И навсегда
Шрифт:
Вита следовала его указаниям, сначала смущенно, затем более уверенно. Вскоре девушка уже легко исполняла некоторые па тананы и постепенно становилась все соблазнительнее и соблазнительнее. Бедра Виты двигались быстро, равномерно — в подражание страстному слиянию двух тел. Ее грудь вздымалась и трепетала, словно сама собой. Но самое сильное впечатление производили движения головы, в особенности глаза. Она смотрела на своего партнера из-под опущенных ресниц и разметанных волос, чуть наклонив голову вбок, а Николай отвечал ей
Джоли знала, что цыгане считаются народом, обожающим плотские утехи; теперь она убедилась в том, что это чистая правда. Они превратили сексуальное влечение в искусство, причем абсолютно лишенное стыда: они просто не знали, чего нужно стыдиться. Джоли почувствовала, какой восторг испытывает Вита; почти с таким же удовольствием она занималась любовью с Роком!
Тем временем Клото наблюдала за происходящим. Осторожность постепенно сменилась интересом, а затем и возбуждением. Ее тело повторяло движения Виты. И вот она поняла, что больше не может оставаться на месте, — сделала шаг вперед, присоединилась к танцу.
У Клото отлично получалось; довольно скоро стало ясно, что она опытная танцовщица. Она быстро схватывала суть движений, которые не сразу давались Вите, а ее роскошное, соблазнительное тело давало ей дополнительные преимущества.
Орлин, смотревшая на инкарнацию, вдруг грустно проговорила:
— Она любовница Нортона?
— Ты же умерла, — напомнила ей Джоли. — Он по-прежнему тебя любит, но ты не можешь быть с ним.
— Я не имею права ревновать, — согласилась Орлин. — И все равно…
Николай без проблем справился с изменившейся ситуацией. Теперь он танцевал с двумя молодыми женщинами, ухаживал за обеими и сумел обеих заставить почувствовать себя безмерно желанными. Он мог бы без проблем раздеть любую из них и сделать с ними все, что пожелал бы, ни та, ни другая не стали бы протестовать; как раз наоборот, с радостью приняли бы его любовь. Обе стали пленницами тананы и радовались этому. Обе забыли об ограничениях, накладываемых на человека обществом, обе отдались танцу.
Неожиданно Николай замер на месте. И снова стал древним стариком.
— Вот как я хотел бы умереть, — повторил он. — Чтобы меня окружали красивые, задыхающиеся от желания женщины. Я не боюсь смерти, когда танцую. А еще лучше, если есть музыка и соответствующая одежда.
Клото и Вита переглянулись. И в самом деле, обе тяжело дышали, скорее от возбуждения, чем от усталости.
— Я должна научиться танане! — воскликнула Клото. — Ему восемьдесят лет, и он сумел такое со мной сотворить… Я должна научиться!
Но тут ее место заняла Лахесис.
— Один голос ты получил, Николай, — сказала она. — Однако мне не двадцать; и потому меня беспокоит кое-что еще, кроме физического выражения чувств.
Николай прищурился.
— Орб! — воскликнул он. — Ты ее мать!
— Откуда ты знаешь? — удивленно спросила Лахесис.
— Я цыган. И вижу фамильное сходство. Орб была красива и обладала музыкальным даром. Однажды она мне сказала, что ее мать считалась самой красивой женщиной своего поколения. Я не видел никого прекраснее Орб. Ты… как ты выглядела в ее возрасте?
Лахесис изменила внешность, превратилась в ослепительную юную красавицу.
— Вот так, когда была Ниобой.
— О, она не обманула меня! — выдохнул Николай. — А ты обладаешь тем же музыкальным даром, что и она?
— Нет. Она получила его от отца. А теперь перестань мне льстить, и мы посмотрим, можешь ли ты стать одним из наших аспектов.
— Я и не пытался тебе льстить! — с самым невинным видом запротестовал Николай. — Ты же знаешь, я сказал чистую правду.
— Цыган может заморочить голову кому угодно! — заявила Лахесис, но не вернула себе прежний облик. Николаю удалось ее очаровать, даже несмотря на то что она старалась быть осторожной.
— Что ты хочешь?
— Ты в состоянии понять женские проблемы и то, что таит в себе очарование и привлекательность женщин?
Николай улыбнулся:
— Рядом с тобой это трудно… нет, пожалуйста, не меняйся! — однако я попытаюсь. У меня всего одна дочь, она родилась слепой и хромой, но я любил ее, как никого, кроме ее матери. Я обращался с ней как с принцессой, она была красива, хотя никто не видел ее красоты — и это наполняло мое сердце бесконечной болью. Какая судьба ждет цыганку, не способную танцевать? Она обладала даром волшебства, но я не мог научить ее ничему, единственное, что я умел, — играть на скрипке.
А потом у нас появилась Орб, она оказалась настоящей волшебницей, играла на арфе и пела. Я отдал ей Тинку, и Орб научила мою радость пользоваться магическим даром, одела ее, стала ей другом, помогла научиться танцевать. И Тинка уверенно делала то, о чем только могла мечтать раньше, потому что музыка дала ей силы и она была всех прекраснее, кроме, конечно, своей учительницы. Тогда юноши заметили ее, принялись за ней ухаживать, и вскоре она вышла замуж. С того самого дня у Орб не осталось врагов среди цыган, а я любил ее за то, что она сделала для моей ненаглядной дочери.
До тех пор я видел в каждой женщине тень страшного мрака, окутавшего судьбу Тинки, потому что без красоты женщина ничто. А после… На каждую женщину пролился свет сияния моей крошки, и ни одна не казалась мне уродливой, я любил их всех. Если у женщины возникают проблемы, это и мои проблемы; если она испытывает боль, мне тоже больно. Тинка уже бабушка, у нас поколения быстро сменяют друг друга, и она прозрела. Я благодарю мир за то, что моя дочь спасена. Орб твоя дочь, Ниоба, благодаря ей Тинка узнала счастье, я готов сделать для нее все что угодно — и для тебя тоже.