Хроника Третьего Кризиса
Шрифт:
— Где я? — спросил он на стандарте, для начала смачно выругавшись по-японски.
— Вы все еще в Гвардии, — успокоил его Блейн. — И вам все еще необходимо ответить на несколько наших вопросов.
— Нет.
— Думаю, что вскоре ты изменишь свое мнение, оябун, — сказал я. — Для начала посмотри-ка в зеркало.
Высокое, в полный рост, оправленное в массивную раму с колесиками и задрапированное темной тканью зеркало ждало своего часа в дальнем углу комнаты. Оно было прямо-таки экспонатом из прошлого века, когда подобные старомодные штучки были в ходу. Сейчас люди используют объемные голограммы, не искажающие изображений. Но для наших
Я выкатил его из угла и развернул напротив Сато. Сдернул покрывало.
Реакция японца оправдала наши ожидания. Его всегда бесстрастное лицо выражало эмоции, сменяющие друг друга, подобно слайдам в проекторе. Сначала недоверие, потом ужас, затем понимание и ярость.
Устаревший балаганный номер — «говорящая голова», стоящая на подносе, окруженном зеркалами, создающими эффект полного отсутствия туловища. Обычно такая голова сыпет меткими шуточками и непристойностями в адрес посетителей, но от Сато мы ожидали не этого. Тем более что ни о каких иллюзиях речи не шло и все происходящее было реальным.
Голова Сато стояла на небольшой подставке, и в трех сантиметрах от его подбородка шея заканчивалась, уступая место стеклянной колбе с проведенными внутри трубочками, содержащими кровь и кислород, непрерывно поступающие в мозг. Наверняка, создавая свою книгу, Беляев не ожидал, что в далеком будущем она воплотится в жизнь, да еще в столь жестоком и изощренном варианте. Но ведь и Алексей Николаевич Толстой вряд ли мог предположить, что при помощи далекого потомка гиперболоида инженера Гарина будут выжигаться поверхности целых планет.
Минут пять Сато сыпал проклятиями на всех известных ему языках. Отбушевавшись, он закрыл глаза и сосредоточился. На крушение последней надежды я отвел ему не более трех минут, а потом заговорил.
— Не выйдет, — сообщил я. — Так что больше можешь и не пробовать. Методика «дхарма» позволяет полностью контролировать свое тело, а тела-то у тебя и нет. Ты не сможешь остановить свое сердце, поскольку теперь оно у тебя механическое и управляется дистанционно. Ты не сможешь перестать дышать, потому что подключен к аппарату принудительного дыхания. Ты не способен лишить мозг кислорода и убить себя. В таком состоянии ты практически бессмертен.
Фантасмагорическая вариация на тему древнего изречения: «Я мыслю, следовательно, я существую». Это действительно существование, а не жизнь, но такое состояние может продлиться очень долго. Все это я рассказал Сато, не преминуя упомянуть и о суперскополамине, добавленном в смесь искусственной крови, которому он теперь вряд ли сможет противостоять, лишенный возможностей своего натренированного организма.
Поистине, вершилась справедливость.
— Иди к своему белому дьяволу, — ответил Сато на мою речь.
— Не очень вежливо и очень неразумно для человека в вашем состоянии, — заметил Блейн.
— Хочу нарисовать тебе твое будущее, — сказал я. — Хотя твой выбор и крайне ограничен, я все же могу предложить тебе два варианта. Глубокого ментоскопирования тебе не избежать при любом раскладе, так как некоторые лица имеют иммунитет к скополамину, а объем необходимой нам информации намного больше, чем может вместиться в твою оперативную память. Зато дальше у тебя появляется выбор. Если ты будешь хорошим мальчиком и начнешь с нами сотрудничать, я гарантирую, что сразу же после последнего допроса лично пристрелю то, что от тебя останется, и избавлю от дальнейших мучений. Если же ты откажешься, то я запросто оставлю тебя вот в таком состоянии, — я махнул рукой в сторону столика. — И закрою в самом дальнем, самом забытом уголке Штаб-квартиры, всегда бодрствующего, всегда в полном сознании, лишенного возможности быстрой и легкой смерти. И все, что тебе останется из занятий, это пересчитывать трещины на потолке и анализировать закономерности в разводах краски на стене, по возможности сдувая с себя тараканов, мух, и пауков, которых у нас нет, но специально для тебя я их где-нибудь насобираю. И раз в несколько очень долгих для тебя лет я буду наносить тебе визиты и рассказывать о состоянии дел на фронтах. А для своих друзей ты в любом случае останешься предателем.
— Ты умрешь, гайджин, — снова взялся пророчествовать Сато. — Мы найдем вашу базу и разотрем ее в атомную пыль.
— Ты этого уже не увидишь, — сообщил я. — Кроме того, угрозы не производят впечатления на серьезных людей. Особенно угрозы, не подтвержденные должной мощью, чтобы их выполнить.
А он все-таки действительно крепкий орешек. Крепче, чем я думал. Несмотря на произведенную над ним процедуру, он упрямо не желал «ломаться».
А как бы я вел себя на его месте? Надеюсь, что никогда не узнаю. Не самая завидная участь — превратиться в игрушку враждебных сил, особенно если сам раньше представлял силу, играющую миллионами.
Конечно, ментоскопирование вытянет из него информацию в любом случае, но было жизненно необходимо получить ответы на некоторые вопросы прямо сейчас.
Меня давно уже начало мутить от этой ситуации, но, подняв топор войны, нельзя бросить его, не напоив кровью врага. Выходя на битву, ты должен знать, что придется идти до конца и останавливаться нельзя. Мне надо было сломить его волю к сопротивлению, а в моем распоряжении оставалось только одно средство.
— Не хочу, чтобы ты продолжал питать лишние иллюзии. Особого удовольствия я не получу, но мне придется еще кое-что сделать.
Я вышел из его поля зрения и притащил из другого угла тележку, приспособленную под капсулу для «холодного сна».
(Иными словами, для криозамораживания. Крышка капсулы была прозрачной, и я установил тележку вертикально, так, чтобы Сато смог увидеть ее содержимое.
— Похоже на еще одно зеркало, да? — спросил я. — Узнаешь себя? Еще бы, просто нельзя не узнать. Но ведь мы оба с тобой прекрасно понимаем, что никакое это не зеркало, правда?
Не могу представить, что чувствует обезглавленный, но живой человек. Тем более не могу представить, что он чувствует, созерцая свое тело, находящееся напротив, лишенное головы, но тоже живое. Трудно его не узнать, даже если и смотришь под несколько новым для тебя углом зрения.
— Шрамы, — подсказал я. — Родинки. Строение костей. Это ты, Сато, понимаешь? А вот это — баллон с охлаждающим газом, подключенный к капсуле. Видишь, стоит мне отвернуть вентиль, и газ начнет входить в капсулу, подготавливая тебя для длительного хранения. — Свои слова я иллюстрировал соответствующими действиями. — Тело твое теперь очень хрупкое, но зато оно, как консервы глубокой заморозки, способно храниться очень долго в ожидании, а не вернут ли ему на место недостающую деталь. Смотри, я открываю вертушку. Ты должен почувствовать, как из капсулы повеяло холодом. Ты знаешь, в любой момент можно взять, да и собрать тебя заново, в том же виде. Снова сможешь ходить нормально и дышать нормально, снова сможешь приказывать и убивать. НЕ ВЫЙДЕТ!