Хроноагент
Шрифт:
— Да, вот еще, я догадываюсь, что ваш человек — это летчик ГВФ. Куда он делся? Ведь я же согласился поменяться с ним номером.
— Здесь имеет место еще одна случайность. Когда он с вашими друзьями пошел в ресторан, за коньяком, там у них произошел инцидент, в который они втянули и нашего человека. Сейчас он в отделении милиции, а ваши товарищи встречают утро на гарнизонной гауптвахте. Могу успокоить, зачинщиками инцидента были не они. Вернемся к нашему делу.
— Хорошо. У меня есть вопросы.
— Пожалуйста.
— В случае успеха моей, как вы говорили, “миссии” Гудериан
— В некотором роде имеем. Более подробно мы вам объясним все после завершения вашей миссии.
— Опять “после”! Не слишком ли много темных мест и неувязок вы собираетесь объяснять мне “после”? Получается, я должен работать вслепую, неизвестно ради чего.
Опять пауза.
— Андрей Алексеевич, я вас не понимаю. Вы достойно и мужественно воевали в Афганистане, действительно неизвестно ради чего, вслепую…
— А вот об этом не надо.
— Прошу прощения. Сейчас у вас есть возможность проявить себя, свои боевые качества летчика в самой справедливой из всех войн и своими действиями спасти тысячи жизней. Ваш отец воевал под Смоленском. Быть может, сейчас вы спасете его и тем самым дадите возможность появиться на свет самому себе. А вас гложут какие-то сомнения. И вообще ход и исход войны, да и всей истории, определяется не каким-то отдельным событием, а совокупностью их. Как сотни ручейков образуют в итоге реку, так и множество событий, имеющих одинаково направленный вектор благоприятности, определяют ход исторического процесса. Вы просто начитались Бредбери и Азимова. Смело давите бабочек, пауков, убивайте врагов, на ход вашей истории это не повлияет.
— Ладно, будем считать, что вы меня убедили. Я ваш. Двигайте дальше, что там еще.
— А все. Теперь ваша задача вжиться в образ, освоить технику, набраться боевого опыта, а накануне события мы вас предупредим. Не забудьте о тех аспектах поведения, о которых я вас предупреждал: излишняя осведомленность и ocторожность в высказываниях. Через несколько минут к вам зайдет Сергей Николаев — ваш товарищ по училищу и Карельскому фронту, и вы пойдете с ним в штаб ВВС. До свидания. Удачи вам!
— К черту! До свидания.
Голос, хмыкнув, замолкает.
Я жду пару минут и иду в ванную, надо привести себя в порядок. Одеваюсь в чужой китель. Черт его знает, как правильно носили эту форму до войны? На всякий случай я стараюсь придать себе подтянутый и молодцеватый вид. Молодцеватость, правда, не совсем удается. В зеркале я вижу бледного нервно покусывающего губы субъекта с сумасшедшими глазами.
Нет, так не пойдет, надо успокоиться. Сажусь в кресло, закуриваю и перевожу взгляд от зеркала на окно. Вид неба удивительно успокаивает нервы, это еще Андрею Болконскому у Льва Толстого помогло.
Только-только я начинаю собирать
— Андрей, ты готов?
— А, Сергей, заходи. Я встаю и иду открывать.
Глава 2
Военно-воздушные силы фашистской Германии, которые должны были участвовать в нападении на СССР, составляли более 3900 самолетов… кроме того, до 1 тыс. самолетов располагали вооруженные силы Финляндии и Румынии.
В управление кадров Главкома ВВС мы приходим за десять минут до назначенного срока. Дежурный капитан отмечает нас в списке и кивает: “Ждите, вызову”.
Мы присаживаемся на стулья у стены. Сергей толкает меня в бок и показывает на дверь:
— Ты понял?
Я смотрю на дверь. На ней прибита табличка: “Заместитель начальника управления п/п-к Березин Иван Дмитриевич”. Ничего, конечно, не понимаю, но киваю.
В приемной многолюдно. Обращаю внимание на то, что здесь нет ни одного лейтенанта. У всех в петлицах по три кубика, по шпале, а то и по две. Многие, как и мы с Сергеем, при орденах, а уж медали — у каждого. Я-то знаю, в чем дело, а Сергей теряется в догадках и строит различные предположения.
Дежурный начинает вызывать присутствующих по одному, в алфавитном порядке, невзирая на звания. Вот из кабинета выходит капитан Жеребцов, и дежурный объявляет:
— Старший лейтенант Злобин!
Захожу в кабинет и по уставу представляюсь начинающему седеть подполковнику. Он не дослушивает меня до конца:
— Проходи, проходи, Андрей Алексеевич! Присаживайся. Извини, что стоя не встречаю. Сам понимаешь…
Я опять ничего не понимаю, но тем не менее присаживаюсь к столу. Подполковник протягивает мне через стол руку, я жму ее, а он возбужденно говорит:
— Рад, очень рад снова видеть тебя, Андрей! И вдвойне рад, что вижу тебя при таких обстоятельствах. Короче, мы формируем новую дивизию. Дивизию особого назначения из летчиков, имеющих боевой опыт. Видел, полная приемная асов! Со всех ВВС собрали. И командовать дивизией будет не кто-нибудь, а полковник Строев! Герой Испании!
Дьявол меня забери! Не слыхал про такого, но виду не подаю и пытаюсь изобразить восхищение.
— Тебе, Андрей, выпала честь служить в такой дивизии. Твое командование не хотело отпускать тебя с Сергеем, но с Главкомом не поспоришь. Так что поздравляю! В какой только полк тебя определить? Так… Будешь служить в 129-м. Командир полка — подполковник Лосев… Тот самый!
Подполковник многозначительно поднимает кверху палец и смотрит на меня. Мне эта фамилия ничегошеньки не говорит, но я пытаюсь изобразить на лице восторг и энтузиазм одновременно. Актер из меня — никакой. Это не ускользает от проницательного кадровика.
— Ты что, Андрей, Лосева не знаешь, героя Халхин-Гола?
— Ну как же, знаю, конечно…
— Нет, с тобой определенно что-то не то… Ты, часом, не перебрал вчера на радостях, что в Москву попал? Смотри, я этого не люблю, ты знаешь. Ну, честно, много вчера пили?