Хроники Герода
Шрифт:
– С завтрашнего дня никого, кроме официальных посланников из Ерушалаима или от римлян, в город с оружием и без специального разрешения не пускать. Все ворота, калитки и просто дыры в стенах, кроме Ерушалаимских и Сирийских ворот, заложить. Срок – неделя. На работы привлечь всех бродяг, что шатаются по городу. Но всем заплатить. Я проверю. Как только это сделают, доложить.
– Теперь воинам. С завтрашнего дня, чтобы у каждого собачьего лаза, у каждой дыры в городской стене стоял стражник. И если кто-то с оружием в город проскочит, сниму голову вместе с кипой. На всех людных местах чтоб были стражники! Если кто-то будет что-то требовать у купцов и ремесленников, хватать
– Господин, – неуверенно произнес глава стражников, – это же война!
– Да! Война! И если кто-то не чувствует в себе сил для нее, пусть уйдет сейчас. На этом берегу. Я, Герод сын Антипатра, даю слово, что он спокойно выйдет из города. Но здесь, среди моих воинов, мне слабых и трусливых не нужно.
Он пристально смотрел на каждого. Присутствующие вели себя по-разному. Кто-то опустил голову. Кто-то встретил взгляд спокойно и открыто. Но остались все. Впрочем, иного он не ждал. Они уже прошли жесткий отбор и остались с ним. Хотя потом многое могло измениться. Но других у него не было.
– Но ведь тогда каждый день нужно будет целую сотню воинов выводить на улицу! – вернулся к теме новый начальник гарнизона, молодой парень с жестким волевым лицом, сын одной из жертв разбойников.
– Даже полторы сотни. Остальные пусть отдыхают и учатся воевать. Потом меняются. Бранн, – обратился он к галлу. – Пусть твои люди тоже ходят в дозоры. В каждой группе пусть будет по одному твоему воину.
– Сделаем, Герод.
– Тогда за дела! Только уважаемый Барух пусть задержится.
Старый чиновник поклонился и остался стоять. Остальные вышли.
– Почтенный Барух, я доволен тобой. Именно поэтому хочу, чтобы ты меня выслушал и дал ответ. Мы начинаем трудное дело, которое может кончиться совсем не на радость нашим родным. Я готов заплатить тебе, чтобы твоя старость протекала в покое и достатке, и отпустить из Галилеи. Завтра уже может быть поздно.
– Тетрарх Герод, сын Антипатра, сильный и достойный продолжатель своего отца! – начал речь Барух. – Ты еще только собирался в Галилею, а здесь уже ждали тебя. Я – немолодой человек, и серебра в волосах у меня больше, чем в мошне. И всю жизнь я прожил на этой земле. Я хочу умереть на ней. Но хочу умереть в спокойном мире, где путник не жмется к краю домов, где караваны ходят без сопровождения армии. Когда ты выехал из ворот славного города Ерушалаима, нас было пятнадцать человек. Когда ты въехал в Сепфорис, нас осталось шесть. Я остался. Я боялся тебя. Боялся, что ты будешь слабым или, напротив, слишком яростным. Теперь не боюсь.
Герод обнял его:
– Я оценю это, Барух! Но пока нам нужно спешить. В этой игре выигрывает тот, кто бьет первым. Завтра объяви на площади, что царь Иудеи Гиркан, да будет благословенно его имя, и тетрарх Герод даруют в этом году крестьянам Галилеи освобождение от всех податей. Ремесленники пусть платят двадцатую часть, а не десятину.
– Зачем это, господин?! Налогов и так очень мало…. Нам же нужны средства.
– Ты прав. Деньги нужны. Но дом Антипатра может вынести такие траты. Когда отец посылал меня сюда – ты понимаешь, что посылал меня отец, а не царь, – он не думал здесь найти богатства. Важнее обеспечить безопасность караванам. А еще важнее честь и слава дома Антипатра.
– Я понял, господин! Люди должны славить тетрарха и проклинать разбойников.
– Да. Это и будет началом конца Хезкияху.
Уже вскоре ситуация в городе изменилась полностью. На площадях было объявлено, что вход в город с оружием без разрешения на оное запрещен. Все оружие, которое есть у местных жителей, надлежит зарегистрировать в канцелярии тетрарха. Любое оружие без разрешения будет изыматься, а его владелец – подвергаться бичеванию на площади. То же наказание будет для тех, кто без распоряжения тетрарха будет изымать что-либо у жителей.
Стража у ворот (а других способов проникнуть в город не осталось) стала другой. Стражники спокойно и внимательно осматривали все и всех, проникающих в город.
– Что везете, почтенный? – приветствовал начальник дозора очередного путника.
– Зерно для Авдея-хлебопека.
– Дозволь осмотреть телегу.
Возница побледнел.
– Почтенный стражник… э… я хотел бы помочь твоей семье. Здесь шесть серебряных динариев…
Стражник, не говоря ни слова, схватил дарителя за ворот плаща и сдернул на землю. Другие стражники вмиг разворошили телегу, где под зерном оказались кинжалы, палицы и еще один «усталый путник», видимо, хорошо известный местным жителям.
– А, Савва-конокрад пожаловал в гости! – обрадовался высокий страж-галилеянин. Путников схватили и отправили в городскую тюрьму. Впереди их ждало мучительное и позорное наказание.
Такие сцены в первые дни часто наблюдались возле городских ворот. Герод, разбирая дела, четко различал подозрительных людей – скорее всего, членов шайки или их агентов – и крестьян, которые везли кинжал или топор для самообороны в дороге. Последние немедленно освобождались со всеми возможными извинениями. Но оружие им возвращалось только на выезде из города. Приметы подозрительных людей записывали при свидетелях, составляя список таких «непонятных» галилеян. Очень скоро правила стали известны всем. Даже караванщики, следующие в Иудею, Дамаск или Сирию, спокойно оставляли свое оружие на хранение стражам.
Намного больше стражи стало и на улицах города. При этом стражники перестали отворачиваться, увидев нечто подозрительное. За это тетрарх не миловал. Десятки желающих собрать «подать на освобождение Иудеи» пополнили число сидельцев тюрьмы. Городские палачи впервые за долгие месяцы получили регулярную работу. Плети в их руках не останавливались, особенно в первое время, а клеймо делало преступника легко узнаваемым. Даже ночами отряды стражников патрулировали городские улицы и стены.
За месяц Героду удалось очистить город от разбойников и их присных. Их не казнили, но постепенно отрезали от возможности обирать горожан. Если ловили, то били плетьми до полусмерти, клеймили. Город ожил. Постепенно под контроль были взяты все крупные города Галилеи. Но дальше дело продвигалось с трудом. Гоняться по округе в сотни стадиев, по горам за летучими отрядами разбойников было делом бесполезным. Да и какой смысл в этой погоне, если на смерть их может осудить лишь Синедрион, а он этого не сделает. Уже и так в Ерушалаим посыпались жалобы на «самоуправство и невиданную жестокость» тетрарха. Нужно было что-то придумывать.
Оставалось медленно выдавливать разбойников из Галилеи, лишая их поддержки местного населения, отрезая от источников пищи и золота. Гарнизон города возрос до тысячи человек. Хоть это и ложилось тяжким бременем на казну Антипатра и Герода, но давало свободу маневра. Впрочем, это же дало еще один неожиданный эффект. Жалование, которое Герод платил воинам, тратилось в городе. В Галилее появились люди, в поясах которых позвякивало серебро. Ремесленники, содержатели харчевен, мелкие торговцы получили покупателей, а Герод – рост налогов.