Хроники Рыжей (Трилогия)
Шрифт:
Глава 1
Суровые зимы в Нарроне случаются крайне редко. Моя страна вообще отличается довольно приятным, мягким климатом, чего не скажешь о соседнем, куда более холодном Красногорье или же о жарком пустынном Рохоссе. Поэтому большую часть нынешней зимы я проходила в тулупчике нараспашку – благо к началу марта он все равно перестал сходиться на моем сильно округлившемся животе – и в любимой обтрепанной шляпе. И лишь пару раз, в самые сильные февральские морозы, пришлось вынужденно подчиниться Эткину и надеть навязанный им нелепый заячий треух. Я искренне завидовала беспечному моднику Лансу, с совершенно одинаковым энтузиазмом оборжавшему как мой героический фетр, увенчанный лысым петушиным пером, так и недоеденный молью зимний головной убор, выданный заботливым драконом. Ему–то, поди, все фиолетово: ведь многочасовые муторные лекции про сохранение здоровья беременной женщины и врожденные патологии младенцев предназначались
Первую неделю мы прожили относительно спокойно. Вернее, все начиналось просто здорово – вечерние беседы у костра, жаренные на угольях шашлыки из зайчатины, песни под гитару и уютная, непродуваемая пещера. А затем случилось то, что не стесняющийся в выражениях гигант метко назвал «побочным эффектом спонтанно проснувшейся совести». Первым нас посетил виновато улыбающийся, но при этом пышущий подозрительно инициативным энтузиазмом Марвин. Изысканный некромант окинул критическим взором наше скромное обиталище, возмущенно фыркнул на мой набитый соломой тюфяк и шустро наколдовал спальный гарнитур офирского производства. Белый, лакированный, с золотыми гвоздиками и серебряными скобами. За мебелью последовал фарфоровый столовый набор на семьдесят две персоны, медная неподъемная ванна и хрустальный ночной горшок. Эткин обреченно взвыл, сунул голову в кучу золотых монет и стоически сделал вид, будто ему наплевать на то, как родная пещера из аскетичного, сугубо мужского обиталища форсированно превращается в гламурный дамский будуар. Вслед за отбывшим восвояси архимагом к нам пожаловал непомерно нагруженный нарядами и косметикой Лансанариэль, сопровождаемый решительно пыхтящим Огвуром. Нахмуренный лоб орка четко давал понять – они здесь всерьез и надолго. Ланс тут же пристал ко мне с жизненно важным вопросом – как давно я не мыла волосы, а мрачный тысячник со Симхеллой наперевес замер у входа в пещеру, приготовившись дать отпор любому идиоту, дерзнувшему покуситься на его драгоценную Мелеану. Эткин предобморочно закрыл глаза и закопался в золото по лопатки. Через пару месяцев пребывания в этом импровизированном общежитии я пришла к логичному выводу: возможно, как это утверждает мудрый Саймонариэль, беременность и является естественным состоянием женского организма, но только не в том случае, если этот самый организм опекают хронически невыспавшийся дракон, глуповатый полуэльф и упертый, словно ишак, орк. Последствия тут очевидны: с учетом того, что сия колоритная троица умудряется ссориться каждый день, а беременному женскому организму приходится ежечасно исполнять роль миротворца, процесс вынашивания ребенка превращается в чрезвычайно утомительную и опасную процедуру.
Я скинула на камни вязанку хвороста, набранную в ближайшем лесочке, уселась на нагретый весенним солнышком валун и облегченно вытянула натруженные ноги. Тошнота и головокружение, мучившие меня в первые месяцы беременности, благополучно отступили, зато на смену им пришли постоянная изжога, отеки и тяжесть в животе, который, по меткому определению дракона, «уже на нос лез». Я насмешливо хмыкнула, вспоминая красочные драконьи эпитеты, и ласково погладила ладонью свое круглое чрево, наподобие мячика настырно выпирающее из скромного мехового тулупчика. Словно ощутив мою тревогу, малыш резво зашевелился, вовсю пихаясь то ли ножками, то ли острыми локотками. Саймонариэль успокаивал меня не раз и не два, утверждая, что с ребенком все будет в порядке. Мол, я непременно рожу сына, причем абсолютно нормального, симпатичного мальчишку без каких–либо там клыков, рогов и копыт.
– А лицо? – волновалась я. – Скажи, а он точно не унаследует моего уродства?
Магистр задумчиво теребил ухоженную бородку, смотрел в хрустальный шар и принимался еще настойчивее убеждать меня в благополучном исходе ожидаемого события. Но я почему–то продолжала беспокоиться, полностью оправдывая бытующее мнение о повышенной мнительности беременных женщин.
Невысокие холмы, цепочкой опоясывающие озеро Слеза Дракона, почти полностью освободились от снега, постепенно покрываясь первой зеленой травкой. И правда, что–то я не припомню второй такой же необычной зимы, как миновавшая. Особенных морозов в этом году мы так и не дождались, обильных снегопадов с вьюгами и заносами – тоже. Покрывший озеро ледок получился таким тонким, что я так и не отважилась на него выйти, несмотря на огромное желание полакомиться свежей рыбкой. Впрочем, на скудное питание мы не жаловались. Барон де Кардиньяк, королевский тесть, с благословения и одобрения моего брата Ульриха, не забывал нас своими щедротами, обильно снабжая всевозможными деликатесами и неоднократно умоляя меня переехать к нему в замок. Но я не захотела бросить Эткина, непрерывно переходящего от затяжной депрессии к перманентной раздражительности. Впрочем, меня это не удивляло – ведь пренебрежение законами природы всегда выходит боком их нарушителю.
