Хрустальный поцелуй
Шрифт:
Но утром все стало как раньше, и я поспешила выбросить дурные мысли из головы.
========== 21. ==========
На мой шестнадцатый День рождения Ханс подарил мне то, о чем говорил еще пару лет назад, —дубленку. Я только рассмеялась, получив объемный сверток и примерив вещь. Конечно, она мне подошла. Ханс никогда не промахивался с выбором подарков для меня. Но мне действительно было смешно — неужели он все это время помнил о дубленке?
— Ты такая забавная, — сказал он, когда мы ели праздничный торт. Я удивленно переспросила, что он имеет в виду. — Не знаю. Просто ты как будто не удивлена подарку.
Я
— Я не знаю, помнишь ли ты, — объяснила я, — но на первое наше Рождество ты спрашивал, можешь ли подарить мне дубленку. Я тогда отказалась. А ты все равно это сделал.
Ханс рассмеялся вместе со мной.
— Не могу придумать, что тебе на это ответить, — улыбаясь, сказал он. А потом вдруг заметно погрустнел. — Знаешь, наверное, если бы я мог, я бы подарил тебе намного больше.
Я почувствовала, что краснею.
— Ты и так делаешь для меня очень многое, Ханс. Я никогда не смогу отблагодарить тебя так, как этого заслуживаешь.
Он покачал головой, не соглашаясь с моими словами, но не спеша ничего говорить в ответ. Я молчала тоже. Ковырялась в торте, занятая своими мыслями.
Зачем он это делает? Я пыталась понять, что же он хочет, к чему, в конце концов, все должно прийти, но ответа не было. Мне очень хотелось попросить его перестать — перестать быть таким хорошим, добрым, внимательным. Перестать быть таким невозможным, потому что я умирала от того, что происходило внутри меня. Но вместе с тем — не могла ни о чем просить его, ведь я любила его именно таким. И это убивало меня. Я хотела определенности и — совершенно точно — не хотела чувствовать к нему ничего, потому что понимала, что это только усложнит все, может, даже испортит жизнь не только мне — себя мне жалко не было, — но и ему. И в последнюю очередь я хотела проблем Хансу.
Я задумчиво посмотрела на него, но он смотрел в другую сторону и не заметил моего взгляда. Я смотрела и пыталась запомнить его, будто никогда раньше не видела, разглядывала его, будто пытаясь что-то найти. И впервые обнаружила у него в волосах светлую прядь — седую прядь. Она была едва заметной, просто отблеск серебра, который можно было бы принять за игру света, но я рассмотрела внимательно. Это была седина.
Мне в голову пришла неожиданная мысль — я ведь по-прежнему ничего о Хансе не знаю. Ни о возрасте, ни о семье, ни о том, кто он вообще такой. Даже его чертов день рождения не знаю! Осознание этого меня неожиданно разозлило, но я поспешила взять себя в руки. Я могла бы расценить это как недоверие, но было ли мне действительно какое-то дело до этого? Разве мне мешало это? Ведь кем бы Ханс ни был, я всегда была ему дорога. И я это знала. Чем бы он ни занимался, мне он не причинил никакой боли и от него я всегда видела только хорошее отношение и к себе, и к окружающим его людям.
Возможно, и не было нужды открываться передо мной. Хотя это казалось нечестным — ведь обо мне он знает больше, чем все.
Это странное осознание больно кольнуло где-то внутри, но я решила отогнать его подальше и, по возможности, об этом не думать.
Укладываясь спать, я все-таки смогла нормально поблагодарить его за подарок.
— Спасибо тебе, — сказала я ему. — И за дубленку, и за сам праздник. Когда-нибудь я смогу сделать для тебя что-нибудь такое же хорошее.
Он усмехнулся.
— Просто оставайся рядом, — будто бы обреченно
С тех пор, как я переехала к нему, мы спали раздельно. И мне жутко не хватало его теплых, уютных объятий, но я не могла просить его о таком — выдала бы себя сразу же, не успев договорить фразу.
И поэтому я полночи провалялась без сна, ворочаясь с боку на бок, не в силах выбросить его слова из головы. Я окончательно перестала понимать, что же он пытается сказать, когда произносит что-то настолько расплывчатое. И это меня пугало, потому что терять Ханса я не хотела. Ни за что.
========== 22. ==========
Осенью в стране было особенно неспокойно. Даже на улицах чувствовалось напряжение, казалось, что вот-вот разразится буря. Воздух звенел от недосказанностей, небо выглядело слишком серым и тяжелым. И даже ветер звучал иначе, навевая тоску.
Все будто замерло в ожидании чего-то неизвестного, но пугающего. Чего-то, что точно должно было изменить все. Чего-то, о чем было страшно подумать, но о чем каждый, так или иначе, догадывался.
Но пока что было тихо. Слишком тихо. Слишком боязно.
Я боялась тоже. По стране волнами катились аресты по разным причинам, но чаще всего главным было происхождение, корни, имена, национальности. Я напрягалась каждый раз, читая в газете новую сводку новостей или слыша что-то такое по радио. Потому что мои родители приехали из России. И плевать, что фамилия была исконно немецкая, а в России у меня никого не было. Вряд ли бы этот факт остановил кого-нибудь, если бы решили меня арестовать.
Я дергалась и на работе. Не то чтобы я срывалась на Хансе, вовсе нет. Еще со времен лагеря я научилась держать свои волнения при себе, и это умение давало осечку всего пару раз. Я ведь тоже выросла, тоже научилась приспосабливаться под окружающую действительность. Но каждый раз, когда в кабинете Ханс доставал газету или вслух зачитывал мне новостные заметки, я боялась и нервничала. Потому что не знала своего будущего. Не знала, что меня ждет, и узнать это я никак не могла. Я просто старалась делать свою работу хорошо, чтобы — и даже сама мысль об этом звучала отвратительно — не давать Хансу никакого повода отдать меня полиции. Чтобы не давать ни малейшего повода никому.
Я училась не доверять. Нельзя было назвать это умение полезным, но так, думая, что я отгородилась от Ханса, мне становилось проще. Я чувствовала себя в странной безопасности, абсолютно позабыв, что я не могу от него спрятаться.
От него и от его взгляда.
Потому что, в очередной раз читая новости, он взглянул на меня и отложил газету. Я замерла в кресле, уставившись на свои сцепленные в замок пальцы.
— Это все новости на сегодня? — спросила я, когда молчание затянулось.
— Будет одной больше, если ты мне расскажешь, что с тобой происходит.
Я приложила максимум усилий, чтобы мой взгляд выглядел удивленным, а не напуганным и потерянным.
— А что со мной происходит?
Ханс усмехнулся и подошел ко мне. Когда он сидел за своим столом, разговаривать с ним — скрываться от него — было гораздо проще. А теперь он стоял рядом, и я чувствовала запах его духов. И больше всего на свете мне хотелось просто уткнуться носом в его плечо и простоять так всю оставшуюся жизнь. А вокруг пусть хоть пожар.