ХВ Дело № 3
Шрифт:
Барченко не обманул. Елена появилась да два дня до объявленного отъезда. Мы все — и спецкурсанты, и сотрудники -носились взмыленные, замотанные, сколачивали и складывали ящики, упаковывали научную аппаратуру, по десять раз сверяясь со списками, всё ли взято, не забыто ли что-нибудь важное? Пообщаться с ней наедине я сумел лишь поздно вечером — после ужина мы ушли в дальний уголок парка, позади обшарпанного флигеля, где когда-то располагалась оранжерея. Раньше, когда Мамонову дачу занимал музей народоведения, там была развёрнута обширная экспозиция жилищ народов Севера, и теперь от них осталось лишь несколько пустующих юрт и яранг, возведённых за неимением снега и оленьих шкур из брезента и крашеной фанеры. Шли мы, крепко взявшись за руки. Елена на ходу склонила прелестную свою головку на моё плечо — и можно было бы поставить николаевскую десятку против жмени семечек, что любой сторонний наблюдатель ни на миг не усомнился бы, что перед ним влюблённая парочка в поисках укромного уголка, где можно согрешить без помех. Собственно, именно этим я и собирался заняться, и даже прихватил с собой свёрнутое покрывало — не укладывать же её на траву? — но у моей партнёрши, как выяснилось, имелись на этот вечер иные планы.
В прошлый раз я дала слово, что однажды всё тебе расскажу. — Елена смотрела на меня ясно, словно пытаясь заглянуть глубоко, в душу. — Считай, время пришло.
Я кивнул. Прошлый раз — это было вечером перед днём локального «зомби-апокалипсиса», организованного стараниями Барченко, она увела меня к себе. И первым моим вопросом стало сакраментальное «на кого вы работаете, мадам?» Ответа я тогда не получил — Елена попыталась отшутиться, я стал давить — и вместо откровенного разговора и взаимных признаний у нас едва не случилась ссора. К счастью, оба довольно быстро опомнились, успокоились и сбавили обороты. Она рассказала о заговоре, затеянном Бокием на пару с кем-то из его единомышленников в Высшей коллегии ОГПУ (Елена не знала, с кем именно), о чудовищном плане провести орду кровожадных зомби в Кремль, где те должны были порвать на британский флаг политических противников заговорщиков во главе с самим дядюшкой Джо. Я, в свою очередь, поведал, какую роль сыграла в нашей недавней заграничной поездке информация, полученная от Якова Блюмкина — о том, что в психиатрической клинике профессора Ганнушкина находится ишь его бренная оболочка, а отнюдь не сознание, я разумеется, умолчал. В ответ Елена огорошила меня сообщением, что ни в какой психушке Блюмкина уже два с половиной месяца, как нет. Его перевели в спецклинику, где держат под неусыпным наблюдением, и сделано это по личному распоряжению всё того же Бокия.
Последнее не понравилось мне сильнее всего — ведь если предположить, что между мной-нынешним и «дядей Яшей», обосновавшегося в моём прежнем теле, с завидной регулярностью случаются флэшбэки — то почему бы не предположить, что таковые же имеют место между ним и сознанием Алёши Давыдова? И если это так, что стоит штатным психиатрам ОГПУ вытянуть из несчастного подростка все подробности этих "видений"?
Утешало одно: пока, во всяком случае, ничего подобного не произошло. А если и произошло, то случившееся ещё не связали с моей персоной. Ведь будь это так, вряд ли мне позволили бы оставаться вблизи святого святых заговора. Это несколько утешало… пока.
— Ну, что же ты молчишь? — она дёрнула меня за рукав. — Пользуйся моментом, когда женщина сама предлагает, а то ведь и передумать может!
В этом вся Елена. Только что она была агентом неизвестно чьей разведки (да и разведки ли), вызывающим контрагента на откровенный разговор, что, как известно, является одним из наилучших способов вербовки, и вдруг — это уже капризная девица, вовсю пользующаяся привилегиями, положенными её полу и статусу любовницы.
…Или это тоже продолжение вербовки, только иными средствами? Медовые ловушки не в двадцать первом веке придумали…
— Э-э-э… а спрашивать можно о чём угодно?
Она прищурилась.
— Ну, попробуй…
— В таком случае — куда ты уезжала? Да, байки о скончавшейся в Молдавии двоюродной сестре и внезапным тяжёлым состоянием любимого племянника из Душанбе не принимаются.
