэроплан.
Будущие колумбы воздушного океана, будущие учителя нового поколения пилотов, будущие заводчики, завоевавшие мировой воздухоплавательный рынок, — вот они, все здесь.
Все подмечают: у американца рули обеспечивают боковую устойчивость, у них — нет, и потому они вынуждены ждать полного безветрия во избежание крена. Но — их забавляет странное пирамидальное сооружение, которое выволакивает лысый из сарая вслед за аппаратом. Оказывается, это приспособление, чтобы подниматься способом катапультирования. И шасси нет, конструкция укреплена на странной лыже, с нею вместе взлетает. М-да, не слишком…
Но все лучшее меткий глаз перенимает тут же. Вуазены решают соорудить перегородки близ концов крыльев — это поможет сохранить равновесие при поворотах. Фарман, открывший к тому времени собственное дело, оценивает подвижные открылки, элероны. Блерио мгновенно видит райтовский способ скашивания крыльев и соображает, что для моноплана он пригодней, чем для биплана.
Год еще не истек, а Анри Фарман, взлетев в небо в окрестностях Шалона, достигает Реймса. И хоть там всего 27 километров, но по пути приходится миновать такую опасность, как лес, обогнуть ветряную мельницу высотой — не шутка — 30 метров. Гордо закручены мушкетерские усы: не над ипподромом кружил бойцовский петушок Франции — рисковал, путешествовал.
Двадцать пятое июля 1909 года — исторический день мировой авиации. Луи Блерио на моноплане последней своей — одиннадцатой — модели предпринимает попытку (и объявляет о ней широко, ибо претендует на приз английской газеты «Дейли мейл») пересечь Ла-Манш.
Надменный Альбион недоверчиво усмехается; владычица морей в воздушном океане пока беспомощна. Франция пышет энтузиазмом.
«Вы, государственные люди, — вспомним патриотический призыв Аршдакона, — не допустите, чтобы мы были побиты!»
Военно-морское министерство выделяет для сопровождения аэроплана миноносец «Эскопе». Следуя за его дымом, Блерио летит, но вскоре обгоняет судно. Он один, под ним пучина, позади Кале, впереди Дувр. Но он не видит Дувр, ищет и не видит — похоже, он заблудился. Двадцатипятисильный моторчик фирмы «Анзани» пока трещит, но Блерио знает, по опыту, что минуте примерно на двадцатой он имеет губительную склонность останавливаться.
Свидетельство.Тема авиатики в те годы развивалась в разных литературных жанрах. Включая пародию. Юморист московской газеты «Руль» решил спародировать неповторимый стиль короля фельетона, вальяжного, бритого, точно актер, Власа Михайловича Дорошевича, высокомерно взиравшего на подражателей сквозь свое пенсне. Дорошевич же не только шутил, развлекал почтеннейшую публику, не только язвил власть предержащих. Не менее силен он был как весьма своеобразный по подходу театральный и литературный эссеист.
Пародия звучит так:
По уверениям знатоков Чехова,
писатель ненавидел
— Калоши.
Не те калоши, что составляют наш флот, –
на который затрачено
1,5 миллиарда 72 миллиона
77 тысяч 225 рублей 19 3/7 копеек.
А самые обыкновенные:
Резиновые.
Но если бы наш сумеречный поэт А.П. Чехов
мог предвидеть
подобно Ницше –
успехи авиации,
его святая ненависть к калошам
перешла бы к мотору Анзани,
Рахитичный мотор!
Сам Блерио уже отказался от –
мотора Анзани.
А мы…
Мы открываем свое воздухоплавание тем, что
начинаем
мотором Анзани –
боронить Ходынское поле.
«Грустно жить на этом свете, господа».
Однако пародия писалась двумя годами позже, когда на смену «Анзани» пришли более надежные двигатели.
Луи Блерио не до шуток.
Что это белеет впереди — меловые скалы или купы облаков? Внезапно Блерио видит корабль, идущий параллельным курсом. Не иначе как в порт. Конечно, в Дувр. Он вглядывается в даль и видит очертания Дуврского замка. Под ним отмель, за отмелью луг. Блерио круто планирует, чувствует, как подламываются шасси…
К нему бегут люди.
Он пробыл над морской стихией 33 минуты.