ХУШ. Роман одной недели
Шрифт:
На «Седьмое небо» Али решил спуститься пешком, дивясь роскоши отеля. Навстречу ему двигались коридорные и горничные на тележках-машинах, предназначенных для игры в гольф. «Удивительно, – подумал Али, – машинки для дома! Интересно, на каком топливе они так бесшумно работают?» Путешествовать в лифте с бесшумно разъезжающимися дверьми и с джиннами Али категорически отказался.
Он шел пешком по длинным коридорам, которые казались ему нескончаемыми. Они были выстланы зелеными ковровыми дорожками, словно для игры в гольф. Ступая по ним, Али думал, что он идет по траве, а справа и слева от него черные двери-дыры. Вроде неприглядные, если не считать позолоченных ручек и номерков, но Али уже знал, какие за ними скрываются богатства и чудеса.
«Это
Али не хватало только цветов, орехов и фруктов. Но они не заставили себя ждать. Потому что в ресторане «Седьмое небо» было столько фруктов, орехов и кремовых цветов на пирожных, что Али не мог поверить своим глазам.
Ведь есть такие желанные для изголодавшихся по мести, лакомые для террористов отели, что возвышаются, как многоярусный торт, как вавилонская башня в несколько слоев крема, бисквита и фруктов: позолоченных люстр, перил и ручек… Разные там киви с ананасами и с манго в шоколаде. И еще много, много, много чего… если бы, конечно, не террористы.
Но ведь это на Западе придумали кидаться тортами. Али видел это в фильме, переключая каналы, а такой торт он увидел в реальности в первый раз в витрине дорогого ресторана «Седьмое небо», когда наконец-то добрался до него. И даже не понял, зачем фрукты: персики, абрикосы и сливы, – разрезали на кусочки и положили на взбитые перины сливок и безе.
Торт возвышался вавилонской башней, окружали его, как детали конструктора, фрукты и блюда с прочими лакомствами, предназначенные для дальнейшей сборки. Нет пределов устремлениям человека ввысь и вширь. Вокруг же всех этих гигантских блюд творилось настоящее вавилонское столпотворение. Многоголосье, многоречье языков и диалектов людей, стекающихся в гигантский ресторан ручейками и теперь образовавших запруду у кувшинов с соками и морсами.
Члены делегаций конгресса кричали, хватали руками и вилками куски мяса и рыбы, и те в неразберихе выскальзывали, падали на пол и начинали прыгать и биться, как живые. Скакать, словно от радости воскрешения. «Нет, – подумал Али, – такое многоголосье добром не закончится. И зачем их всех собрали в одном месте?»
Ведь бывают такие отели, в которых есть шведский стол и шведский синдром, прелести которых Али предстояло ощутить прямо сейчас. Здесь в огромных серебряных салатницах, оказавшихся еще краше и больше, чем кубок, который вручили Белому ангелу, было столько еды! Языки, рёбрышки, хрустящие крылышки, мясо с лисичками и клюквой, оленина с ягодами горько-сладкой брусники, медвежатина и белужья черная икра, теплые оладьи со свежей красной земляникой. А на других столах енисейская рыба сиг, муксун, и омуль, и волжская стерлядка по-петергофски. Это то немногое, что Али прочитал на табличках под яствами. А еще тушеный кролик в сметане с мелкими целенькими помидорками «черри», обжаренными на кедровом масле. Или, что еще лучше, запеченная утка, фаршированная яблоками, черносливом и бразильским орехом.
Али так обалдел, что вначале долго шел с пустой тарелкой вдоль длинных столов с кушаньями, как мимо торговых рядов с золотом на базаре. И хотя все ему здесь было в диковинку, вскоре, присмотревшись и поддавшись какому-то инстинкту толпы, Али бросился в самую кучу людей и стал накладывать себе еды погуще и побольше. Он сваливал в одну тарелку жареное филе цесарки под малиновым соусом, котлеты из косули с трюфелями, пюре из топинамбура и клубники с черным перцем и соусом бальзамик. Затем Али с жадностью наливал в чашки кофе со сливками и кидал сахар под завязку, и тут же чай, и разные другие напитки, смешивая их в фужерах.
