Хроники семьи Волковых

Глебова Ирина Николаевна

Нянька с ними не была: слегка окунувшись, она вернулась на берег к младенцу. Она всё видела и первая поняла, что происходит. Бросилась в воду, нырнула, поймала Аню уже под водой, потянула к берегу. Девочки, опомнившись, стали ей помогать. Аня была без сознания. Подбежали взрослые люди, стали её откачивать. Откачали. «Почему же ты нам не сказала, что не плаваешь?» — плакали её подружки. «Да я же говорила!» «А ты говорила и улыбалась…»

В шестнадцать лет Аню едва не задушила её лучшая подруга… С «Довгой» улицы переехали и соседи Волковых, на новом месте они тоже стали соседями. Там жила Анина подружка Зина. Однажды девушки пошли в летний кинотеатр в привокзальном сквере,

на концерт приехавших артистов филармонии. Сидели, слушали. Рядом с Зиной сидел её знакомый парень. Зина уже вовсю кокетничала с ребятами, а Ане это было ещё не интересно.

Зина и её кавалер не столько слушали, сколько оживлённо разговаривали. Болтая и смеясь, Зина машинально закручивала платок в жгут. А потом, шутя, набросила этот жгут Ане на шею и продолжала дальше его закручивать, отвернувшись к парню… Никакой боли Аня не почувствовала — видимо, ей передавило сонную артерию. Только слышит она: музыка всё тиши, тише… И — ничего… В это время она без сознания упала Зине на колени. Та перепугалась, закричала, парень её — тоже, сбежались люди… И вновь слышит Аня — откуда-то издалека, тихо-тихо заиграла музыка. А потом всё громче, громче… Это она возвращалась с того света.

В войну, когда Аня уже приехала в Бутурлиновку, к ней пришла её школьная учительница Лидия Васильевна. Она и её, к тому времени уже покойный, муж Дмитрий Васильевич всегда вели параллельные классы. И если один болел — другой вёл уроки сразу на два класса. Тем более, что между классами имелась соединительная дверь — очень удобно. Аня училась у Дмитрия Васильевича, но и Лидию Васильевна хорошо знала. Теперь же они вместе работали в бутурлиновской школе, старая учительница уже часто прибалевала, и Аня её подменяла.

Лидия Васильевна собралась уезжать в другой город к замужней единственной дочери. Дом у неё был большой, богатый, обстановка очень хорошая. Кое-что она продала, но многое разобрали родственники и соседи. Аня помогала ей собираться, упаковывать вещи. Лидия Васильевна предложила: «Возьмите себе что-нибудь, Анечка. Вот эту вазочку, например». Но Аня отказалась взять очень красивую хрустальную вазу, постеснялась. А вот одна картина ей очень понравилась, в духе эпохи Возрождения: купающиеся в реке и нежащиеся на берегу полуобнажённые томные женщины. Лидия Васильевна с радостью дала ей эту картину, сказав, что она старинная, ещё её бабушки.

…Эту картину и я хорошо помню, с самого детства и до моего замужества. Она висела у нас в квартире и очень мне нравилась. А потом какая-то случайная женщина, агитатор, ходивший по квартирам перед очередными выборами, увидела и попросила её продать. Сказала: «Я художник-реставратор…». Мама отдала ей просто так — подарила, как когда-то подарили ей… Жаль, это случилось в моё отсутствие: я не дала бы это сделать…

Аня пошла на вокзал провожать Лидию Васильевну. Помогала ей затащить вещи в вагон и не заметила, как поезд пошёл. Вспомнила, что следующая остановка не скоро, а там ещё целые сутки ждать встречного состава! И, спотыкаясь о вещи, наваленные в длинном коридоре, в тамбуре, Аня побежала, распахнула дверь, прыгнула!.. Поезд шёл уже с приличной скоростью. В момент прыжка поезд нёсся как раз мимо заканчивающегося перрона. И Аня упала на самый его край. Чудом руки и ноги её не оказались под колёсами! Сила охватившего её ужаса заставила девушку без передышки бежать, не замечая боли. А ударилась она при падении очень сильно. Долгое время правая рука не работала: она не писала учебных планов, а в классе на доске за неё писала одна из учениц.

