И близится ночь
Шрифт:
Мы никогда не слышали от него такой длинной речи, и его ворчание звучало так, будто он говорил, чтобы помешать себе сделать то, что делают мужчины вместо того, чтобы разрыдаться. Мы подошли к нему поближе, и Мэри сказала:
– Но нам это нравится. Вы не можете смириться с тем, что нечто прекрасное существует только в одном-единственном числе, и чем больше вы превышаете это скудное количество, тем больше довольны.
– Но на сей раз от этого сплошные неудобства, – проворчал мистер Морпурго. – Вашей бедной Кейт придется всюду искать цветочные вазы. Я поеду и куплю их.
– Нет-нет, – взмолилась мама. – Вы купите слишком много.
– Вот видите! – сказал мистер Морпурго. – Вы меня знаете.
– Входите, сядьте тихонько и выпейте чаю, а дети пока поищут, куда поставить цветы, – сказала мама. – Право, Эдгар, я за вас беспокоюсь. Переживать из-за того, что вы, по-вашему, привезли
Так что мистер Морпурго с виноватым видом вжался в самое большое кресло, а мы бегали за вазами, графинами и кувшинами и наполняли их пышными букетами, пока мама не сказала:
– Теперь дом похож на волшебное царство.
– Нет, скорее на выставку цветов, – со вздохом отозвался он и достал из кармана конверт.
– Пожалуйста, прочтите это письмо от моей жены, – сказал мистер Морпурго, а когда мама взяла его у него, улыбнулся, словно радуясь, что в одном отношении мир идет ему навстречу.
Но мама вскоре отложила письмо и произнесла:
– Со стороны вашей жены было очень любезно написать, что она желает со мной познакомиться. Необыкновенно любезно, особенно сейчас, ведь она только что вернулась из Пау и у нее, вероятно, множество забот. Но мне бы и в голову не пришло злоупотреблять ее временем. У нее наверняка множество друзей, и она приглашает меня исключительно по своей доброте. Не может быть, чтобы ваша супруга действительно хотела познакомиться с такой неинтересной собеседницей, как я.
– Чепуха, – сказал мистер Морпурго, – вы были знаменитой пианисткой, и вы замечательная женщина. Кроме того, – добавил он, – вы жена моего старого дорогого друга. Конечно, моя супруга хочет с вами познакомиться. Если бы она этого не хотела, то была бы глупой и очень далекой от меня, а жена не такова. Она очень умна, очень красива, очень импульсивна и сердечна.
– Естественно, что ваша жена обладает всеми этими качествами, – сказала мама. – Но как бы там ни было, она слишком любезна. Позвольте, вдобавок ваша жена приглашает нас всех. Да ведь нас целая ватага! А Ричард Куин еще школьник, он слишком мал, чтобы выезжать.
– Нет-нет, – сказал мистер Морпурго, – вы все должны прийти. Прежде всего, никуда не годится, что никто из вас не бывал у меня дома.
– Но мы у вас бывали, – возразила мама.
– Нет, никогда, – сказал мистер Морпурго. – О, я понимаю, о чем вы. Но тот дом на Итон-плейс не мой. Он принадлежал моему дяде, умершему несколько лет назад; и я, мои дяди и кузены посчитали, что, сохранив его, избавим себя от лишних хлопот. Это очень удобно, когда кто-нибудь из нас хочет закрыть свой городской особняк, как это случилось со мной зимой, и если приезжает наша родня из Парижа, Берлина или Танжера. Впрочем, – добавил он с суровым, но самодовольным видом человека, придумавшего способ сэкономить, – новая гостиница «Ритц» настолько хороша, что люкс в ней подойдет им ничуть не хуже. Но мой собственный дом – это совсем другое дело. Взгляните на шапку письма. Я хочу, чтобы вы все его увидели, а о возрасте Ричарда Куина не беспокойтесь. Я хочу, чтобы вся ваша семья познакомилась с нашей; и, кроме того, он младше моей Стефани разве что на пару месяцев. Если на обеде будет она, то почему бы там не присутствовать и ему. Возможно, вашему сыну придется немного поскучать, но я надеюсь, что Ричард Куин потерпит, чтобы доставить мне удовольствие.
Ричард Куин опустился на корточки среди желтых тюльпанов и просиял улыбкой.
– Я готов на все, чтобы доставить вам удовольствие. – Это были не пустые слова. Он любил доставлять людям радость не меньше, чем играть в игры.
