И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности
Шрифт:
Наверное, я как гедонист помещу себя между древнегреческим и современным вариантом (но ближе к современному). Я знаю цену интеллектуальным занятиям, но не чураюсь и пищи, секса и вина. Укрытую довольно абстрактным светским либерализмом мою маленькую личную веру подкрепляют отношения с некоторыми людьми, наслаждение умственным трудом, любовь к океану, удовольствие от хорошей еды и вина и странная уверенность в том, что люди рождены для средиземноморского климата с доступом к свежим цитрусам и качественному оливковому маслу. (На самом деле есть очень немного мест, куда я хотел бы переехать: если там нельзя вырастить лимоны, это уже не вариант.)
Правда, я уже шесть лет я живу в Ванкувере и вполне счастлив, несмотря на трагическую гибель моего лимона в горшке в первую же зиму. Это лишь доказывает, насколько гармонична и устойчива моя система ценностей. Если вы припрете меня к стенке, я буду вынужден признать, что у меня нет никакого внятного,
Какими бы нелепыми ни казались фрагментарные системы персональных верований приверженцу традиционной религии, это все, что определенно есть у нас, безбожников, – и это тоже может вызывать состояние у-вэй. С большим трудом я умудрился создать сад в средиземноморском духе выше 49-й параллели, и забота об этом саде, даже простое наблюдение из окна кабинета за тем, как он противостоит дьявольскому дождю и тьме ванкуверской зимы, часто приводит меня в состояние у-вэй. То же самое я могу сказать о времени, которое провожу с женой и дочерью, о выпивке с друзьями и коллегами после работы, о разборе трудного древнекитайского текста, о размышлениях над тем, что заставляет людей строить огромные пирамиды или прокалывать щеки вертелом, о прогулке по крутой тропе от кампуса до дикого пляжа у пролива Джорджия. Интересно, что если вы понаблюдаете за занятиями, которые вызывают состояние у-вэй у меня или кого-либо другого, то в общих чертах реконструируете, скажем, нашу систему ценностей. Также вы сможете сказать, кого мы ценим, а кого нет, и это, наверное, еще важнее. У-вэй может прийти во время групповой активности, лишь если все участники группы искренне ценят свои взаимоотношения. Мы можем без усилий взаимодействовать с другими людьми, только когда заботимся о них и чувствуем себя расслабленными.
Поэтому у-вэй – это нечто большее, чем просто опыт индивида, самосовершенствующегося во время соревнований по триатлону “Айронмен” или преодолевающего новый уровень в “Тетрисе”. У-вэй подразумевает растворение “я” в чем-либо, что больше тебя и что можно разделить с другими. Для тех, кто не разделяет веру древних китайцев в Небо и Путь, природа Великого Единого – системы ценностей, которая придает форму и смысл опыту у-вэй, – варьирует от группы к группе, даже от индивида к индивиду и от мгновения к мгновению. Однако такая система должна быть больше личности. Важной чертой у-вэй является то, что это состояние относится не только к психическому опыту индивида, но и к его социальным связям.
Теперь мы имеем представление, как духовная и социальная природа у-вэй раскрывает ту грань спонтанности, которую игнорирует современная психология. Однако мы не задали важный вопрос. Находиться в состоянии у-вэй прекрасно. Всем хочется иметь чуть-чуть дэ, чтобы облегчить себе жизнь в мире социальных связей. Но как приобрести эти качества? Как постараться не стараться?
Древнекитайские философы, к счастью, не просто описали состояние непринужденного совершенства, но и разработали ряд культурных практик, ментальных техник и физических упражнений для достижения спонтанности правильного сорта. Как мы увидим, они колебались между старанием (работай над собой, и достигнешь у-вэй) и не-старанием (перестань стараться, и у-вэй придет). Мы начнем с Конфуция и его последователя Сюнь-цзы, предложивших первую и лучшую из стратегий старания, в противовес которой появились все остальные стратегии.
Глава 3
Изо всех сил не стараться: об “отделке и полировке” личности
Один из моих любимых сюжетов в книге “Лунь юй” – обманчиво простой рассказ о том, как вел себя Конфуций, принимая слепого учителя музыки. Слепцы в старом Китае нередко становились музыкантами. Это, с одной стороны, позволяло им преуспеть, с другой стороны, считалось, что слух у них тоньше, чем у зрячих. Скорее всего, учителя музыки в дом Конфуция привел его помощник и оставил на попечение мудреца. В Китае музыканты, даже гениальные, жили не так, как нынешние рок-звезды или оперные дивы: они считались обслугой, сравнительно низкой по положению, и должны были держаться в тени. Но Конфуцием музыкант, несмотря на его положение, был немедленно принят и окружен заботой:
Когда музыкант Мянь, придя к Учителю, приблизился к ступеням, Учитель сказал:
– Это ступени!