…Всё это Аня вспомнила, сидя, после удара током, на кровати в своей комнате, в общежитии ФЗО. Все

случаи печальные, каждый мог закончиться для неё трагически. Но сейчас от этих воспоминаний такой сладкой болью сдавливало сердце! Ведь всё это происходило в той жизни, где был родной дом, Бутурлиновка, где были живы и мама, и тато, и брат Федя… Совсем недавно Аня ездила в Борисоглебск на похороны отца. Он умер там, в доме своей старшей дочери Дарьи. Но в её воспоминаниях все ещё были живы, здоровы, молоды. Была же у неё счастливая жизнь! И в будущем тоже будет! Нужно жить…

Николай

Когда Ане помогали устроиться на жильё в общежитие, приняла в этом участие и пожилая интеллигентная женщина — политрук ФЗО. Она очень сочувствовала молодой воспитательнице, пользовалась любым случаем поговорить, приободрить. Однажды в таком разговоре сказала:

— В моём доме живёт семья, хорошие люди, Поляковы. У них есть сын — высокий, интересный мужчина, офицер, холостой. Вам бы он подошёл.

Это был первый звонок, первый намёк судьбы. Но Аня не поняла, не прислушалась к нему. В то время, недавно расставшись с Лунёвым, она ни о мужчинах, ни о замужестве и думать не могла.

Прошло пол года. В группе у ребят появился новый воспитатель — демобилизовавшийся офицер, старший лейтенант, фронтовик Николай Поляков. В женских кругах вначале только и разговоров было: «Интересный, высокий, холостой!..» Потом привыкли.

Аня особенно знакома с ним не была — как со всеми: «Здравствуйте» при встречах, и всё. Видела его на совещаниях, в столовой, на танцах. Правда, он не танцевал — не умел. Стоял в стороне, в шинели, поскольку штатской одежды у него не было, не успел ещё обзавестись. И правда: стройный, светло-густоволосый… Интересно, что Лунёв и Поляков были внешне похожи. Поляков, правда, выше, но Лунёв мощнее в плечах. А так: оба светловолосые, волосы вьющиеся, густые, оба синеглазые, с крупными чертами лица, у обоих ямочки на подбородках. Но вот про Лунёва все говорили: «красавец!», да и Аня сама так считала. А Поляков ей не казался красивым, видным. Разгадка, впрочем, проста. Лунёв умел себя подать, «держался», был самоуверенным человеком. А Поляков — скромным и стеснительным.

Хотя долгое время жизни Ани и Николая текли как бы параллельно, почти не соприкасаясь, она часто слышала какие-то истории, случаи, связанные с ним. То соседка по комнате рассказала:

— А Полякова-то Шурка Довгань тоже обобрала, как липку, представляешь! Бедный парень, он наверное думал, что она к нему чувства испытывает! Попался, как и другие…

Эта Шура Довгань работала некоторое время назад у них в ФЗО воспитательницей. Была она женщиной разбитной, авантюрной. Когда как-то внезапно вышла замуж и спешно уехала в неизвестном направлении, вдруг стало известно, что многим она осталась должна деньги, а кое-кому — часики, брошки… Поляков, демобилизовавшись из армии, был при деньгах, как и многие офицеры. Шура за короткий срок обчистила его, когда же увидела, что больше взять нечего — дала от ворот поворот.

То другой случай, когда именно Аню стали расспрашивать о пристрастиях Николая Полякова. Дело было летом, Аня работала на своём огородике. Тогда руководство ФЗО раздавало землю под огороды всем желающим воспитателям, и они там, в основном, сажали картошку. Огород Полякова был недалеко — одна ведь организация. На нём тоже пололи, рвали сорняки две женщины: пожилая и молодая. Неожиданно они подошли к Ане. Назвались матерью Полякова и его родственницей. Спросили:

— Правда, что Николай ухаживает за одной девушкой из ФЗО? Говорят, её зовут Вера Масная?