Но следует признать, что на скуку и плохое настроение Эткин жаловался зря. Наши громкие похождения, воспетые во множестве песен и баллад и, следовательно, ставшие достоянием общественности, привлекли к его пещере целый выводок грабителей и авантюристов всех мастей, горевших желанием попытать удачу и лишить дракона части личного имущества. Отловив очередных смельчаков, озабоченно рыскавших в окрестностях озера, гигант на короткий срок избавлял меня от своих выспренних нравоучений, с энтузиазмом переключаясь на не менее пространные и увлекательные душеспасительные беседы. А по–моему, так просто съесть этих бедняг было бы намного гуманнее…
Наши ученые архимаги регулярно спорили о причине наступления столь аномально мягкой зимы, бросаясь умными фразами про глобальное потепление, парниковый эффект, пробой нижнего слоя атмосферы и озоновый дисбаланс. Но я к их запутанным и частенько противоречивым выкладкам почти не прислушивалась. Я пребывала в стойкой уверенности: на изменении климата сказывались благоприятные процессы преобразования, начавшегося в Краю Тьмы вместе с исчезновением Ледяного бога и детей холода. Возможно, когда–нибудь я еще выберу подходящее время и навещу те места, дабы удовлетворить странное, смешанное с чувством некоей ответственности, любопытство, питаемое мной по отношению к земле, некогда считавшейся проклятой. Загадочные духовные узы, соединившие меня с зачарованным краем, не желали рваться, становясь лишь прочнее и болезненнее. Я чувствовала – по какому–то неведомому промыслу судьбы бывший Край Тьмы предназначался мне, и только мне. Но это тоже должно стать делом грядущим, ибо время для решения многих жизненно важных вопросов еще не пришло. Сейчас я отчаянно нуждалась в спокойствии и отдыхе.
Ни один человек, даже самый сильный и выносливый, не способен жить в постоянном накале страстей. Ум и тело нуждаются не только в пище и питье, эмоциях и сне – им также необходимы и минуты духовной изоляции, когда разум не думает о будущем, прошлом или настоящем, а пребывает в идеально нейтральном состоянии, освобождаясь от всего. Мечты притупляются, теряют свою актуальность и отходят на второй план. Мысли текут неторопливо и размеренно. Разум самовосстанавливается, занимается излечением души и врачеванием плоти. Кто–то говорит: нас лечит время. Нет, все обстоит не так – нас лечат уединение, сила воли и умение анализировать жизненные события. Мы исцеляем себя сами. Мы способны измениться, обновиться и начать все с нуля. Но перед этим нам необходимо остановиться, притормозить суматошный бег бытия и просто подумать – а куда же мы стремимся отправиться в будущем, чего хотим достичь? И ответ неизбежно придет сам собой. Нужно лишь научиться слушать свою душу, сердце и разум. И тогда отдых сменится целенаправленными, осмысленными поступками. Выработанный в спокойствии план – залог предстоящего успеха, подготовка к здравому восприятию как удач, так и возможных неудач. Мы платим за все – за действие и за бездействие. Избегание неудач не сделает человека счастливым. Оно превратит его в труса, неспособного управлять своими поступками и желаниями. Поэтому плата за бездействие может оказаться непомерной. Это я понимала – как понимала и то, что моя битва за счастье, с многочисленными сопутствующими победами и поражениями, еще впереди…
Мои философские размышления прервало негромкое деликатное покашливание. Я прищурила глаза, слепнущие от ярких солнечных лучей, рассеиваемых плавающими в луже льдинками, и с преувеличенным вниманием воззрилась на кожаные, отороченные мехом сапоги гигантского размера. О, конечно, сия добротная зимняя обувь существовала не сама по себе, а являлась гармоничным окончанием мощных мускулистых ног, нетерпеливо переминающихся на мелких камушках. Выше сапог начинались теплые штаны цвета охры, край полушубка, усеянный медными бляхами пояс и…
– Мелеана, – орк обеспокоенно помахал ладонью у меня перед носом, – ау. У тебя все в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?
– Чувствовала, – невежливо буркнула я. – Всего мгновение назад. Ибо вы втроем запросто переплюнете любого профессионального тюремщика. Да от вас даже по малой нужде тайком отлучиться невозможно…
– И правильно, – самодовольно крякнул Огвур, – потому что мы за тебя перед своей совестью отвечаем, и перед батюшкой твоим, и перед матушкой, и перед братом, и…
Я послушно кивала, украдкой загибая пальцы и дожидаясь, пока самоназначенный телохранитель закончит длинный список перечислений, ставший ежедневно употребляемой присказкой, призванной пробудить мою сознательность. Но внезапно тысячник осекся. Я вскинула на него глаза, тщетно пытаясь скрыть плещущуюся в них дерзость.
– Гоблины проклятые! – возмущенно взревел орк, носком сапога обличающе пихая припрятанную за валуном связку хвороста. – Мелеана, да ты никак совсем с ума сошла! Таскать такие неподъемные тяжести, причем на твоем сроке, – это же чистейшей воды самоубийство!