Хроники Мастерграда. Книги 1-4
Шрифт:
– Твоими, твоими усилиями разорено множество мелких предпринимателей, горожане уже голодают! Ты понимаешь это? А что творится с дефицитными лекарствами? Их выдают только нужным тебе людям, а простые горожане, особенно пожилого возраста, гибнут сотнями! Наконец совершенно невозможный случай: двадцать пятого мая твои клевреты убили мирно протестующую гражданку Ригматулину. Ты можешь пояснить, кто и зачем ее убил?
Оглушительная тишина, казалось, слышен бешенный стук сердец. Романов обвел взглядом ошеломленных депутатов.
Соловьев катнул желваками, побагровел,
– Идет следствие, но полиция уже установила, что гвардейцы не стреляли в женщину, выстрел произвели из толпы.
Взгляд Романова на мгновение вильнул в сторону, но тут же уперся в лицо мэра. По губам депутата мелькнула язвительная ухмылка. Бросил зло в лицо Соловьева:
– Такой ответ меня не устраивает! Что, пытаешься отвести ответственность за преступление от своих подчиненных? А может ты сам и приказал совершить убийство, и поэтому покрываешь душегубов? А?
Широко разводя руки, словно хотел обняться с Романовым, но обниматься и не подумал, Соловьев ответил жестко, буравя потемневшим взглядом заклятого врага:
– Ты с ума сошел? Это наглое вранье и попытка замарать власть преступлением, которое она не совершала.
Взгляд Романова вновь вильнул в сторону. Какое-то время в потрясенном страшным обвинением зале царила полная тишина, потом мятежный депутат произнес глухо:
– Ты тиран… Тебе противопоказана абсолютная власть и поэтому я предлагаю отменить Постановление: «О сложившейся экстраординарной и чрезвычайной ситуации в городе». Вместо этого принять решение о реорганизации власти.
Глаза, с наглинкой, Романова блеснули торжеством, править в городе будет он!
– Пожалуйста, Александр Павлович, – Романов кивнул депутату – «крысе».
Проворно вскочив, тот открыл папку на столе перед ним, на свет появились листки с ровными строчками жирных букв. Торопливо пробежал по депутатам, оставляя каждому по листку. Десяток строк, поражали непосвященных, словно громом. Проект, в случае принятия, не только отбирал чрезвычайные полномочия у градоначальника, но и передавал исполнительную власть в руки Собрания, фактически превращая мэра в ничего не решающую марионетку.
«Даже проект заранее заготовили, мрази, – думал Соловьев, – Тихий дворцовый переворот? Неужели не понимают, что на тонущем корабле это приведет к гибели всего экипажа, и инициаторы переворота пострадают в первых рядах?» Руки на трибуне до белизны сжались в кулаки, но, внимательный наблюдатель угадал бы во взгляде не страх – нет, но толику неуверенности, несомненно. «Нет… Это мой город, я не дам его погубить! Этому уроду только бабки важны, на любое г_вно пойдет ради них. В бараний рог урода согну!»
– Голосуем! Кто за? – решительно, не давая опомниться депутатам, воскликнул глава мятежников и первый поднял руку. Обежал взглядом депутатов, двенадцать «за» – недостаточно для принятия решения. Подвел Равиль, он отвернулся и не стал голосовать. Лица мятежных депутатов вытянулись.
Соловьев, хлопнул ладонью по трибуне, все обернулись на звук. Едко хохотнул, замолчал.
– Ай, Моська! Знать она сильна что лает на слона! – Взгляд, немигающий и многообещающий не отрывался от на врага.
«Черт, черт! Романов сжал губы в тонкую линию, лицо сморщилось от досады. Весь спектакль, все усилия по убеждению и немалые деньги, потраченные на подкуп депутатов, оказались напрасными. А потом, вдруг, морщинки на лбу разгладились, глаза сузились, черты лица растянулись и, он залился в истеричным, с сумасшедшинкой смехом, блеснули ненатурально ровные, белоснежные фарфоровые зубы. Внезапно замолчал.
– Да-а… Страшно смешно. Пойду погляжу, что скажет на это, – ткнул рукой в сторону улицы, – народ, и кто будет смеяться последним!
Романов вскочил с места.
– Попомню тебе! – бросил вместе с ненавидящим взглядом, словно пролаял, в сторону Равиля. Выбежал из помещения, ни на кого не глядя, гулко хлопнула дверь.
– Хуш (пока по-татарски), Федюня… – с откровенной насмешкой бросил вслед, холодно оскаливаясь, Равиль. Он то знал, что вовремя предать, это даже не предать, а предвидеть.
Приверженцы мятежника переглянулись. Отступать некуда. С вытянутыми, угрюмыми лицами, один за другим поднялись, вереницей поплелись на выход. Гремели буйные крики с улицы. Директор электростанции внутренне поаплодировал хорошо отрепетированному спектаклю. «Ну что же, теперь Соловьев будет осторожнее, а то возгордился, ни с кем не считается».
Председатель Собрания Виктор Серебро, неожиданно вскинулся, ручка глухо простучала по столу. Обведя растерянным взглядом оставшихся депутатов, откашлялся:
– Нда… Вот оно как… Заседание провозглашается закрытым.
Первым среагировал Соловьев, подхватил бумаги с трибуны и быстрым шагом выскочил в дверь. Гневно рванул ворот рубахи, вполголоса матерно помянул Романова, в руке блеснул металлическими боками телефон. «С кем вздумали тягаться? Со мной? Порву, уродов!» По экрану торопливо пролетел список абонентов. А… вот тот, что нужен: начальника ФСБ.
– Константин Васильевич, я это! Значит так, делай что хочешь, но копни мне Романова, до самых глубин его подлой душонки, копни. Ты меня понял? Считай это самым приоритетным заданием!
В объявленном оппозицией бессрочном митинге Романов участвовать не стал. Зная дальнейшее развитие событий, зачем нарываться на случайную пулю? Себя, родимого, он любил и берег от ненужных опасностей. Его дело организовать полезных идиотов, а затем прийти на готовый результат и сорвать плоды победы! Подставить других, а самому получить выгоду – давно стало стилем жизни. Как обычно, устроился наблюдать за событиями в спокойном месте в противоположном конце площади, напротив здания администрации, где под густыми ветвями деревьев машина почти незаметна.