Хроники Арбайтенграунда. Часть 2
Шрифт:
– Полиция, полиция! Отпустите меня, твари, я полицию вызвал!
Толпа улюлюкала и не упускала возможности дать ему подзатыльник или пощечину, кто-то разбил очки. Иосиф не понимал, куда рабочие понесли свой трофей, да так и не получил ответа. Входная дверь распахнулась, и в цех вместе с холодным уличным ветром вбежали десять полицейских с автоматами наготове.
– Руки за голову, живо!
Рабочие остановились, улюлюканье смолкло – даже Даммер перевел дух и сказал:
– Да отпустите уже.
Его поставили на землю, он подбежал к полицейским, спрятался за их спинами и в гробовой тишине пропищал:
– Они хотели меня убить!
Неожиданно другая дверь сбоку, где находилась уборная, отворилась и на пороге появился Фундук. При виде стражей
– Чего-с? Вы еще кто?
Один из полицейских направил на него оружие.
– Руки вверх!
Лицо лидера забастовки побелело.
– А-а-а… Ни черта себе, чего здесь устроилось-с… Эй, ну что вы как истуканы-с? Вперед, вперед!
Но никто из рабочих не сдвинулся с места. Тогда Фундук с ревом набросился на ближайшего полицая и повалил того на пол. Раздался выстрел, тело Фундука обмякло, и противник отпихнул его в сторону, с нескрываемой брезгливостью стряхнул капли крови с кителя. Среди рабочих послышался сдавленный стон, и это стало сигналом: остальные бросились врассыпную, полицейские – за ними.
Йозеф опомнился первым; он схватил Иосифа за руку и повел к черному входу.
– Шевелись ты!
Поэт, белее смерти, плелся за Ренау, приговаривая:
– Фундука что… убили?
– Лучше о себе думай.
Йозеф с ноги выбил дверь. Влажная от пота кожа не ощущала ни ледяной ветер, ни моросящий дождь. Они пробежали мимо свалки, перепрыгнули через забор и выскочили на дорогу.
Прошло два часа. Иосиф и Йозеф успели согреться и перекусить. После обеда зазвонил телефон, и их пригласили в полицейский участок. Иосиф напрягся. «Ну вот, – подумал он, – сейчас сделают выговор за плакат. Вот тебе и поучаствовал в забастовке, называется!» Однако по приезде на удивление поэта никто с порога их не окружил, не надел наручники. Следователь, добродушный толстячок, который, даже вопреки всяким правилам, предложил закурить и попить чай, расспрашивал лениво и вяло, словно те сидели у него в гостях. Как оказалось, никто на них даже внимания не обратил во время стычки, однако в список рабочих смены они зачислены. Допроса не избежать. Иосиф и Йозеф почти не врали, говорили, что да, видели они забастовку, но не принимали в ней участия. Фундук жив, лежит в больнице с простреленным насквозь боком; скоро его арестуют, а потом суд. Скоро всего, его посадят.
И все же полностью выйти сухими из воды не получилось. Йозеф не мог долго отпираться и сказал о том, как слышал ранее о предстоящей забастовке. Иосиф тоже не отрицал вину. Следователь неожиданно изменился в лице и сказал:
– «Слышали» – значит, знали. Вы покрывали преступление, герр Ренау и герр Яффе, а это не есть хорошо, о нет. Поэтому с вас взыщут штраф. Благо никого не убили, иначе вы так просто не отделались бы.
Йозеф поморщился, осознавая одно: придется залезть в сбережения.
На следующий день и ему, и Иосифу пришло извещение от директора, что нужно срочно явиться. Он в мягкой, но настойчивой форме попросил написать увольнительную, и двум рабочим не оставалось ничего, кроме как подписать бумаги. Спустя несколько дней они узнали из газет: фабрика закрылась из-за массовых увольнений рабочих. Всем участникам забастовки вскоре пришло письмо с приглашением вступить в профсоюз, в котором, как позже выяснилось, состоял Фундук. Им пообещали помочь встать на биржу труда и, если необходимо, даже пособия выдавать. Йозеф же не состоял в профсоюзе и быстро записал туда себя и Иосифа. Штраф, кстати, арендодатель заплатил за двоих, и денег в банке сократилось на одну шестую. Иосиф отдал часть аванса, хотя полностью расходы его гроши не покрыли. Йозеф решил потратить силы и время на поиск работы. В пятницу, то есть через три дня после забастовки, они нашли вакансию: продавцы-консультанты в магазине сервизов. Иосиф ободрился: и работа не скучная, и платят немного больше, и не надо постоянно таскать тяжелое. Йозеф согласился, но скрепя сердце, ведь придется обслуживать людей.
