Хроники железных драконов
Шрифт:
Они скакали прямо, как сокол летает, и почти столь же быстро. Мало-помалу Вилл попривык к грубым шуточкам Кампаспы. Она, как он сообразил, не вкладывала в них никакого особого смысла, а просто была еще очень молода, участвовала в войне и флиртовала с ним от чистой нервозности. Он снова припал щекою к ее спине, а она закинула руку назад и дружелюбно, ободряюще почесала его макушку. В этот самый момент он заметил на ее плече латунный значок и попытался его рассмотреть. При ярком свете полной Селены сверкал рисунок, сделанный по латуни тонкой ниточкой лунного серебра: три вооруженные мечами руки, расходящиеся из общего центра наподобие трехчленной свастики. Вилл с ужасом и даже с отвращением узнал трискелион армии Всемогущего. И ведь он находится в полной их власти.
Сержант Лукаста, скакавшая рядом, заметила его реакцию и переложила мирно спавшую Эсме с одного плеча на другое.
— Ну наконец-то до парня дошло, — сказала она. — Мы ваши злобные, насквозь порочные, едящие на завтрак младенцев враги. И в то же время, как это ни странно, именно мы, а не ваша долбаная армия, вытащили тебя из смертельной жопы. Есть о чем задуматься или ты так не считаешь?
— Это же все потому, что он гражданский, верно, сержант? Ну какое тебе удовольствие, когда убиваешь гражданских, — сказала Кампаспа.
— Они не умеют драться и не умеют стрелять, — вставила Антиопа. — Хорошо еще, если кто-нибудь из них умеет хоть толком умирать. По счастью, у них есть для всей этой работы мы. — Сержант Лукаста вскинула руку, и вся группа перешла на шаг. — Нам давно бы пора соединиться с нашим взводом.
— Не бойся, мы их не прозевали, — сказала Антиопа. — Вон же их следы.
— И запах их помета тоже чуется, — добавила Кампаспа. Справа от них была осиновая роща.
— Мы остановимся здесь и немного отдохнем, — сказала Лукаста. — А я тем временем попробую понять, как же это все получается.
Кампаспа остановилась, и Вилл благодарно соскользнул на землю. Расстегнув одну из своих сумок, кентавриха вытащила термос и протянула его Виллу.
— Это кофе, горячий, — сказала она. — Пей, если хочешь, и мне оставь.
— Мне… мне нужно отлить. — Вилл залился краской и потупился.
— Ссы сколько хочешь, — безразлично кинула Кампаспа. — И с чего это ты просишь у меня разрешения? — А затем, увидев, что он пошел в сторону леса, удивленно крикнула: — Эй! Ты куда это, на хрен, намылился?
Вилл снова покраснел, вспомнив, как непринужденно облегчались его спутницы этой ночью, роняя катышки помета прямо во время разговора.
— Моя порода нуждается для этого в уединении, — сказал он, ныряя в кусты.
— Фу-ты ну-ты! — расхохоталась Кампаспа, ее дружно поддержали товарки.
Забравшись в рощу так глубоко, что уже не были слышны голоса кентаврих, он расстегнул штаны и помочился на бледный ствол худосочной осинки. Появилась мысль, а не сделать ли ноги. Леса были его стихией, в то время как кентавры предпочитали открытую местность. Он мог быстро и совершенно бесшумно скользить сквозь подлесок, который замедлит их бег до шага, мог закопаться в опавшие листья настолько искусно, что им ни за что его не найти. Но разве можно оставлять с ними Эсме? Кентавры не отличаются особым изяществом манер, потому что они из самых ранних творений, подобно троллям и великанам. Они и думают куда прямолинейнее, чем большинство мыслящих существ, и более примитивны в своих эмоциях. Желание убить возникает у них куда легче, чем просто враждебность, необузданная похоть — легче, чем любовь, восторг — легче жалости. С них очень даже станется убить малолетнюю девочку просто из-за раздражения, что он от них улизнул.
Эсме ничего для него не значила. И все равно он не хотел брать на себя ответственность за ее гибель.
Но все было вроде бы не так уж и тревожно: возвращаясь к месту привала своих пленительниц, он издалека услышал детский смех. Эсме уже не спала и, очевидно, от всей души веселилась. Выбравшись наконец из зарослей осины, он увидел, что сержант Лукаста сидит на траве, поджав под себя передние ноги, и смотрит на Эсме с нескрываемой нежностью, словно на собственного жеребенка. Вилл невольно улыбнулся. Все-таки бабы они и есть бабы, вне зависимости от породы и от того, на чьей стороне воюют. Надо думать, с этими лихими скакуньями Эсме была ничуть не в большей опасности, чем с ним самим.
— Еще! — весело взвизгнула Эсме. — Еще, ладно?
— Ну хорошо, хорошо, — нежно улыбнулась Лукаста, а затем вскинула револьвер, крутанула пару раз барабан, взвела курок и приложила вороненый ствол прямо ко лбу девочки.
— Стой!!! — заорал Вилл. Бросившись вперед, он подхватил Эсме на руки. — Ты что, совсем?..
Сержант откинула барабан и заглянула в верхнее гнездо.
— Патрон. Не останови ты меня, она бы умерла. Повезло.
— Нет, это мне! — обиженно крикнула Эсме. — Это мне повезло!
Кентавриха защелкнула барабан, крутанула его, а затем быстро, продолжением того же движения прицелилась в голову Эсме и нажала на спуск.
Щелк! Курок ударил по пустому гнезду.
Эсме восторженно расхохоталась.
— Ради всех Семерых! — в отчаянии крикнул Вилл. — Она же совсем ребенок!
Только теперь он заметил, что ни Кампаспы, ни Антиопы поблизости не видно. В этом ему почудилось нечто зловещее.
— У нее такое невинное личико, — заметила Лукаста, пряча револьвер в кобуру. — Двадцать три раза я крутила барабан и стреляла ей в голову, и двадцать три раза курок попадал на пустое гнездо. Ты знаешь, какая тут вероятность?
— Я не слишком-то силен в математике.
— Как и я. Но точно какая-то очень маленькая, уж в этом-то я уверена.
— Я же говорила тебе, что мне везет, — сказала Эсме, вырываясь у Вилла из рук. — Никто никогда меня не слушает.
— Давай я задам тебе вопрос, а потом внимательно тебя послушаю. Вот он… — она указала на Вилла, — кто он тебе?
— Мой папа, — уверенно ответила Эсме.
— А я тебе кто?
Девочка погрузилась в раздумье, ее лоб сосредоточенно наморщился.
— Моя… Моя мама?
— Спи.
Кентавриха положила ладонь на лоб девочки, а затем сдвинула ее на глаза. Когда она убрала ладонь, Эсме уже сладко спала. Осторожно, заботливо кентавриха положила девочку на траву.
— Мне уже доводилось с таким встречаться, — сказала она. — Я повидала множество вещей, о которых почти никто и не знает. Она ведь старая, эта красотка, и очень давно вышла из детского возраста, хотя и думает, и ведет себя как ребенок. Почти наверняка она старше нас с тобою, вместе взятых.