Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста
Шрифт:
А на притоптанной мураве берега на шалях, пледах и коврах расположилось веселое и радостное общество, состоявшее из весьма разнородных существ: людей, собаки, попугая и… крысы. Лошади паслись невдалеке у камышей реки. Собака и попугай были в неволе: попугай в клетке, собака на веревке (боялись за меня!).
Сидя на подстилке, все общество занято было едой и питьем. Люди пили чай и кормили сахаром попугая, собака грызла кости, а крыса — печенье. Возле нее, ласково на нее поглядывая, стояла девочка. Другая, постарше, став на колени, усердно угощала крысу, предлагая ей самые отборные куски печенья.
Все были довольны и веселы. Даже
— Это еще ничего: сахар кушанье недурное! Погрызем, пока крепок клюв.
Меня звали все Хрупом, и даже старик, сидевший поодаль на траве, откуда он сообщал хозяину различные мысли свои о лесе и лесном хозяйстве, на предложение детей звать меня Хрупом ответил:
— Хруп, так Хруп, пущай будет Хруп. Все равно я имени ему никакого не дал. Стало, будешь «Хруп», — кивнул он в мою сторону.
Мне это было несказанно приятно, и вы, конечно, понимаете почему.
Только вечером, когда солнце только что надвинулось на верхушки отдаленного по реке леса, мои старые приятели собрались домой. Все расставленное и разложенное было вновь собрано, связано, уложено. Клетка с ворчливым попугаем установлена обратно в телегу, а Гри-Гри, о которой вы, надеюсь, догадались, отвязана, так как меня поспешили водворить опять в избу, куда собака не допускалась.
Поблагодарив старика за гостеприимство и сказав ему еще какие-то ласковые слова, хозяин простился и повел девочек к тарантасу, на котором они приехали с отцом и матерью.
Мать села рядом с клеткой попугая. Все это я видела из оконца стариковой избушки.
— Прощай, Хруп, до свидания! Мы еще не раз приедем повидать тебя и привезем тебе много, много печений, — кричали милые, серебристые голоса!
Ветер приотворил дверь, и я выскочила вон. Добежав до придорожного деревца, я еще успела увидать вдали катившуюся повозку с моими друзьями.
Ах, зачем эти милые существа не обладали даром проницательности и не слышали моего тайного голоса:
— До свидания славные, хорошие, дорогие мне существа! Хруп сегодня пережил несколько драгоценных в жизни часов.
— А что, Хруп! — буду уж тебя так звать, — сказал старик. — Не пойти ли нам половить рыбку по-своему: удой? Время тихое, спать не хочется. Не будет ли на наше счастье ночного клева?
Я знала из старикова опыта, что ночного клева не бывает, да и старик, наверное, знал это, но у него, как и у меня, вероятно, слишком волновалось в груди от слов доброго хозяина, и он искал занятия, которое успокоило бы его волнующиеся чувства.
Мы пошли и провели на берегу время чуть не до полночи.
Месяц уже ярко светил на небе, когда старик, окончив длинную речь о своих былых делах по лесничеству, которую я, признаться, мало слушала, собрал удочки и промолвил:
— Ну, Хруп. Теперь спать: не до свету же нам вековать тут перед поплавками. Нет нам сегодня счастья…
Старик ошибался: счастья в минувший день выпало очень много!..
XIV
Змеи. — Два хищника. — Противоядия. — Отъезд старика. — Неприятная дорога. — Новое бегство.
Обещанью угостить меня печеньями так и не пришлось осуществиться: в ближайшие дни девочки не приезжали, а вскоре и сам старик выехал вместе со мной с своего насиженного места. Как и куда, — скажу ниже, а теперь опишу мое неожиданное знакомство еще с одной и, пожалуй, опаснейшей для крысиного семейства тварью, в особенности
Это было в лунную ночь, вскоре после радостного свидания со старыми хозяевами. По обычаю своему, я бродила по окрестным рощам, прислушиваясь и присматриваясь ко всему, что считала достойным внимания крысы, ошибочно полагая при этом, что все то только и достойно ее внимания, что обладает шерстью или пером. Впрочем, это не совсем так: к рыбам, например, я стала относиться снисходительнее после речей старика.
Старику не представилось ни одного случая поговорить со мной об одних опасных врагах всего живого, не исключая человека, — змеях, поэтому я равнодушно относилась к встречам со всякими чешуйчатыми гадами, как ящерицами, так и змеями. Если со мной до того времени не было особой беды от этих встреч, то я объясняю это тем, что ящерицы — существа вообще безобидные, а змеи, встречавшиеся мне до тех пор, были все безвредные, с огромными желтыми пятнами на затылке. Я не раз видела, как эти большие, длинные существа, стремительно бросаясь, ловили только лягушек. Поймав, они понемногу заглатывали их своей широкой пастью, становившейся необыкновенно просторной, когда добыча втягивалась в рот. Случайно передо мной не было примеров нападений этих животных на мелких зверьков, например мышей, поэтому я была совершенно спокойна не только за свою шкуру, но даже за шкурки моих крошечных родственников. По мимолетным наблюдениям, зубы этих змей казались мне, хотя и острыми, но очень короткими. Кроме того, я видела иногда этих животных на тропинках растерзанными каким-то хищником, что уже положительно не говорило об опасности со стороны каких-либо родственников этих ужасных, как я теперь знаю, пресмыкающихся.
Но вот в описываемую мной прогулку я натолкнулась на следующий случай. На небольшой лесной опушке, у старого заплесневелого пня, покрытого опенками, играла парочка лесных мышей. Я залюбовалась отливом их бархатистых спинок, казавшимися ночью почти черными, и мелькавшей белизной их брюшка и лапок. Притом у них были прехорошенькие крупные ушки.
В кустах послышался легкий шорох. Он, очевидно, не был услышан моими зверьками, но меня заставил насторожиться. Однако я тотчас же успокоилась, когда увидела, что это была простая змея, вроде тех, которых я уже встречала, только у нее хвост как-то скоро суживался, не образуя длинной плети, да и по спине шла, не прерываясь, зигзаговая полоса поуже к концам, пошире в середине тела. На затылке тоже не было желтых пятен, и сама голова показалась мне более угловатой, чем у других змей, виденных ранее. Но, повторяю, я не испугалась и, отвернувшись, продолжала смотреть на веселье мышей.
Змея, направившаяся было в мою сторону, свернула вдруг тоже по направлению прыгающих зверьков. Мельком взглянув на нее, я, к удивлению своему, заметила, что взгляд ее блестящих глаз вдруг загорелся каким-то особенным, недобрым красноватым огоньком. Не понимая причины этого взгляда, я стала следить одинаково как за змеей, так и за резвившимися мышами. Последние и не подозревали присутствия своего, как оказалось, врага. Чуть слышно извиваясь телом, словно перебирая, как многоножка, массой невидимых ног, длинная тварь придвинулась к мышам на расстояние одного мышиного скачка и, затаив дыхание, остановилась, как вкопанная, в куще высоких желтых опенков. Раз или два из ее морды выскочил длинный, раздвоенный язычок и, словно сверкнув в лунном свете, скрылся обратно в сомкнутую пасть.