Худей! (др. перевод)

Кинг Стивен

— Собачьи бои!

— Люди любят ставить деньги, мой друг, а кочующее племя всегда готово организовать то, на что можно поставить, — это одна из вещей, для которых они и существуют Собаки или петухи со стальными шпорами или даже два парня с острыми ножами, больше похожими на мечи, каждый из них закусывает кончик платка, и тот, кто выпустит свой кончик из зубов первым, тот и проиграл. Это цыгане называют честной схваткой.

Эндерс поглядел на себя в зеркало за стойкой бара — на себя и сквозь себя.

— Все было, как в старые дни, — мечтательно произнес он. — Я чувствовал, как они готовят мясо, своим особым

способом, и зеленый перец, и то оливковое масло, которое им нравится, которое кажется прогорклым, когда раскрываешь банку, и сладким, когда на нем готовишь. Я слышал, как они говорят на своем забавном языке, и это тук-тук-тук, когда они бросали ножи в доску. Кто-то там пек хлеб старым способом, на горячих камнях… Все было, как прежде, только я уже не был прежним. Я был напуган. Ну, цыгане меня всегда немного пугали… разница в том, что прежде я все-таки подошел бы к ним. Черт, я все-таки белый человек, правда? В прежние времена я подошел бы прямо к их костру и купил бы выпить или самокрутку — не из-за того, что я хотел бы выпить или покурить марихуаны, а просто, чтобы поглазеть вокруг. Но прежние дни состарили меня, а когда пугается старик, он не ходит без оглядки, как в те времена, когда он только учится бриться. Поэтому я просто постоял там в темноте, наблюдая, как они расхаживают перед своим костром, слушая, как они разговаривают и смеются и пробуют свою пищу. А потом открылась задняя дверь одного фургона — на нем был рисунок женщины и белой лошади с рогом, торчащим из головы… как она там называется?..

— Козерог, — подсказал Вилли, и его голос, казалось, исходил откуда-то из глубины тела. Он отлично знал этот фургон. Он видел его в первый день приезда цыган на общественном лугу Фэрвью.

— И оттуда кто-то вышел, — продолжал Эндерс. — Только тень, тлеющий кончик сигареты… но я знал, кто это был, — он указал пальцем на фото старика с головой, повязанной платком. — Он. Ваш знакомый.

— Вы уверены?

— Он глубоко затянулся, и я увидел… это. — Эндерс указал на то, что осталось от носа Лемке, но не коснулся глянцевой поверхности, словно прикосновение могло грозить заражением.

— Вы говорили с ним?

— Нет, — сказал Эндерс. — Но он говорил со мной. Я стоял в темноте. Клянусь господом, он даже не глядел в мою сторону, просто сказал: «Скучаешь по своей жене Флеш, а? Ничего, скоро ты будешь рядом с ней». А потом выбросил окурок и пошел к костру. Я увидел, как блеснула серьга в его ухе в свете костра, и это — все, — он вытер капельки воды с подбородка и взглянул на Вилли. — Меня прозвали Флешем, когда я работал на пирсе в 50-х, мой друг. С тех пор никто не звал меня этим именем. Я стоял в темноте, но он увидел меня и назвал старым именем… цыгане сказали бы, тайным именем, так мне кажется. Стоит серьезно поразмыслить, когда цыгане знают твое секретное имя.

— Думаете? — спросил Вилли, обращаясь скорее к себе самому.

Снова подошел Тимми-бармен. В этот раз он заговорил с Вилли почти сердечно… как будто Лона Эндерса рядом и вовсе не было:

— Он заработал свою десятку, приятель? Оставьте его в покое. Он нездоров, а беседа с вами, похоже, здоровья ему не прибавляет.

— Я в порядке, Тимми, — сказал ему Эндерс.

Томми не посмотрел на него, он продолжал смотреть на Вилли.

— Я хочу, чтобы вы шли своей дорогой, — сказал он Вилли тем же рассудительным, почти добродушным

тоном. — Мне не нравится ваш вид. Вы напоминаете мне дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться. Ваше пиво бесплатно. Только уходите.

Вилли посмотрел на бармена испуганно и несколько приниженно.

— Ладно, — сказал он. — Всего один вопрос, и меня здесь нет. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они направились?

— Я не знаю, — сразу ответил тот. — Цыгане не оставляют адресов, мой друг.

Плечи Вилли поникли.

— Но я уже был на ногах, когда они отъезжали на следующее утро. Я теперь совсем дерьмово сплю, а большинство их машин к тому же не позаботилось о глушителях. Я видел, как они выехали на 27 магистраль и повернули к северу. Моя отгадка будет… Рокленд, — старик глубоко вздохнул, и Вилли озабоченно склонился к нему. — Рокленд или Бутбэй Харбор. Да. И это все, что я знаю, мой друг, не говоря о том, что, когда старик назвал меня Флешем, когда он назвал меня моим тайным именем, я описался, замочив штанину и левую теннисную туфлю, — и Лон Эндерс неожиданно заплакал.

— Мистер, вы что, не уходите? — спросил Тимми.

— Уже иду, — вздохнул Вилли и пошел, задержавшись только на миг, коснувшись хрупкого, почти воздушного плеча старика.

Солнце ударило словно молот. Наступил полдень, солнце перекатило в западную часть неба, и когда Вилли поглядел налево, он увидел собственную тень, костлявую, как детский рисунок человечка, нарисованный на горячем белом песке.

* * *

Вилли набрал код: 203.

«Стоит серьезно призадуматься, если цыгане знают твое тайное имя».

Он набрал: 555.

«Мне не нравится ваш вид. Я хочу, чтобы вы пошли своей дорогой».

Он набрал: 923. Услышал, как зазвонил телефон дома, в Жирном Городе.

«Вы напоминаете мне дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться…»

— Привет? — голос ожидающий и немного запыхавшийся, он принадлежал не Хейди, а Линде. Лежа на постели в своем клиновидном номере, Вилли прикрыл глаза, когда их защемило от слез. Он увидел ее ясно, как в тот день, когда вел ее по Фонарному проезду и говорил ей о наезде, вспомнил ее старые шорты и длинные, жеребячьи ноги.

«Что ты можешь рассказать ей, Вилли? Как ты провел день на пляже, исходя потом, что обед твой состоял из двух кружек пива, и несмотря на обильный ужин, коронным номером которого был не один, а два бифштекса, ты потерял сегодня три фунта вместо обычных двух?»

— Алло!

«Что ты — дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться? Что тебе жаль, что приходилось лгать, но ведь все родители это делают».

— Алло! Кто там? Это ты, Бобби?

Все еще не раскрывая глаз, Вилли сказал:

— Это отец, Линда.

— Папочка?

— Милая, я не могу говорить, — сказал он. «Потому что чуть не плачу». — Я все еще теряю вес, но я вышел на след Лемке. Передай это матери. Передай, что я вышел на след Лемке. Ты запомнила?

— Папочка, пожалуйста, приезжай домой! — она плакала. Рука Вилли побелела на телефоне.

— Я соскучился по тебе, но когда я вернусь домой, мы больше никогда не расстанемся.

Смутно он услышал голос Хейди: