Хрустальное счастье

Бурден Франсуаза

– Мне нужно отвлечься.

Немного алкоголя, чтобы запить таблетку и как можно быстрее вызвать состояние, которое успокоило бы ее. Таким образом она пыталась забыть свою тоску и комплексы.

– На этот раз мне тоже, – вздохнула Клара. Приехав в Валлонг, они увидели Мари, которая приехала первой и ждала их. Винсен воспользовался этим, чтобы завести Магали в кабинет первого этажа и закрыть за собой дверь.

– Будь добра, Маг, сделай сегодня над собой усилие, не пичкай себя лекарствами, я не хочу, чтобы ты устроила спектакль.

Она смотрела на него, немного удивленная его напором, так как он ненавидел сцены.

– Не беспокойся, – ответила она недовольным тоном, – я буду вести себя смирно.

– Да нет, я беспокоюсь! И даже очень сильно. Ты это отлично знаешь, мы говорили об этом тысячу раз.

– Тебе за меня стыдно?

Этим вопросом Магали каждый раз пыталась его задеть. С того самого момента, как они поженились, начались проблемы. Они должны были остаться любовниками, беззаботными, счастливыми. Она была такого скромного происхождения, что ему пришлось бороться со всей семьей – в частности со своим отцом, – чтобы ее приняли. То, что он выбрал себе в жены служанку, должно было задеть Морванов. И она считала, что они все относились к ней свысока, несмотря на их псевдолюбезность. Потому что она боялась их, она ненавидела их всех.

– Конечно, нет, – ответил он, взяв ее под руку.

Кончиками пальцев он нащупал шпильку, которая держала ее пучок, и вытащил ее. Каскад длинных рыжих волос тут же упал на плечи молодой женщины.

– Тебе очень идет черный цвет, ты очень красивая. Я не хочу, чтобы ты себя губила, вот и все. Если бы ты меньше пила, ты бы больше доверяла себе.

– Как раз наоборот!

– Нет, дорогая, нет…

От нее исходила такая чувственность, что он ощутил огромное желание обнять ее, но было не то место, не то время, и он спросил себя, как у него могло возникнуть желание заняться любовью в такой день.

– Я люблю тебя, – сказал он грустным голосом.

Забеспокоившись, она нахмурила брови, прикоснулась к нему, тогда как он хотел отстраниться. Потерять Винсена было самым ужасным из того, что могло с ней произойти, но она никогда не смогла бы стать такой, как он хотел: уважаемой супругой парижского судьи, элегантной бездушной дамой. Ей это не удалось, и она отказалась. И в то время, как он жил в Париже, куда она не желала с ним ехать, она множила глупости здесь. Он принимал судей в особняке своей бабушки на авеню Малахов, а она соблазняла лаборанта в аптеке в Авиньоне, чтобы добыть лекарства, которые ей отказывался выписывать врач. Ужасный тип, к тому же грубый, жалкий, но он давал ей все, что она захочет.

– Что ты еще проглотила сейчас в машине? – спросил он, гладя ей волосы.

– Чтобы забыть.

– Забыть?

Он в упор посмотрел на нее, не понимая. Она почувствовала раздражение от всей этой неправдоподобной любезности, которую он проявлял к ней, ко всему миру.

– Что я спала, когда Филипп утонул! – вырвалось у нее. – Ты думаешь, другие так не думают? Я вижу это в глазах Шанталь! Я была там. Но я спала.

– Никто тебя не упрекает.

– Прямо нет, вы не такие, вы скрытные…

– Кто это «вы»?

– Твоя семья! Если бы Мари была на моем месте, или Шанталь, или даже твоя бабушка, они бы уследили! Они безупречны в любых ситуациях, эти Морваны, разве нет? В то время как я всего лишь маленькая безрассудная горничная, вот что они говорят друг другу, не правда ли? И ты тоже, эта мысль наверняка промелькнула в твоей голове! Если бы этот несчастный случай произошел с одним из наших детей, это бы меня тоже не разбудило!

– Прекрати, – умолял он.

– Почему? Ты боишься, что меня услышат? Ведь здесь и у стен есть уши, дорогой, это дом твоей семьи, вспомни! И она не всегда безупречна, твоя семья!

– Ну все, достаточно.

Он схватил ее за запястья и неосторожно толкнул в кресло, она упала.

Если бы она начала плакать, ее невозможно было бы потом часами остановить.

– Смерть Филиппа всех нас выбила из колеи, – сказал он очень быстро, – и каждый чувствует себя виноватым. Даже Ален, которого там не было.

– Но я, я там была! – резко вскрикнула она. – И когда я поняла, что очень хочу спать, я предупредила эту идиотку Мадлен! О, ты не обязан верить мне на слово, ты можешь пойти и спросить у нее!

С недоверием он смотрел на нее в упор, не находя, что ответить. После небольшой паузы она продолжила, задыхаясь:

– Ты знаешь Мадлен, она нянчится всегда с детьми Готье и только с ними! Поль здесь, Филипп там, другие для нее не существуют. Я сказала ей, что собираюсь спать, я ей сказала! В любом случае, Филипп, она его слишком опекала, она хотела, чтобы он оставался около складного стула, на котором сидела. Ты представляешь, как он хотел там остаться?

Мадлен ни о чем этом не говорила. После смерти своего внука она отупела, съедаемая печалью, и никто ее не спрашивал. Винсен худо-бедно восстановил хронологию драмы. Хелен была первой, кто заметил исчезновение Филиппа. Она безуспешно его искала, в то время как Сирил побежал к овчарне, чтобы предупредить Алена. Тот шел вдоль реки пока не обнаружил тело маленького мальчика, которое медленно плыло по течению. Он нырнул, зная, что пришел слишком поздно, вытащил его из воды, упорно пытался вернуть к жизни. Что касается остальных: Магали спала, Мадлен вязала, но никто не высказал прямого обвинения, даже Готье.

– Ты ее предупредила, ты уверена? – спросил он медленно.

Магали покачала головой, и он увидел, что глаза ее полны слез.

– Она, конечно, не захочет признать это… К тому же мои слова ничего не значат, я ничто! Я говорю это тебе, а ты сомневаешься, представь, что подумают остальные!

Она говорила с такой горечью, что он вдруг почувствовал себя неудобно. Он подошел к креслу, встал перед ней на колени.

– Я тебе верю, – пробормотал он. – Но надо все это забыть…

Растерявшись, он не знал, что еще ей предложить. Упреки Мадлен не воскресят маленького мальчика и будут только мучить Готье и Шанталь.

– Конечно, – ухмыльнулась она, – ты защищаешь свой клан, а я не являюсь его частью. Проще, если все будут думать, что это моя ошибка.

– Но это неправда, никто никогда не…

– Ой, перестань, ладно? Я давно научилась вас понимать! У нас кошку называют кошкой. У вас же все молчат. Выслеживают, подозревают, но молчат!

Она занервничала, ее подбородок затрясся. Винсен задумался – не возненавидела ли она его вместе со всеми Морванами.

– Я не совсем безответственная, даже если и делаю глупости, – добавила она прерывисто. – Но я не выношу, когда ты меня осуждаешь!