– Важно, чтобы он пришел, – с загадочным видом сказал мистер Морпурго маме. – Вы когда-нибудь задумывались, что он единственный сын в обеих наших семьях? О, не смотрите же на меня с таким сомнением. Всё в полном порядке, иначе я бы не принес вам приглашение. Вчера вечером мы с женой все обсудили. Последние полгода она с нашими дочерьми и их гувернанткой провела в отъезде: они навещали ее больную астмой мать, которая нынче живет в Пау. Жена вернулась на двадцать четыре часа, чтобы сообщить мне, что ее матери стало лучше и что через десять дней вся честная компания приедет домой. – Он рассмеялся. – Говорил же вам, что она импульсивна. Ей не терпелось поделиться со мной этой новостью, она сказала, что внезапно почувствовала, что ей необходимо меня увидеть, – и прибыла. А сейчас снова уехала. Как я люблю, когда она и мои девочки возвращаются! Нет ничего лучше, чем быть со своей семьей и принимать в гостях
– Что же в этом дурного? – спросила она.
Мистер Морпурго замялся:
– Это какое-то предательство по отношению ко всему тому, что не заладилось.
– Такая нелепая мысль никогда не пришла бы вам в голову, если бы не вся эта готовка на растительном масле, – сказала мама.
Мэри вскоре нашла предлог, чтобы с нами не идти, как мне показалось, довольно беспринципно, превратив неопределенное предложение в твердое обещание и надавив на одну из самых чувствительных точек мамы. Мы все прекрасно знали, в какой день едем к мистеру Морпурго, но мама назвала точную дату только по прошествии некоторого времени, на что Мэри, вздрогнув, воскликнула:
– Десятого!.. Что ж, мама, тебе придется сказать миссис Бейтс, что я не смогу в этот день играть на благотворительном концерте в церкви Святого Иуды.
Как и предвидела Мэри, мама тут же ответила:
– Как! Это в тот же день? Ты успеешь вовремя вернуться? Нет, пожалуй, не успеешь. Что ж, нельзя нарушать обещание выступить на концерте только ради светского визита. Никогда, никогда так не поступайте. Какая жалость! Я немедленно напишу чете Морпурго.
Я сердито пнула Мэри под столом, потому что мы постоянно препирались по поводу выхода во взрослый мир. Мэри думала, что люди, которых мы там встретим, будут такими же занудами, как девочки и учителя в лавгроувской школе, и мы должны решить для себя, что не станем иметь с ними ничего общего, кроме как играть для них на концертах. Среди них наверняка есть и хорошие, такие как наша одноклассница Ида, которая собиралась стать врачом и чья мать довольно сносно играла Брамса, но с ними мы все равно познакомимся, потому что они, как и мы, находятся вне этого мира. И в любом случае, говорила Мэри, мы можем не бояться одиночества, потому что дома нас достаточно, чтобы дать нам все необходимое общение. Мы были сильны числом. Теперь, когда у нас окончательно поселились Розамунда и ее мать Констанция, нас было восемь, включая нашу служанку Кейт, которая, безусловно, стала одной из нас, и девять, если считать мистера Морпурго, который, похоже, к нам примкнул; а если бы вернулся папа, нас набралось бы десять. «На что нам сдался кто-то еще?» – спрашивала Мэри. Но я считала, что стоит исследовать территорию за пределами Лавгроува, потому что там наверняка обитают люди, похожие на персонажей книг и пьес. Не могли же авторы выдумать их на ровном месте.
Предстоящий обед придал этой моей надежде самую привлекательную форму. Казалось несомненным, что миссис Морпурго добра и благородна, ведь муж называл ее красавицей, а ни одна красивая женщина не вышла бы за такого безобразного мужчину, если бы не ценила превыше всего доброту. Мы очень любили романы Джорджа Дюморье [3] , особенно «Питера Иббетсона», и я представляла миссис Морпурго в образе праведной великанши герцогини Тауэрской. Только немного другой: поскольку она еврейка, волосы у нее будут черные, а не медно-каштановые, какие, по словам Дюморье, были у герцогини. Но как и Мэри Тауэрская, и все знатные дамы, нарисованные Дюморье, она будет очень высокой и слегка наклоняться вперед, и лоб ее будет омрачен беспокойством, но не раздраженным, а нежным, вызванным страхом, что поскольку она такая высокая, то могла упустить из виду какую-нибудь возможность проявить доброту. Я считала Мэри дурой, раз она упускает шанс познакомиться с этой великолепной женщиной, и сказала ей об этом в день обеда, когда она застегивала пуговицы сзади на моей лучшей блузке. Но когда сестра закончила, я повернулась к ней и увидела, что Мэри выглядит холодной и свирепой, а это означало, что ей страшно. Такой она бывала, когда кто-нибудь из нас заболевал. Так что я просто обозвала ее дурой, чтобы она подумала, будто я ничего не заметила, и спустилась вниз.
3
Джордж Луис Палмелла Бассон дю Морье (1834–1896) – английский писатель-романист.