Хроники Единорога. Охота
Шрифт:
– Замолчи… прошу тебя, замолчи.
Казалось, будто бы священник совершенно бесшумно шевелит губами, тем не менее, всем было слышно, что он говорит. Истинное чудо, а может только эффект исключительного умения лишенного вкуса архитектора?
Седовласый замолк, повернулся к амвону и поднял руку в обвиняющем жесте, но, прежде чем сам заговорил, другой голос прервал тишину. Гораздо более высокий в тональности и более решительный. Раздавался он со стороны входа.
– Представление закончено, пан Лис!
Оглянулись практически все, за исключением мужчины в белом и ксёндза, который глядел в ту сторону все время. Старик медленно опустил поднятую руку и тихо ругнулся, настолько тихо, что никому услышать его не удалось.
У входа стояло трое мужчин в черных костюмах. Двое, крепко сложенные, с бычьими шеями и практически одинаковыми лицами, держались за спиной третьего, гораздо более худого и меньшего роста, чем они. Уже на первый взгляд было видно, что он гораздо старше своих спутников. У него был высокий, бледный лоб, припорошенные сединой волосы, водянистые глаза; узкая щель рта была почти что лишена губ, а еще орлиный нос, на который опирались толстые очки со слегка затененными стеклами. Те, что сидели ближе всех, если бы обладали хорошей наблюдательностью, могли бы отметить еще одну примету: тоненький, круглый шрам на виске.
– Управление охраны государства, - сообщил всем низкий мужчина, показывая небольшую бляху, формы которой с этого расстояния невозможно было распознать, не говоря уже о расшифровке украшающих ее надписей. – Прошу всех хранить спокойствие и оставаться на местах, - прибавил он, видя замешательство, которое вызвали его слова среди людей, которых они застали врасплох.
Рослые блондины, вероятнее всего, близнецы, тем временем встали за спиной мужчины в белом. Их начальник подошел с другой стороны, привстал перед алтарем на колено и небрежно перекрестился. Потом глянул прямо в глаза седому.
– Эдмунд Лис, сын Станислава и Вероники, - бесстрастно сказал он, словно бы цитировал данные из статистического ежегодника, - Именем Республики Польша я заключаю вас под арест за участие в организованной преступной группе, целью которой была попытка вынудить выкуп путем устрашения и шантаж духовных лиц.
Обвиняемый молчал. Одного кивка очкарика хватило, чтобы ему профессионально надели наручники и потянули по проходу. Он не защищался, когда близнецы выводили его, даже не дергался; шел послушно, чуть ли не безвольно, между функционерами спецслужб, всматриваясь в пол. Молчал, но с его лица не сходила ироничная усмешка.
– Прошу прощения. – Офицер обвел взглядом сидящих на лавках. – Прежде всего, за то, что мы так долго не реагировали. Как вы понимаете, нам необходимо подождать до тех пор, пока подозреваемый не зайдет настолько далеко в своем представлении, чтобы во время процесса не мог бы использовать какую-либо отговорку. Одновременно ручаюсь, что Эдмунд Лис уже никогда не станет вам надоедать. Благодарю за сохранение спокойствия и сотрудничество… И да помоги вам Господь!
Дезориентированный неожиданным поворотом событий настоятель, до сих пор торчащий за кафедрой, нервно перекрестился и, глядя вслед уходящим, трясущимся голосом выдал из себя:
– Братья мои… и сестры! Вот вы были свидетелями… чудовищных наговоров, высказанных \тим клеветником… не только против вас… но и… против меня, вашего пастыря… И все же… справедливость божья, как сами видите… существует!
Направлявшийся к выходу офицер, услышав эти слова, остановился на самой средине нефа и неспешно обернулся.
– Это правда, что пан Лис зарабатывает шантажом, - бесстрастным тоном объявил он, - но я никогда не назвал бы его лжецом или клеветником. Основой деятельности руководимой им преступной группы является прекрасный сбор разведданных в окружении. Опасаюсь, что ни одно из представленных им обвинений не было лживым. Но этим как раз в свое время займутся соответствующие органы.
Выводимый мужчина, похоже, услышал эти слова, поскольку до ушей собравшихся в костёле донесся его громкий смех. Настолько громкий, что заглушил даже шаги замыкающего процессию мужчины в черном.
Поляризованные стекла мерседеса пропускали немного света. Лис, комфортно развалившийся на заднем сидении, глядел на лишенное какого-либо выражения лицо седоватого, ежесекундно значительно поглядывая на скованные наручниками руки.
– И тебе нечего мне сказать? – спросил мужчина в черном костюме.
– Как офицеру УОГ, которое, кстати, было ликвидировано десять лет назад, ли доктору Левинскому, моему непосредственному начальнику? – ответил Эдмунд вопросом на вопрос и обезоруживающе улыбнулся.
– Как начальнику, - седеющий не проявлял желания шутить.
– Как начальнику могу сказать тебе только одно, Адам: в этой роли ты был просто великолепен. Вот только с чего это в голову тебе пришел УОГ? – Лис наклонился вперед и поднял скованные руки. – Уж будь так добр и сними, наконец, с меня этот металлолом.
– Что касается УОГ, я импровизировал. Только никто из этих мудаков этого и не заметил. Что же касается наручников… Мне очень жаль, только ключ у кого-то из Гольцов. – Левинский кивнул головой в сторону заднего стекла, через которое был не слишком хорошо виден капот едущего за ними внедорожника с охранниками. – Придется тебе какое-то время потерпеть.
– И зачем ты мне это делаешь?! – отшатнулся Лис и театрально свалился на сидение.
– А зачем ты нам устраиваешь подобные номера? Не затем мы тебя тренировали, чтобы ты эпатировал народ дешевыми представлениями…
– Нет? В таком случае – зачем? – Лис весело поглядел на серое в этом освещении лицо начальника. – Вот скажи, зачем, на самом деле вы меня готовили?
– Твои способности необходимы для обороноспособности страны.
– Да хрен там, для этого! – воскликнул седой, вжимаясь в угол. – Бог, Честь, Отчизна… Как раз этих заповедей в вашем моральном катехизисе и нет! Скорее уж, туда подходят: Скандалы, Гонорары и Бухло! Меня вы используете, чтобы исключать конкурентов на место у корыта, вот и все.