И грянул гром
Шрифт:
На смену утонченности, шику и воспитанию пришли грубость, невежество и бездуховность. Канули в лету балы, долгие беседы за чашкой чая. В государстве творились страшные вещи: разорялись дворянские гнезда, рушились церкви и храмы. Волна насилия прокатилась по стране. Человеческая жизнь не стоила и гроша. Оставаться далее в имении становилось не просто опасным, это было равносильно самоубийству. Прихватив самое необходимое, мы переселились к Кате в небольшой домик в деревне. Одинокая, в летах, она всем сердцем прикипела к своим хозяевам и с радостью
В конце марта в двери постучали. Двое мужчин. Один молодой, второй – постарше. Энергичные, деловые, наглые.
– Мы проводим перепись. Кто здесь проживает?
Я похолодел, руки затряслись. «Держать себя в руках. Главное не выказать страха». Я изо всех сил старался делать вид, что меня визит не касается. Убирал со стола посуду, гремел тарелками.
– А вы кто такие чтобы свои порядки чинить? – Катерина подбоченилась. – Ишь ты, перепись они проводят.
– Представители новой власти, - огрызнулся молодой, - ты мне еще разговоры поговори. – Он смачно сплюнул под ноги.
– А документы? – не сдавалась Катя.
– Вот наши документы, - расхохотался старший, демонстрируя кобуру подмышкой.
Катя им кратко рассказала, что до недавнего времени проживала одна. А сейчас у нее гостят племянница с супругом.
– У нас-то совсем туго, решили, что поближе к столице-то получше будет, - я встрял в разговор, загораживая спиной Полину.
– Что-то жена у тебя больно подозрительная, никак из этих, - старый пытался заглянуть через плечо. – Бледная, худая. «Молчи, Полина, только молчи, - молился я про себя».
– Хворает, - отрезала Катя.
– А документы у вас имеются? – обратился ко мне молодой.
– Сгорели. Погорельцы мы. Живем вот на иждивении у жениной тетки, - солгал я.
– Ну что ж. Ладно. Так и запишем.
Когда они ушли, мы с Катериной обессилено опустились на лавку. Я плеснул в чашки водки, мы выпили. Руки дрожали, зубы стучали о края. Положение становилось все более опасным. Бежать? Но куда? Везде так же, если не хуже. Укрыться негде.
Помощь пришла с неожиданной стороны. В мае явилась Александра. Коротко стриженая, в кожаной куртке. Я едва узнал ее в той барышне в кринолинах, чей образ бережно хранила память.
– Ну, здравствуй, сестрица, - они с Полиной обнялись.
Полина оживилась, прижалась к груди Александры, разрыдалась.
– Как живете? – обратилась она ко мне.
– Как живем? Плохо, как видишь, - вздохнул я.
– Как папенька, как Зоя? – перебила Полина.
– Папенька? Трусливый заяц, - она брезгливо скривила губы.
– Что ты такое говоришь? – Полина отшатнулась.
– Удрал при первой же возможности. Зойка с мужем его с собой прихватили. Заграницей они. Успели.
– Я рада, что они в безопасности. Слава богу, - выдохнула Полина.
– Богу? Богу, говоришь? Где был твой бог, когда пылали особняки, когда насиловали женщин, рубили мужчин, убивали детей? Где, я спрашиваю? А папенька? Где был папенька, когда умирала мама, когда тебе грозила смертельная опасность? Молчишь? Нечего сказать? – Александра перешла на крик.
– Потише, Саша, Полиночка еще не оправилась после смерти мамы, - осадил я гостью.
– Есть что выпить? – обратилась Александра ко мне.
Я молча налил в чашку водки. Она коротко выдохнула, опрокинула в себя стакан, утерла рот ладонью.
– За маму. Царствие небесное. – Катя перекрестилась.
– Пойду до соседки схожу, - бывшая горничная, кряхтя, натянула галоши, прикрыла за собой дверь.
– К делу. Значит так, я сейчас, так сказать, у власти, втерлась в доверие, - Александра задорно улыбнулась.
– Ты? У власти? С этими? С насильниками? С убийцами? Да как… - Полина задохнулась. – Да как такое возможно? Где твоя честь? Где совесть?
– Честь? Совесть? – Александра издала короткий смешок. – Мне надо было выжить. Выжить, понимаешь? Мне некому было утирать сопли. Папаша бросил меня и удрал. Поняла? – Александра снова перешла на крик. В ее глазах плескалась бешеная ярость, щеки от выпитого раскраснелись. Я даже не подозревал, что в груди молодой женщины бушуют подобные страсти. «Что же с нами происходит? Где та нежная барышня, которую я знал и любил? Боже, помоги нам всем».
Полина опустилась на лавку, снова закрыла лицо руками:
– Что же делается? Что с нами будет? – она словно прочла мои собственные мысли.
Сердце рвалось на части. Моя бедная девочка. Такая хрупкая, такая нежная. Почему на ее долю выпали такие испытания? Александре проще, она сильная. Она выживет.
– Все с нами будет хорошо, - отрезала Александра. Она поднялась на ноги и ходила из угла в угол, загибая пальцы. – Во-первых, вы едете со мной. Под носом у врага всегда легче спрятаться. Во-вторых… Антон. Вы с Полиной… - она запнулась, остановилась, подняла на меня глаза. – Ты не женат? – Александра впервые назвала меня по имени, да еще и на «ты». Но сейчас было не время обращать внимание на подобные мелочи. Я молча покачал головой. – Вы с Полиной распишетесь. Так будет проще. Я выправлю ей новые документы. В третьих…
Дальше я ничего не слышал. Кровь прилила к лицу, набатом била в ушах. Распишетесь. Возможно ли это? Чтобы я, простой учитель, без роду, без племени и без гроша в кармане… Я не смел даже надеяться. И Александра говорит об этом так буднично.
– Ладно, собирайтесь, прощайтесь и все такое, я буду ждать снаружи. – Она вытащила из кармана самокрутку, положила в рот, подмигнула, перехватив мой оторопелый взгляд. Я все еще не мог прийти в себя. Стоял истуканом посреди комнаты. Александра глазами указала на сидящую на лавке Полину.