Хроники Пустоши (сборник)
Шрифт:
Харунжий был тихим незаметным старичком, почти беззубым. Говорил всегда негромко и часто потирал сухие морщинистые ладошки. У Макоты он вызывал смесь уважения и презрения. Владелец гостиницы был докой во всяких циферках, в счетах и подсчетах, умел вычитать убыль из прибыли, умножать и делить, то есть разбирался в таких штуках, каких атаман совершенно не сек.
– Скоро урожай арбузов снимать будем, – поведал Харунжий, садясь с другой стороны стола. – Надо точно подсчитать, сколько телег выйдет.
– Ты мне точно подсчитай, сколько денег за них выручим! Лавки на западной стороне все заплатили?..
Последние слова были обращены к Дерюге – с детства обделенный всякими сладостями, тот от пирожных Матрены шалел и набрасывался на них, как бойцовый мутафаг на свежую порцию дурманной кашицы.
Помощник, весь вымазанный в креме, поспешно запихнул в рот второе пирожное, рукавом вытер вспотевшее лицо и запил вином.
– Четыре заплатили, – подтвердил Харунжий, положив на стол туго набитый кошель. – Двадцать две серебряные гривны и три золотых. Не заплатили Макой с Анатолием.
Вслед за кошелем сухонькая маленькая ручка его быстро подтолкнула к Макоте квадратную дощечку, покрытую записями. Старик делал их мелом, а после переносил в большую счетоводную книгу. Атаман сунул кошель в карман, нахмурился, отставив бокал, придвинул дощечку и вперил в нее взгляд. Какие-то каракули – не то циферки, не то буквы… Читать Макота не умел и письменного счета отродясь не знал, но глядел очень внимательно и строго, будто проверяя каждую строчку. Он не заметил, как насмешливо блеснули глаза Харунжия, видевшего, что грифельная доска лежит перед Большим Хозяином вверх ногами.
Дерюга украдкой запихнул в рот третье пирожное, сжевал, давясь кремом и раскрасневшись от усердия, снова вытер лицо рукавом. Хлебнул вина. Атаман, отодвинув дощечку, поднял голову.
– Макой и Анатолий? – повторил он.
– Макой плетильную мастерскую держит, – пояснил Харунжий. – Бочки из стеблей делает, корзины, носилки всякие. Должен три гривны за четыре декады. Анатолий…
– Кузнец, – припомнил атаман. – Так почему не платят они?
Харунжий пожал узкими плечиками и, откинувшись на спинку стула, сделал короткий жест в сторону Дерюги – такими вещами, как выбивание податей из лавочников, занимался тот со своей бригадой.
Дерюга сказал, не дожидаясь вопроса хозяина:
– Макота, я это дело улажу.
– Уладишь? – повторил атаман и вновь, как прежде, в груди его стала подниматься ярость, но если раньше он никогда не давал себе труда сдерживать ее, то теперь все чаще не позволял чувству выплеснуться наружу – положение обязывало. – А почему до сих пор не уладил?
– Из-за того что строим мы, – пояснил Дерюга. – Восточные ворота переделываем и стену. Мои люди почти все там заняты, надзирают они, чтоб рабы не разбежались. Далеко ведь ходят с тачками, до самого карьера, ну и надо ж следить… Очень заняты мы там. Но бригадир каменщиков клянется, что через два дня закончат со стеной, только ворота останутся, тогда и я освобожусь, и люди мои… Вот и возьмемся за лавочников.
– Раньше за них взяться надо было!
– Но мне он только вчера сказал! – Дерюга кивнул на Харунжия.
– Вчера истек последний срок оплаты, – пояснил тот.
Макота размышлял, хлебая вино. Не к лицу ему теперь влазить в такие мелкие дела, как задержка с податью от кузнеца и плетильщика. Этим Дерюга пусть занимается. Но, с другой стороны, если во все не вникать, то помощник слишком много власти себе заберет… Ишь – «мои люди»! Все люди на Мосту – Макоты, а не его!
С внезапно пробудившимся подозрением Макота искоса глянул на Дерюгу. А вдруг тот бунт замышляет?! – мысль кольнула, будто иголкой в мозг ткнули. Или не бунт, скорее, этот… переворот! Тихий такой – просто найдут Макоту утром в постели мертвого да и все. А Большим Хозяином заделается Дерюга.
Да нет, не может быть! Кишка тонка у молодого для таких дел. Вон как на пирожные косится, сопляк, три умял – а ему все мало. Но упускать из виду его все равно нельзя, потому что кишка – дело такое, поначалу она тонка, а потом может и растолстеть.
– Макота, – позвал помощник, – что с рабами делать будем?
– С рабами? – повторил атаман, отвлекаясь от своих мыслей.
– Западную стену закончим – дальше чего с ними? Отпустить?
– Че? Ты сдурел?
Дерюга развел руками.
– Так а что же… перебить всех? Я могу Гангрене с Лопастью сказать, они только рады будут. Позовут еще смугложопых в помощь себе…
– Да какой там убить?! – не выдержал атаман. – Себя убей!
– Но а что же, кормить такую ораву?
– Кормить пока. Бараки для них построить.
Атаман задумался ненадолго, потом кивнул.
– Смугложопые на восточном конце прохлаждаются щас. Ворота типа охраняют… да от кого их там охранять, от крабов? Скажешь Вышибе, я приказал – делать у частокола бараки для рабов. Дашь кого-то в помощь им, кого-то понимающего, как их строить. Пусть эту… экспедицию к рощам пошлют, которые за карьером, бревна нарубят, глины из карьера натягают. Сделать бараки, рабов туда. Но не всех. Отбери кто посильнее, ошейники им новые, такие, чтоб ни за что не снять. И еще что-то надо этакое…
– Клеймо? – тихо подсказал Харунжий.
– А! Точно!
Атаман достал из кобуры револьвер, на костяной рукояти которого была красиво вырезана большая буква «М», и показал его собеседникам.
– Это Стопор тебе сделал, – сказал Дерюга.
– Ну да. Стопор мастак на такие штуки, умеет, значит, рисовать, талант у человека! Так пусть вырежет форму, кузнец по ней клеймо отольет. И на рожу рабам ставить, на лоб. Но не всем, только самым сильным. Сколько всего рабов щас?
Дерюга посмотрел на Харунжия, и тот, не задумываясь, ответил:
– Шестьдесят семь.
– Ну вот, Дерюга, отбери, значит… десять и семь отбери. Семнадцать, то бишь. Их заклейми. Еще… трем десяткам, которые послабше, но с ног не валятся, клеймо не ставь, этих на продажу. А остальным… сколько там выходит остальных?
– Двадцать, – подсказал Харунжий.
– Вот этих двадцать, самых хилых, – в расход.
– Понял, – сказал Дерюга. – Только надо как-то… как-то их так в расход, чтоб смугложопым не достались. Сожрут.
– Они до сих пор, что ль?.. – удивился Макота, и помощник кивнул. – Ну, некроз им в печень, я ж приказывал Вышибе, чтоб больше людёв не жрали! Так, вечером ко мне его – я с ним поговорю. Так поговорю, что его воротить от человечины до конца жизни будет! А смертников в фургоне в пустыню вывезите и там на поле на медузье выстрелами погоните, вот и все. Вопросы есть?