На следующий день Иосиф направился в клуб. За те три
– «…Ф. обмяк, задавил полицейского своим громадным туловищем, но тот отпихнул его. Выстрел послужил сигналом для рабочих, и они в самую ответственную минуту разбежались, словно крысы…» – шепотом читала Джута, а за ее спиной стояли все главные сотрудники редакции.
Наконец Хелльберг вздохнула и сказала:
– Ладно, Яффе, признаю: я была не права. Ты принят.
В подтверждение своих слов она повесила рукописи на стенд и закрепила кнопками.
С этого дня Иосиф работал в клубной редакции «Известия».
Глава 3
Интервью с писателем
Прошло всего две недели, но от однотипной жизни молодого поэта, в которой он следил за расположением бритв и ложился ровно в десять, не осталось и следа. Ему стало просто не до этого. С понедельника по пятницу он учился, после учебы работал. График такой же, как на фабрике: пять дней в неделю, по два-три часа как студенту. Йозеф трудился вместе с ним, но полноценную восьмичасовую смену. Работали они в магазине «Как дома», где продавали сервизы. Повсюду стояли стеллажи с разноцветной посудой самых причудливых форм и размеров, будь то полупрозрачная тарелка, формой напоминающая разрезанное напополам яблоко; будь то рюмки с изображением сатиров с флейтами. Красовались тарелки с росписью, с изображениями из средневековых миниатюр, с животными, птицами и другими созданиями. Когда приходило не так много клиентов, Иосиф пользовался моментом и ходил между стеллажами, заложив руки за спину, дабы ничего не перевернуть. Йозеф обычно прислонялся к косяку и закуривал, а себя он спрашивал о том, когда закончится смена. Не нравилась Ренау эта должность: ему выносили мозг то мамочки с детьми, то придирчивые бабушки. Однажды он сказал одному придирчивому старикашке грубое словцо, так директор сделал ему замечание и пригрозил пожаловаться профсоюзу, который мог из-за увольнения отказаться предлагать свою помощь. Пришлось запихать гордость куда подальше и работать. А вот Иосифу, несмотря на некоторых тяжелых клиентов, очень даже нравилось: он встречал новых личностей и изучал их, как творческая натура. После работы поэт возвращался к себе, делал домашнее задание и в двенадцать ночи забывался мертвецким сном, чтобы завтра начать все сначала.
По выходным у него также не оставалось времени на отдых, потому что в планах был клуб. Туда он шел с самого утра и проходил в полуподвальное помещение, которое еще недавно служило архивом. Однако место подсчитали маленьким, хотя Иосиф так бы не сказал, и его достаточно долгое время не использовали, а потом с радостью отдали клубу. Это помещение состояло из трех комнаток с голыми стенами, маленькими окошками чуть ли не у самого потолка и батареями внизу, которые работали плохо, и по полу всегда дуло, даже летом. Бывший архив члены клуба обставили мебелью и оборудованием: столами, печатными машинками, а стены обвесили шаблонами и вырезками в качестве примеров составления колонок, а еще плакатами с надписями наподобие: «Гроб – твоя кровать, а жизнь не терпит спящих». Работало человек двенадцать, не меньше. Пахло чернилами и немного плесенью, стук по клавишам не утихал ни на минуту. Иосиф, как и другие журналисты, имел свой столик с печатной машинкой у самой стенки, который украсил по собственному вкусу: поставил для вдохновения горшок с цветком и любимый сборник от покойного дяди-сатирика «Еврейские анекдоты». До вечера поэт писал о преимуществах и недостатках филологии и ее помощи писателям с яркими примерами, которые он брал из собственного опыта. Так за день получалось три небольших статейки, которые он быстро корректировал и отдавал Джуте.
Конец ознакомительного фрагмента.