Хроники странного королевства. Двойной след (Дилогия)
Шрифт:
Перебирая таким образом всех потенциальных посетителей, Жак вдруг пришел к выводу, что и обидеться-то не на кого, так как у каждого есть уважительная причина находиться в другом месте. Даже несчастный Лаврис и тот, наверное, занят приготовлениями к свадьбе. Интересно, он хоть по своей воле женится или король все-таки наехал? И если верно последнее, то понять замыслы его величества крайне сложно. Ну женится Лаврис, и что – это изменит его любвеобильную натуру? Как шлялся по бабам, так и будет шляться, ничего ему жена не сделает. А его величество – зараза бессовестная! Хоть бы сказал, кто та бедная женщина,
Страдания скучающего шута были прерваны грохотом дверного молотка, жизнерадостными воплями на крыльце и не менее жизнерадостным гавканьем.
– Жак! – на всю улицу требовала Ольга. – Открой! Я пешком пришла!
Понятно. Король не объяснил Ольге суть своих тайных замыслов, и она решила, что не обязательно тревожить дежурного телепортиста, если Жак может спуститься и открыть ей дверь. Что теперь делать? Не открывать, так она либо всю улицу на уши поставит, либо уйдет, оставив негостеприимного приятеля скучать дальше. А спуститься и открыть – вдруг в самом деле наблюдают и кто-то увидит, как больной шут шастает по дому, тогда как ему полагается кататься по полу или лежать парализованным.
– Жа-ак! Ты дома? Гав-гав-гав!
Жак аккуратно отодвинул занавеску и выглянул в окно. Гостья торчала на крыльце, задрав голову, и взывала ко всем окнам сразу. Мордаха у нее была абсолютно счастливая – судя по всему оттого, что Ольге в первый раз за последнее время удалось натянуть любимые джинсы и вырваться из дворца. А еще подружка пробежалась по лавкам и по рынку – это вместо того, чтобы опрометью мчаться развлекать бедного, скучающего Жака! Чего она в этих лавках накупила, издали не просматривалось, но корзинки и коробки были у Ольги в обеих руках и даже под мышками. Кроме упаковочной тары при ней имелись: новенькая удочка хинского образца (то есть с бамбуковым удилищем) и Шарик на поводке. Песик был счастлив не меньше «няньки», он радостно скакал вокруг нее, оглашая улицу восторженным лаем. И что, изнывающий от тоски хозяин должен не двигаться с места и упустить этих замечательных гостей? Да нет уж, надо что-то придумать, пока не ушли…
Жак огляделся по сторонам в поисках решения, случайно взор его упал на шкаф, где хранила свои вещи любимая женщина.
Ольга, конечно, долго ржала, когда опознала загадочную личность в чепчике и белом передничке, открывшую ей дверь. А злодейская псина не преминула восторженно прыгнуть на грудь любимому дяденьке Жаку, повалять его по полу, потоптаться пыльными лапами по белому передничку и облизать лицо вместе с чепчиком. Но все это безобразие произошло уже при закрытых дверях, так что с улицы никто не видел.
Передничек в отпечатках лап и обслюнявленный чепчик пришлось тихонечко спрятать на самое дно корзины с бельем, в надежде что Тереза не заметит. А платье после отряхивания еще вполне можно было повесить назад в шкаф, сделав вид, что так и было.
Пока Жак скрывал следы преступления, Ольга свалила свои покупки в гостиной, высыпала в большое блюдо одной кучей все гостинцы для больного товарища и зашуршала на кухне, пытаясь растопить плиту и приготовить кофе. Попутно она весело тарахтела, пересказывая последние придворные новости, и Жак наконец узнал всю правду о женитьбе Лавриса.
– Бедный Лаврис… – прокомментировал он, отсмеявшись, и присел рядом
– Это ж еще не весь цирк! – прыснула Ольга. – Тебе, наверное, еще не рассказывали, что случилось с бедным папашей! Я подозреваю, Кира нарочно ему Хоулиана застучала. Чтоб они попортили друг другу настроение. Только позабыла добавить, кто он такой. Или тоже нарочно? В общем, не знаю. Этот дядька бестолковый поперся в тот же вечер отношения выяснять, а то у него так и не получилось больше ни на кого наехать.
– Ага, – хихикнул Жак. – И он решил наехать на эльфа. Дрова наконец занялись, и он полез в шкаф за посудой.
Кажется, Ольга притащила его любимые пирожные со сливочным кремом и рогалики с вареньем из настоящей клубники… и настоящий кофе будет в самый раз. Подумать только, если бы не Ольга, он бы так и не узнал, что такое натуральный кофе! Привык, что кофе – это растворимый порошочек из баночки, редкая гадость. Услышал, что местные смеются над мистралийцами, и подумал – правильно смеются, разве ж можно такую гадость пить. И жил так пять лет, не сомневаясь… пока Ольга не объяснила.
– Ты только представь себе эту сцену! – весело продолжала Ольга. – Я ржала как ненормальная! Хоулиан с абсолютно серьезным негодованием мне рассказывал, как кавалер Танта прыгал под забором, пытаясь достать коварного соблазнителя, и что при этом говорил. А забор-то высокий! А кавалер-то метр с кепкой! А эльф-то наверху сидит и слезать не хочет!
– Ага, как девиц порядочных соблазнять – так мы впереди всех! – съехидничал Жак. – А как отвечать за свои художества – так мы слезать не желаем! Он бы еще на дерево залез… Точно было бы как кошка с собакой – кошка на дереве, а собака бегает вокруг, прыгает и гавкает. И чем все кончилось?
– Хоулиану надоело слушать, потому как его утонченная натура не переносит неизящные высказывания… как он сам выразился, «даже человеку язык дан природой не для того, чтобы произносить столь отвратительные мерзости о самом светлом чувстве». Короче, что-то он на этого ругателя сгоряча колданул, что у того язык отнялся. Бедняга всю ночь бегал по магам и мистикам, но никто после эльфа снимать не взялся. Утешили больного только тем, что это не навсегда. На сколько именно – не смогли выяснить. Посоветовали вспомнить, насколько был сердит эльф, и самостоятельно определить период от трех дней до десяти лет.
Жак тихо застонал и пополз по столу. Это стоило затоптанного передничка, даже если Тереза заметит!
– Шарик, скотина! – вдруг истошно взывала Ольга, прервав на полуслове свой познавательный рассказ, и метнулась в гостиную. – Уйди, морда собаческая! Не смей жрать пирожные!
Тарелка с гостинцами была геройски спасена из необъятной пасти щеночка и во избежание дальнейших поползновений унесена на кухню. Самого преступника Ольга привязала к ножке стола, приговаривая, что его, проглота, сегодня три раза кормили и вообще больше она его гулять не возьмет.