Подойдя с ним к постланным для сидения циновкам, Учитель сказал:
– Это циновки.
После того, как все уселись, Учитель ему сообщил:
– Здесь сидит такой-то, там – такой-то.
Когда музыкант Мянь ушел, Цзычжан спросил:
– Так надо общаться с музыкантами?
– Да, так именно и надо помогать слепому музыканту, – ответил Учитель.
Суть в том, чтобы продемонстрировать не обращение с гостем определенного ранга, а у-вэй конфуцианского благородного мужа. Заметьте, насколько лаконичен Конфуций, отказывающийся от обычного поведения (как правило, отчужденного и церемонного) хозяина, особенно по отношению к нижестоящим, чтобы с изяществом и уважением (но без суетливости и снисходительности) встретить слепого гостя.
Однако этот рассказ может ввести в заблуждение. Кажется, будто он описывает просто хорошего человека. Но когда мы сталкиваемся с человеком, ведущим себя изящно и непринужденно, мы, как правило, думаем, что он таким родился. “Лунь юй”, однако, показывает, что Конфуция следует воспринимать иначе. Он постоянно называет себя не особенно одаренным человеком, который просто “любит древность” и посвятил свою жизнь изучению Пути, переданному правителями Чжоу. Оглядываясь вокруг, Конфуций приходил в отчаяние, видя раздробленный Китай, который вот-вот рухнет в хаос (период Борющихся царств длился триста лет). Конфуций обратился к династии Чжоу (ок. 1000–700 годы до н. э.) и объявил время ее правления золотым веком, когда Поднебесная пребывала в гармонии с Небом. Чтобы снова обрести эту гармонию, с точки зрения Конфуция, следовало возобновить изучение забытых или с пренебрежением отброшенных древних культурных практик – Пути правителей Чжоу, открытого им самим Небом.
Конфуций считал, что грациозным и учтивым не рождается никто, и до конца жизни упрекал тех, кто думал, будто неотесанность может быть желанной или хотя бы социально приемлемой. В книге “Лунь юй” рассказывается, что однажды Конфуций, войдя в комнату, увидел там молодого человека по имени Юань Жан. Мы почти ничего не знаем о Юань Жане, но он кажется этаким древнекитайским хиппи (возможно, последователем Лао-цзы, с которым мы познакомимся в следующей главе; я всегда представлял Юань Жана с дредами, в мешковатой одежде и пахнущим пачули). Итак, Конфуций увидел чувака, который “в ожидании Учителя… сидел, раскинув ноги”. В указанной ситуации правильной является формальная, до сих пор распространенная в Японии поза: выпрямившись, подобрав под себя ноги. Юань Жан расслабился, раскинув ноги, что удобно, но фамильярно по отношению к старцу вроде Конфуция. Реакция Учителя прекрасна: “Кто в детстве не был кроток и послушен старшим, достигнув зрелости, не сделал ничего, что можно передать потомкам, и в старости все продолжает жить, не умирает – это разбойник”. И ударил невежу палкой по ноге. Не могу передать словами, как часто мне хочется взяться за палку, когда я имею дело с ленивыми студентами, в голос разговаривающими или жующими во время занятий. Удар палкой по ноге пошел бы им на пользу. Увы, университетские юристы посоветовали мне не делать этого, так что я удовлетворяюсь зачитыванием указанного отрывка и надеюсь, что до них дойдет: ведите себя прилично!
Несмотря на популярность в старом Китае образа мудрого старика даоса, отдыхающего в деревне, играющего в шахматы без цели и пьющего вино, куда шире была распространена стратегия достижения у-вэй, заложенная в “Беседах и суждениях” и разработанная Сюнь-цзы в конце периода Борющихся царств. С точки зрения Конфуция и конфуцианцев, состояния у-вэй можно достичь, всю жизнь упорно стараясь уйти от естественного. Эти философы были глубоко убеждены, что наши природные наклонности, если дать им волю, могут привести к очень неприятным последствиям. С их точки зрения, единственным способом достичь полноценной жизни и общественной гармонии было исправление нашей натуры в соответствии с культурным идеалом, заимствованным из прошлого. Их целью было у-вэй, но конфуцианцы понимали его как искусственно взращенную спонтанность, как плоды просвещения и образования, а не как результат плавания по течению.