Хворый пес

Хайасен Карл

– Сегодня мы скорбим, – сказал в заключение священник, – но нашу печаль смягчает сознание, что свой последний день среди нас Палмер провел счастливо – на охоте с близким другом Бобом Клэпли. Они гуляли по просторам, которые оба так сильно любили.

Захоронение состоялось на близлежащем кладбище, которое, между прочим, стало местом последнего упокоения более двух десятков небывало изворотливых политиков Флориды. В городе шутили, что местному могильщику требуется бурав, а не лопата. Чета Стоутов бывала на похоронах нескольких умерших казнокрадов (некоторых за то и осудили), и потому Дези знала расположение

участков. Для Палмера она выбрала открытое место на голом холме, откуда обозревалось шоссе № 10. Поскольку Стоут так часто и восторженно предсказывал, что когда-нибудь Флорида станет такой же суетливой, как Нью-Йорк или Калифорния, вид шумной дороги, подтверждающий его слова, был бы ему приятен, решила Дези.

У могилы сказали еще несколько добрых слов о покойном. Дези сидела со своими родителями и единственным кузеном Палмера – лишенным практики ортопедом из Джексонвилла. Она искренне плакала от горькой печали – не из-за хвалебных речей (бывших, по большей части, вымыслом), а оттого, что ее чувства к мужу умерли, и это, вероятно, способствовало его безвременной смерти. Пусть она не виновата в нелепой трагедии на охоте, но бесспорно, что роковую поездку за носорогом спровоцировала история с похищением собаки, а Дези все усложнила своим увлечением Твилли Спри, которому еще и помогала.

Конечно, Палмер был бы сейчас жив, если б чуть раньше поступил благородно и избавился от сделки по «Буревестнику». Нет, дохлый номер; с какой стати муж вдруг обрел бы внутренний нравственный компас? Дези должна была это понимать.

Сейчас она винила себя. И горевала, потому что не испытывала к Палмеру романтической любви, но и ненависти тоже. Он был таким, какой есть, и все же не совсем испорченным, иначе она бы за него не вышла. В нем были общительность и желание сделать приятное, пусть это нельзя назвать душевной теплотой, но все-таки живая черта, по которой можно скучать и даже горевать. Дези попросила положить в гроб «поляроид» – шутка, понятная только им двоим. Наверное, Палмер бы смеялся, думала она, но, несомненно, предпочел бы снимки из спальни. Их она уничтожила.

Когда опускали гроб, по толпе скорбящих пробежал шумок. Рядом с Дези кто-то засопел, и что-то мокрое и бархатистое скользнуло по пальцам. Макгуин тыкался носом в ее сцепленные руки. На шее у него была черная атласная повязка, а в зубах зажата игрушка – резиновая лягушка-бык с оранжевой полосой на спине. Лягушка квакала, когда Макгуин ее прикусывал, что происходило каждые десять-двенадцать секунд. Несколько человек сдержанно прыснули, радуясь возможности отвлечься, но священник (в этот момент он шествовал по долине теней мертвых) поднял ледяной взгляд, в котором не было и намека на веселье.

Не любит собак, решила Дези и вырвала игрушку из пасти Макгуина. Лабрадор свернулся у ее ног и с любопытством смотрел, как деревянный ящик исчезает под землей. Пес подумал, что в нем одноухая собака, как в той коробке, что зарыли на пляже. Если в воздухе и была смерть, Макгуин не чуял ее из-за цветов.

Между тем вдова Стоут бросила осторожный взгляд через одно плечо, потом через другое, всматриваясь в лица скорбящих. Его не было. Дези разжала руку и посмотрела на резиновую игрушку, больше походившую на жабу, чем на лягушку. Перевернула ее и увидела надпись, сделанную шариковой ручкой

на бледно-желтом пузе: Ты мне снилась!

Ниже – номер почтового ящика в Эверглейдс-Сити, что недалеко от острова Марко.

Твилли чихнул, и грудь опалило огнем.

– И чего было так на меня кидаться? – поморщился он.

– А как же еще? – спросил Сцинк. – На склоне я бы тебя ни в жизнь не поймал. Ты больно резв для такого старого пердуна, как я.

– Ну конечно. Сколько, говорите, вы весите?

– Я просто подумал, вряд ли ты хочешь, чтобы тебя снова подстрелили, да еще так скоро. А именно это тебе светило, когда два дуролома принялись палить из пушек. Либо чертов носорог превратил бы тебя в черепаху.

– Ладно, ладно, спасибо, – саркастически поблагодарил Твилли. Он опять чихнул, и от боли слезы выступили на глазах.

– У меня идея. Тормозни на ближайшем съезде.

На заправке они пропылесосили фургон, и, по мнению Сцинка, собачьей шерсти набралось столько, что хватило бы на целого нового лабрадора. Твилли исцелился от чиханья. Они поехали на юг по магистрали Флорида, которую недавно переименовали (без внятных объяснений) в честь Рональда Рейгана.

– Назвали бы его именем зону отдыха, хоть какой-то смысл, – ворчал Сцинк. – Но целую магистраль? Господи, он еще в ковбойских фильмах снимался, когда ее уже построили.

Твилли сказал, ему все равно, пусть называют хоть в честь Кэти Ли Джиффорд, [45] если плату за проезд подняли до ста долларов с машины.

– И это еще мало. Надо до полтыщи, – заявил Сцинк. – И вдвое больше брать с автофургонов.

Как обычно, движение было жуткое. У Твилли привычно падало настроение.

– Вы сейчас куда? – спросил он.

– Домой, наверное, на Крокодильи озера. В настоящий момент квартирой мне служит уютный и хорошо проветриваемый гоночный «додж». А ты?

45

Кэти Ли Джиффорд (р. 1953) – американская киноактриса.

– В Эверглейдс-Сити.

– Зачем? – Сцинк приподнял бровь.

– Оглядеться, подумать. Может, просто окуня половить. Как получится.

– Ну да.

– Я все хотел спросить: за все эти годы вам не приходила мысль уехать отсюда?

– Каждый божий день, сынок.

– А куда?

– На Багамы. Острова Турок и Сиакоса. Найти островок с мушиную какашку, чтоб был слишком мал для Средиземноморского клуба. Однажды я уже купил билет до Гренадин и даже приехал в международный аэропорт Майами…

– Но не смогли сесть в самолет.

– Не смог. Чувствовал себя так, будто смываюсь черным ходом от умирающего друга.

– Понимаю, – сказал Твилли.

Сцинк высунул голову из машины и проревел, как подстреленный медведь:

– Будь ты проклята, Флорида!

Миль десять ехали молча. Потом Твилли почувствовал на себе пристальный взгляд и краем глаза увидел вертящиеся клювы на концах блестящих кос.

– Сынок, я не знаю, как тебе справиться с болью и где обрести покой, если не постоянный, то хоть на вечер. Только надеюсь, что тебе повезет больше, чем мне.