И грянут сказки. Вениамин
Шрифт:
– Для тебя разве что. Нормальные люди, Илья, любят солнечную погоду, – сказал Никита.
– Но ведь жжётся и слепит! – возразил Илья.
– В этом вся суть, – равнодушно сказал Никита. – Ты был вчера у врача?
– Да, – печально произнес Илья.
– И? – спокойно произнес Никита.
– Рак мозга. Я умру, – отведя взгляд и слегка улыбнувшись левой частью лица, ответил Илья.
Никита с грустью посмотрел на друга и через некоторое время произнес: "Сколько?"
– Чуть больше трёх месяцев, – оцепенев, ответил Илья.
– А что будет
– Ну, знаешь, там ведь надо втянуться, – с улыбкой произнёс Илья. – Я к тому, что сперва сонливость, а чуть погодя буду пытаться не захлебнуться собственной рвотой.
Илья сказал последние слова не без удовольствия, после чего засмеялся, глядя на друга. Никита ужаснулся, но старался не подавать вида.
– Я так понимаю в школу ты, – попытался сменить тему Никита.
– А смысл? – перебил его Илья.
– И правда, а смысл, – задумавшись, тихо произнёс Никита. – Значит три месяца. Непривычно знать, когда умрёт твой лучший друг. Непривычна даже непривычность этой ситуации!
– Хе-хе-хе, – Илья перешёл на размеренный и, откровенно говоря, немного мерзкий смех. – Это, потому что ты хомяк вшивый, хэх.
– Очень мило, – с недовольным видом ответил Никита.
– Моя смерть для тебя что-то новое, а новое всегда непривычно. Страшись лучше, если нового не станет… – С печальным взглядом и приятной улыбкой произнёс Илья. – Не думай об этом, по крайней мере, ещё и ты уж точно не должен об этом думать.
– А ведь в наш класс перешёл новый человек, и он теперь возможно даже никогда не узнает о твоем существовании. Я бы ни за что не сказал такое в обычной ситуации, но ты стоишь того, чтобы с тобой пообщаться, – Никита говорил с появившейся грустью в голосе.
– Я уверен, что миллионы людей стоят того, чтобы пообщаться с ними, но узнаешь ты в лучшем случае о десятке, такова реальность, – попытался приободрить своего друга Илья. – А, к слову, миллиарды так никогда и не скажут вещей, которые стоило сказать.. хотя бы поздно. Всё это словно создано для зла.
Юноша вогнал сам себя в печаль.
– Нам стоит пройтись. – Произнёс Никита.
Два друга весь день ходили по городу, вспоминая всё, что когда-либо случалось с ними. И ведь было, что вспомнить.
Илья к своим семнадцати годам прожил насыщенную жизнь. Он становился лучшим во всём, чем занимался, после чего, правда, вид деятельности ему сразу же надоедал, и он переходил к новому. Илья стал единственным человеком, получившим, первый дан по Айкидо в пятнадцать лет. Он также занимал первые места по своему федеральному округу в чемпионатах по шахматам, гимнастике, плаванию, саньде, выиграл в сотне различных интеллектуальных олимпиад, но за последние полтора года потерял охоту к новым свершениям, стал всё чаще уходить в себя с самыми различными мыслями, занимая оставшееся время сериалами и компьютерными играми.
День второй
Девять часов утра. Илья вскочил с кровати, но у него закружилась голова, в глазах потемнело, и он упал на пол, оставаясь в сознании. Молодой человек мог попытаться встать, но не стал делать этого. Илья не думал ни о чём, он просто лежал с полным отсутствием какой-либо жизни в глазах.
Двенадцать часов дня. "Наверное, я должен поесть".
Шесть часов. Вечернее небо насыщенного розового цвета. Свет едва наполняет комнату. Онемевшая рука Ильи держит возле лица остывший кусочек грибной пиццы. Взгляд молодого человека застыл на огромном зеркале, расположенном поверх двери шкафа. В зеркале небо отражается оранжевой зарёй, чей туманный свет всё меньше сдерживает мрак комнаты.
“Я весь день ничего не ел, почему же еда на вид вызывает такое отвращение? Почему кусочек пиццы связывает рот как.. быстросохнущий цемент? Почему всё так безвкусно?”
День третий
Илья резко открыл глаза в семь часов утра, чуть позже до него дошло, что он никуда не должен идти. Это слегка утешило его. Он, помня вчерашний подъём, плавно встал с кровати и принёс в свою комнату огромное количество еды, после чего начал пристально просматривать все дешёвые драмы, которые только смог отрыть в интернете.
Семь часов вечера. Раздетая девушка привязана к некому подобию операционного стола. Её движения не смогли бы помешать или исказить действия, которые над ней хотели совершить. Даа.. связана она была мастерски, профессионально. Эти верёвки, если их можно так назвать, эти превосходные верёвки.. мягкие широкие. Они не оставят видимых с первого взгляда следов, не испортят произведение и надёжно будут сковывать жертву. Эх.. ну вот она очнулась и заставляет меня оторваться от верёвок, чтобы дальше рассказывать читателю происходящее.
Лёгкая судорога по всему телу. Все её мышцы вдруг напряжены. Девушка наивно пытается освободиться – неумолимые оковы в ответ лишь плотнее стягивают её тело. Она находится в панике, её дыхание учащается. Взгляд девушки суматошно находит кого-то. Я, разумеется, вижу то, что и она, но ведь в хорошей новелле должна же быть какая-то загадка?
– Кто вы? Чего вы хотите от меня? – Произнесла она дрожащим голосом.
Ей никто не ответил.
– Почему вы молчите, да что вам надо?! – Продолжала она, уже взвизгивая.
– Послушайте! У меня есть деньги. Я отдам вам всё, только не делайте ничего, господи. – Девушка хныкала, слёзы полились из её глаз – настало время умолять. – Зачем вам скальпель?! Пожалуйста! Нет! Я заплачу любую сумму!
Вот раздавался лишь рыдающий голос девушки, сама она отчаянно пыталась высвободиться из веревок.
Десять часов вечера. Илья как маленький мальчик, у которого отобрали собаку, а потом изнасиловали и его, и собаку и убили собаку.. рыдает над концовкой “Хатико”. Хотя, наверное, эти крайности чересчур излишни: маленький мальчик с той же силой плакал бы, если бы ему, скажем, не купили какую-нибудь мелочь в магазине.