И камни заговорили
Шрифт:
– Ровно две тысячи пезо, - сказал он и спокойно положил деньги в карман.
– А теперь поворачивайте вашу машину и поищите другую заставу.
– Да пропустите же нас, черт побери!
Пограничник посмотрел на него:
– Поворачивай!
Они молча глядели друг на друга, и солнечные блики играли на металлических частях винтовки часового. А потом Джон Уэбб повернулся и медленно побрел к машине, прикрыв лицо рукой. Он опустился на сиденье.
– Куда же теперь?
– спросила Леонора.
– Не знаю. Попробуем добраться до Порто-Белло.
–
– Я знаю, я все знаю.
– Он потер руками глаза и затем какое-то время сидел, уткнувшись лицом в ладони.
– Мы здесь одни, Боже мой, совсем одни. Помнишь, в какой безопасности мы всегда себя чувствовали? В безопасности! Останавливались в самых больших городах, где непременно имелись американские консульства. Помнишь, как мы любили шутить: "Куда ни поедешь, везде слышишь шелест орлиных крыльев" (3)? А это всего лишь шелестели доллары? Я уже сам не знаю. Господи, как быстро образовалась пустота. На чью помощь могу я теперь рассчитывать?
Она помолчала немного, а потом сказала:
– Должно быть, только на мою. Увы, это не так много.
Он обнял ее.
– Ты держишься молодцом. Ни истерики, ни слез.
– Сегодня, как только мы найдем крышу и постель, если только мы найдем их, я, возможно, буду биться в истерике.
Он дважды поцеловал ее в сухие растрескавшиеся губы. Затем медленно откинулся на спинку сиденья.
– Прежде всего надо раздобыть бензин. Если нам это удастся, мы направимся прямо в Порто-Белло.
Трое пограничников продолжали разговаривать и смеяться. Машина отъехала.
Спустя минуту Джон Уэбб тихонько засмеялся.
– Что ты?
– спросила жена.
– Я вспомнил старинный негритянский спиричуэлс. Вот, послушай:
Я подошел к камням
И попросил укрыть меня,
И камни заговорили:
"Нет тебе места здесь, нет!"
– Я тоже помню эти слова, - сказала она.
– Они подходящие для создавшейся ситуации, - сказал он.
– Я спою тебе его весь, если вспомню. И если мне захочется петь.
Он еще сильнее нажал на стартер.
Они остановились у заправочной станции, и, когда никто не вышел, Джон Уэбб нажал на кнопку сигнала. Но он тут же отдернул руку и посмотрел на нее с таким отвращением, словно это была рука прокаженного.
– Мне не следовало делать этого.
В темном провале двери появился человек. За ним вышли еще двое.
Все трое обошли вокруг машины, разглядывая и ощупывая ее.
Лица их были цвета пережженной бронзы. Они щупали упругие шины, вдыхали густой запах нагретого металла и суконной обивки.
– Senior, что угодно?
– наконец спросил хозяин заправочной станции.
– Мы хотели бы купить бензин, если можно.
– Бензин весь вышел, senior, - ответил хозяин.
– Ваши баки полны, это видно даже отсюда.
– Бензин весь вышел.
– Я уплачу вам по десять пезо за галлон.
– Gracias, не надо.
– У нас так мало бензина, что мы никуда не сможем добраться.
– Уэбб посмотрел на стрелку бензобака.
– Осталось меньше четверти галлона. Придется оставить машину здесь и дойти пешком до города. Может, там достанем.
– Я присмотрю за вашей машиной, senior, - сказал хозяин заправочной станции.
– Если вы оставите ключи.
– Мы не можем сделать этого!
– воскликнула Леонора.
– Как же тогда?..
– У нас нет иного выхода. Или оставить ее здесь, или бросить на шоссе, где ее подберет каждый.
– Здесь будет лучше, - сказал владелец бензиновой колонки.
Они вышли из машины. Они стояли и смотрели на нее.
– Это была хорошая машина, - сказал Джон Уэбб.
– Очень хорошая, - согласился владелец бензиновой колонки, протягивая руку за ключами.
– Я присмотрю за ней.
– Но, Джон...
Леонора Уэбб открыла дверцу машины и стала вытаскивать чемоданы. Он видел яркие наклейки - целый каскад цветов и красок на потертой коже чемоданов - следы множества путешествий, совершенных в десятки стран, остановок в дорогих отелях.
Обливаясь потом, жена тянула к себе чемоданы. Он остановил ее. Тяжело дыша, они глядели в открытую дверцу машины на прекрасные дорогие саквояжи, в которых лежали великолепные вещи из шерсти и шелка, ставшие непременной принадлежностью их образа жизни, духи, стоившие сорок долларов за флакон, прекрасные бархатистые прохладные меха и отливающие серебром клюшки для гольфа. Двадцать лет жизни было в каждом из этих чемоданов. Двадцать лет жизни и по меньшей мере четыре десятка ролей, которые их владельцам приходилось играть в Рио (4), Париже, Риме, Шанхае. Но больше всего, пожалуй, они любили роль богатой и счастливой четы Уэббов, веселых, всегда улыбающихся Уэббов, владеющих редким искусством готовить мудреный и капризный коктейль "Сахара",
– Нам не донести их до города, - сказал он.
– Мы вернемся за ними. Потом.
– Но, Джон...
Он не дал ей договорить. Он повернул ее спиной к машине и подтолкнул идти в сторону шоссе.
– Мы не можем все бросить здесь, все наши вещи, нашу машину! Я останусь здесь, я подниму окна и запрусь в машине, пока ты не вернешься с бензином!
Он остановился и оглянулся назад, на мужчин, стоявших у сверкающей машины. Он увидел глаза глядящих им вслед.
– Вот тебе ответ, - сказал он.
– Идем.
– Разве можно так просто бросить машину, которая стоит четыре тысячи долларов!
– воскликнула она. Но он решительно увлек ее вперед, крепко держа за локоть.
– Машина хороша, когда она на ходу. Когда она мертва, она ничего не стоит. А сейчас нам во что бы то ни стало надо идти вперед. Машина не стоит и цента, если в ней нет бензина. Пара сильных выносливых ног стоит ста машин, если умеешь ими пользоваться. Мы только начали освобождаться от лишнего груза. Мы будем выбрасывать балласт за борт до тех пор, пока при нас не останется лишь собственная шкура.