К чаю Али взял пирожное «Нуагат», большой кусок торта «Венский», чизкейки и настоящую «ловушку для сладкоежек»
Обложив себя со всех сторон тарелками с едой и стаканами с напитками, Али принялся за трапезу, хищно поглядывая на всех. Только теперь он увидел, что официанты, выносившие погонными метрами еду, были одеты в генеральские мундиры КГБ, с праздничными золотыми эполетами и звездами на фуражках и погонах. «Это действительно сотрудники армии и полиции или такой маскарад?» – недоумевал Али. В их стране генералы и офицеры были самыми уважаемыми людьми, а здесь они разносили еду!
Кстати о еде. Раньше Али не знал, что такое наесться досыта. Ему казалось, что голод – естественное состояние человека. А теперь он наелся так, что уже не мог даже спокойно глядеть ни на котлетку «Хэйро» из оленины, ни на строганинку из муксуна, ни на фруктовый микс с мороженым. Жри в три горла – не хочу.
Когда же он так нажрался, то вдруг вспомнил стариков-нищих и детей, что собирали подаяние на Рамазан-байрам и кидали в один пакет и хлеб, и кашу. Мать же всегда учила Али не бросаться хлебом. И подбирать его с пола, если тот случайно упал. Обдувать, прося прощения у Всевышнего, если хлеб испачкался. Ведь это Он накормил и напоил их. А потому надо есть уважительно, благоговейно и бережно, не кидаясь тортами.
«Здесь же страсти берут тебя в заложники. Захватывают, когда ты их совсем не ждешь, – подумал Али, – а чревоугодие шведского стола и похоть шведской семьи берут тебя в заложники. Ведь это только кажется, что тебе удалось приблизиться к кормушке и отхватить себе от пирога «Золотого миллиарда» кусок пожирнее. Но на самом деле в этот момент от тебя откусывает шайтан самый лакомый кусок – твою душу».
Али сидел и чувствовал, как от обилия пищи его живот и щеки раздаются вширь и покрываются красной краской, то ли от красной икры и прихлынувшей к лицу крови, то ли от стыда. Наливаются, как у того трубача из оркестра, что изо всех сил надул щеки и дует в свою трубу. И пока он, весь красный, напряженный, играет о страстях датского короля, собравшиеся могут забыть о своих пороках, подсознательно перекладывая вину на единственного распятого медным гвоздем-трубой.
Не в силах больше терпеть собственный позор, Али прикрыл пылающие щеки и жирные губы салфеткой, чтоб секунду спустя, вытеревшись, встать из-за стола. Переваливаясь, как медведь, Али направился в свой номер.
Потому что есть такие отели, про которые говорят: они преемники былой роскоши халифов и султанов, шахов и падишахов. Они полны невиданных богатств. Они построены на деньги и из материалов предыдущих владетелей, мечети и дворцы которых были разрушены в великой войне. Они пришли к нам из страны тысячи и одной ночи, из северной холодной страны, где говорящих медведей по улицам водят цыгане с вырванным языком и отрезанными ушами. А еще говорят, что в этих отелях живут разбойники с кольцами в носу, разграбившие их страну. И что в этих отелях все их богатство и даже золотая балалайка с платиновыми струнами.
Обратно Али шел по лестнице, постоянно закидывая голову наверх: далеко ли там еще, – и натыкаясь глазами на решетчатое окошко на восьмом этаже.
Вернувшись в номер, Али первым делом повалился в кресло и включил телевизор. Ему было ужасно плохо. Он впервые объелся, напихал в себя что ни попадя от жадности и в итоге еле поднялся. Теперь же тяжесть на желудке не давала ему свободно дышать. Али понял, что заболевает внутренним танцем живота.
Потому что есть такие, желанные, беленькие и пушистые, как медсестры и врачи со своими халатами и бинтами, отели, про постояльцев которых пророческие языки говорят: не будет ничего удивительного, если они не доживут, не дотянут до конца всей этой истории.