Хроники продвинутого геймера
Шрифт:
сместившись практически в самый угол двора, утвердилась ногами на таком же, как
и у меня, круге. Панель, обрадовавшись, самозабвенно полезла вверх. И, только
попыталась остановится в третий раз, как в панели чата заблестели буковки: «Я
третий камень нашел!» Ухмыльнулся. Могучий Джон тоже умеет думать. Иногда и
немного.
Круги, на которых стояли наши персонажи, образовывали еще одну, самую последнюю
стрелу, указывающую на панель, которая уже практически
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь колец. Восемь колец, вписанных
друг в друга, и на каждом кольце, в маленьких квадратах, через равные промежутки
были выбиты силуэты.
Человек, Лев, Акула, Питон, Крокодил, Волк, Медведь, Тигр.
8 декабря
Дальше оказалось совсем просто. Просто до слез, воплей, взаимных обвинений и
хватаний друг друга за грудки. Просто никто не удосужился запомнить, в какой
последовательности на улицах Горхидиса шли каменные круги с силуэтами
представителей животного мира, в которые я до сих пор не верил. Ни я, ни
супруга, ни даже виртуальный друг мой и начальник Женька aka Могучий Джон.
Поэтому носились, как вырвавшиеся на свободу постояльцы сумасшедшего дома,
выписывая невероятные канделябры и кренделя. Носились по Горхидису,
сталкивались, разбегались, пока не сподобились собрать все силуэты, начиная с
самого первого, в кучу.
И то, при составлении ряда силуэтов пришлось немного понервничать, и влепить
стрелу в могучеджонову репу. Доказывал ему, что сначала идет медведь, а потом –
крокодил. На что тот пришел в неописуемую ярость, орал, что никогда медведи не
стояли за крокодилами, а вовсе даже наоборот. И принялся гонять меня по улочкам
и переулочкам. Минут десять гонял. Один раз даже догнал, бронопопец, но пока
замахивался, я уже успел сквозануть в узкую щель между домами. В конце концов
супруга не выдержала и выдала в чат такую заковыристо-матерную тираду и отдельно
мне в ухо звуками, что пришлось мгновенно вернутся к панели с силуэтами. Всеми
мускулами выражая мир, восторг и всегалактическое счастье.
Питон, Волк, Медведь, Крокодил, Акула, Тигр, Лев и последний силуэт – Человек.
Выставляя круги по порядку, начиная с самого большого и постепенно спускаясь к
самому маленькому – силуэту Человека. И тут с дивана раздался приглушенный
голос, чередующийся нежными матами: «Пи-пи… Так это же… Пи-пи… все людоеды…
Пи-пи-пи-пи!» Нахмурив брови, крутанулся на кресле и с удивлением посмотрел на
супругу: «Какие людоеды?»
«Да все эти животные, включая человека – людоеды!» Хм. А ведь точно! Еще раз хм…
Ну, это только если предположить, да и то с большим натягом. Ладно – крокодил
там, лев с тигрой. Но все остальные… Это уж если очень сильно натягивать…
И что же все это должно обозначать?
Тут протяжно щелкнуло, и следом раздался противный скрежет. Повернулся к дому.
Возле отъезжавшей вниз панели с кругами стоял и улыбался во всю лучезарную харю
Могучий Джон. И светился таким счастьем и умиротворением, что возникло желание
открутить ему голову с шипастым шлемом, воткнуть вместо нее лампочку и поставить
освещать горхидскую площадь. Панель же чата, жившая своей, тайной жизнью,
выдала: «А я покрутил все круги, выставил силуэты по порядку, вот дверка и
открылась». Развернулся, вытащил секиру и растворился в темноте проема.
9 декабря
Как всегда бывает, панельный проем оказался лишь преддверием. Преддверием ада.
Такого, что случилось с нами дальше, смог придумать только мозг человека,
взращенного на сюрреализме, волюнтаризме, молоке с пенкой и песнях Мэрилина
Мэйсона.
Зайдя в проем, покрутился немного, пока Гаврошевы глазоньки привыкнули к
темноте, вытащил лук, дождался, когда супруга выдохнула с дивана: «В добрый
путь!» и бодро зашагал вниз, в ту сторону, откуда гулко раздавались удаляющиеся
шаги Могучего Джона и залихвастки-придурочная песенка: «Все выше, и выше и
выше-е-е…»
Хы… У Женьки с логикой творилось непонятное. Мрачный тоннель вел куда-то вниз, а
ему, видите ли, «Марш авиаторов» вспомнился. Почему не «Гимн шахтеров» или
«Уходим под воду, В нейтральной воде»? Ну да ладно… И сам не заметил, как
Джоновы шаги стихли, да и песенка внезапно прекратились. Несколько десятков
шагов, которые пробежал по инерции, вывели…
Блин, даже и слова-то подобрать нормального не получается. Все вокруг было такое
воздушно-розовое, такое леденцово-желтое, что рот мгновенно наполнился
противной, приторно-сладковатой слюной.
Огромное помещение, казалось, было выложено безумным кондитером. Стены из
розового, пышного бисквита; мебель из полупрозрачной леденцовой массы и
бело-красных карамельных дисков; повсюду ажурные потеки шоколада и оранжевого
крема. И посреди всего этого сахарного идиотизма, на центральной площадке
торчали полукругом шесть шоколадных столбов. И к двум из них были привязаны два
человека. Вернее, не привязаны, а примотаны так, что выглядели словно две