Поскольку до премьеры «Берегись автомобиля» оставалось ещё без малого тридцать шесть лет, Елена недоумённо нахмурилась — и звонко рассмеялась.
— Опять эти твои шуточки! Ладно, не буду отрицать, что срочные семейные дела были лишь поводом, чтобы на время улизнуть из-под надзора. Понадобилось срочно побеседовать с теми, для кого я делала тогда фотокопии документов. Или, скажешь, что тебе это больше не интересно?
Я сделал попытку сохранить хотя бы видимость невозмутимости — но, судя по язвительной улыбке Елены, не преуспел.
— Ладно уж, так и быть, сжалюсь над тобой. Слушай и запоминай, второй раз повторять не буду!
..Вот и пойми этих женщин: говорим о делах, чреватых, как минимум, расстрелом через повешенье — а ей всё хиханьки да хаханьки…
Но, шутки шутками, а узнал я действительно немало. О том, что против Бокия и его неведомого подельника (или подельников) играет кто-то из его же коллег я и сам догадывался. Но чтобы Яков Саулович Агранов… да, это был сюрприз! Честно говоря, перебирая возможные кандидатуры, я поместил его в самый конец списка. По мне, так на эту роль скорее подходил Мессинг, нынешний начальник ИНО ОГПУ. Но — есть многое на свете, друг Горацио…
Совершенно непонятным было для меня то, что Агранов, узнав о готовящемся кровавом перевороте — а в том, что задуман именно переворот, а не банальное покушение с устранением политических соперников у меня сомнений не было — не кинулся с докладом к самому Сталину, а предпочёл действовать на свой страх и риск. Или он думает, что располагая таким агентом, как Елена, держит ситуацию под контролем? На его месте я не был бы так уверен — Бокий тот ещё иезуит и запросто может устроить какую-нибудь подлую ловушку. Впрочем, Агранов и сам не лыком шит, в Высшей Коллегии ОГПУ наивных идеалистов не держат. Понять бы ещё, действует он в одиночку, или по поручению того же Ягоды?
Ясно одно: целью затеянной им (ими?) игры является не столько ликвидация заговорщиков, сколько то, что разыскивает Барченко. Кто знает, какие силы могут таиться за Гиперборейским Порогом — и возможно, тот, кто возьмёт их под контроль, схватит за горло весь мир. Недаром, ох недаром Генрих Гиммлер так упорно искал «места силы» по всей планете— и тибетскую Шамбалу, и озеро Риц в Абхазии. И недаром его эмиссар Отто Ран не один год шарил в руинах замка Монсегюр, а потом отправился в Исландию, по следам викингов, которые двенадцать веков назад увезли туда на своих кноррах колдовские рунические артефакты…
Свой рассказ Елена закончила прямым и недвусмысленным предложением оказывать ей содействие в продолжении этой истории — благо, моё положение приближённого ассистента Гоппиуса открывает к тому массу возможностей. Отказ не предусматривался: очевидно было, что на вербовку она пошла с санкции непосредственно Агранова, и ответь «объект» отказом — судьба его (то есть моя) будет незавидной.
…Разумеется, я ответил «да». А вы бы как поступили — на моём-то месте?..
С Марком я поговорил в поезде. Для этого пришлось вытащить его в тамбур — грохот и лязг здесь стояли оглушительные, говорить приходилось чуть ли не в ухо, зато и подслушать вряд ли получится. Больше довериться мне было некому. Отношения с Еленой теперь оказывались… не то, чтобы сомнительными, но несколько натянутыми, а впутывать Татьяну, которая, как и Марк, знала, кто я и откуда, я не хотел категорически. Да и чем она смогла бы помочь мне в такой-то ситуации?
— И что ты собираешься теперь делать? Спросил он, когда я умолк.
— Ну, не знаю… Собирался присмотреться к установке Гоппиуса и, если получится, попробовать использовать её, но уже для себя.
— Хочешь вернуться туда, к себе? В будущее?
— Вот честно, ещё не решил. Но одно я знаю точно: эти игрища с ожившими мертвецами надо прекращать. По хорошему, мне плевать кто кого там, в Кремле поставит к стенке или упечёт на четвертной без права переписки — но подобные методы это… — я запнулся, подбирая подходящее выражение, — это за гранью добра и зла! Нельзя к такому прибегать, ни в коем случае нельзя — как нельзя было, скажем, применять ядовитые газы на войне. Не по-человечески это, понимаешь?