Хроники Хранителей
Шрифт:
При упоминании о деньгах, Ирек поёжился. Но деваться было некуда. Он выдохнул, собрался с мыслями и начал рассказывать…
Глава 8. Ирек
Я: В каждом мире есть зерно дурное, и зерно благое. Вопрос лишь в том, на которое из них проливается дождь и кто владеет садом…
R: Инспектируя очередной мир, и оценивая его шансы на будущее, смотрите на то, откуда берет
Кодекс Хранителей, пункт 11.
Этой ночью Иреку опять снились кошмары. Он проснулся от собственного стона, весь в поту. Маленький, грузный, тяжело дыша. Во сне он боролся с черной жутью, а она наваливалась, надвигалась всё ближе и ближе…
Вокруг стоял Лес – большой, тёмный, дикий. Через него невозможно просто прорваться – между стволов крупных сосен и кедров густо и в обилии росли колючки.
Давно власти Города, пытаясь выкурить Стаю из леса, поджигали его, но огонь не пошёл вглубь. Колючки отказались гореть. А вырубать лес – на это бы ушло несколько лет.
В этой мешанине колючек тянулись сквозные дорожки, которые невозможно было увидеть самостоятельно. В этих проходах колючки почему—то не смыкались намертво, а росли в отдельности друг от друга. Давали возможность идти по лесу, лишь изредка цепляясь за оголенную кожу.
По этим тропинкам Стая и передвигалась – до рассвета выходя из леса, а после – сливаясь с ним обратно. Легко обходя патрули, которые бесполезно ходили вдоль края леса туда—сюда, опасливо озираясь на каждый шорох из густой колючей чащи.
Были времена, когда эти патрули беспощадно вырезались Стаей. Но после псам надоело тупить ножи о бесполезных патрульных, которых всё равно посылали сюда в наказание.
Каждый щенок или пёс на уровне каких-то чисто животных рефлексов хорошо понимал, как двигаться сквозь лес. Любой городской очень быстро напорется на непроходимые крючки, пару раз вырвется, потом завязнет, потрепыхается, покричит – а тут уже и Стая прибежит, примет дорогого человека…
По одной такой тропинке Ирек и пошёл по утренним делам.
Присел в кустах, послушал тишину. Как раз светало. Полная темень вокруг постепенно сменялась привычным лесным сумраком.
Потом он услышал голоса. Они шли не к нему, но мимо него. Один голос – кряхтящий, неприятный, принадлежал старику Гаргу – наставнику щенков и молодых псов. Другой – незнакомому псу. Тоже неприятный голос, словно из глухого подвала, который пропах ржавчиной и мокротой.
Всей Стаи никто никогда не видел. Никто не собирался по вечерам у костра, не рассказывал историй – Стая просто жила в лесу, делила добычу – кто успевал добраться до дележки. Строила планы по грабежам в Городе – и в них вписывался тот, кто успевал в них вписаться. Каждый жил отдельно других, как правило – по 2—3 пса и щенка. И выживали как могли. Часто за счет других.
Если пес шёл по Лесу в одиночку – его могли и подловить, и закопать под какой—нибудь высокой елью, ради ножика, которым тот похвастался неделю назад.
Стая – это Стая. В ней не было единства. Всех объединяло лишь одно: животный голод и страх. На этом всё и основывалось. Голод заставлял Гарга растить молодежь, чтобы отнимать у них добычу. Страх удерживал молодняк от того, чтобы не запустить клыки в спину старику, когда тот в очередной раз уходил с жирным куском добра. Страх в будущем остаться без совета.
Только страх – страх выродиться и остаться в будущем без напарника, без информации о схроне, о патруле – заставлял псов делиться друг с другом едой, а иногда и одеждой, и местом у костра.
Страх и голод. В этом вся Стая.
Но вот двое идут по лесу и не боятся. Один из них старик Гарг, а второй…?
– У стариков уже силы на исходе. Мы не можем есть хлопья и траву. Мясо кончается, Ангел.
Ага. Значит, второго зовут Ангел. На фоне остальных кличек его была мягкой. Но почему “Ангел”? У него даже голос – тёмный, тусклый и неприятный. От него хотелось зарыться поглубже в землю и не высовываться.
– Мясо кончается? – насмешливо сказал Ангел. – Ловите котов.
– Мы их переловили ещё в прошлую зиму. В этом чёртовом лесу больше нет никого, кроме комаров и нас.
– Вот комаров и грызите, как семечки. – равнодушно сказал Ангел. – Дайте им крови попить и лузгайте.
– Ангел! – в голосе Гарга было отчаяние. – Еда кончается, а до конца лета ещё долго. Мы не переживем его, если не достанем что—то…
– Значит, ешьте одного из щенков. – равнодушно сказал Ангел.
– Щенка…?
Впервые Ирек слышал, что Гарг растерян.
– Или двоих. – продолжил Ангел, словно не заметил замешательства Гарга. – Я видел, у вас есть такая парочка: один постоянно в блокнот строчит, а второй толстый. Первый умный, а второй неуклюжий. И то, и другое смертельно опасно.
Ирек, холодея, слышал, как Гарг начал сбивчато говорить, но Ангел грубо прервал его. В его голосе послышались стальные нотки:
– Ты пришёл получить ответ или пожаловаться? Не зли меня, Гарг. Иначе каждая колючка в этом лесу будет целиться в твои костлявые запястья. Не хочешь пить чужую кровь? Будешь вылизывать свою!
Ветра не было, но лес вдруг зашевелился, зашумел. Заскрипели сосны, зашевелился кустарник. Иреку показалось, ветви тянутся к нему, желая разорвать своими колючками.
– Ты меня понял, Гарг? – в голосе не было жалости. – Чтобы следующей ночью всё было сделано.
– Понял. – Гарг впервые говорил, как старик – кротко и тихо. – Сделаем. Камень воду точит, дождь леса мочит. Как запрыгает щенок по лужам в ночи, так мы ему и скажем: “Не кричи…”
И собеседники разошлись.
Ирек тихо встал, заправил штаны. Прислушался – ушли ли оба….