И небо в подарок
Шрифт:
И я все-таки вызвала «Скорую».
Ждала ее, изнывая от тревоги возле отца, метавшегося в жару, бормотавшего что-то о золотых куполах и еще крови, которая всех-всех спасет. Затем, не выдержав, сбежала на кухню. Вглядывалась с четвертого этажа в промозглый мартовский вечер, прислушиваясь к звукам проносящихся по невидимому отсюда проспекту машин. Смотрела на качающийся на ветру фонарь возле нашего подъезда, заключенный в желтоватый колпак моросящего дождя, и спящую детскую площадку со скрипучими качелями –
«Скорая» никак не ехала.
Вернувшись в кабинет, я вновь попыталась напоить отца, но его трясло все сильнее. И меня колотило вместе с ним.
– Скоро! – пообещала не столько ему, сколько себе. – Очень скоро они приедут, и все будет хорошо. Тебя быстро поставят на ноги. Вот, – смочила полотенце и приложила на смуглый лоб. Капли потекли по его лицу, испаряясь почти моментально.
– Я уже никуда не поеду, – неожиданно произнес отец совершенно спокойно, и его взгляд стал вполне осмысленным. – Это Красная Лихорадка, Ника! От нее нет спасения.
– Это грипп, папа! – возразила ему. – Всего лишь обычный грипп… От такого не умирают, так что ты мне это прекращай! Какая еще Красная Лихорадка?!
Но слушать меня он не стал.
– Я всегда думал, что времени у меня предостаточно… Много времени, чтобы все тебе объяснить! Но я ошибался. Оно на исходе, а так много тебе не сказал. Ника, ты должна… Пообещай мне, сейчас же!
– Обещаю, папа! – сказала ему, кусая губы. – Вернее, я клянусь, что очень скоро тебе станет получше.
Но он не слушал, твердил свое.
– Пообещай, что ты обязательно поедешь в Боровку и уйдешь через разлом в Улайд!
Услышав это, я едва не взвыла от отчаянья. Ну где же врачи? Отцу становилось хуже, он уже бредил, а они все не едут!
– Какой еще разлом, папа?! – спросила у него, глотая слезы, стараясь не всхлипывать. По крайней мере, не слишком громко. – Что такое «Улайд»?
– В Черной Топи, – произнес отец терпеливо, – есть разлом. Ты знаешь это место, однажды я там тебя поймал… Три сломанных березы, запросто его найдешь! – и он снова схватил меня за руку.
Я уставилась на его длинные бледные пальцы, решив не возражать. Разлом, так разлом…
– Шкатулка, Ника! – продолжал отец. – Обязательно возьми с собой шкатулку. В ней – твое наследство.
– Шкатулка?! – все же не выдержала. – Какая еще шкатулка? Какое еще наследство, пап?! Ты мне это прекращай! Ты что это мне удумал?..
– Не перебивай, нет времени. Возьмешь шкатулку в сейфе в подвале, затем уйдешь через Черную Топь. – Отец снова до боли сжал пальцы. – Наследство, Ника… Все тебе! Но передай королеве Керрае, что она была не права. Она не должна была так делать! Из-за этого все и началось, и теперь Улайду грозит гибель…
– Конечно
Значит, королева Керрая была не права, и Улайду грозит гибель?.. Все оказалось значительно хуже, чем я думала.
– Пообещай мне!
– Обещаю, папа! Вернее, я клянусь.
Поклялась, потому что была готова на все, лишь бы он перестал смотреть на меня вот так – словно застыл на грани, отдавая последние распоряжения, готовый вот-вот перешагнуть черту, отделяющую мир живых от призрачных теней.
– Хорошо, – отец разжал руку, и я уставилась на красный след на своем запястье. – Видар тоже был не прав, – пожаловался мне. – Зря он так… Это было не правильно, Ника!
Дальше я уже не разобрала – кажется, отец снова забормотал что-то о сердце, крови и драконах.
– Не прав, – согласилась с ним глухо. – Конечно же, он был не прав! Они все ошиблись, папа. И наш бывший мэр, который брал взятки, а теперь сидит, и правительство с их пенсионной реформой…
Черт, что же я несу?!
Но отец меня не слушал, упрямо твердил о своей королеве Керрае. Затем внезапно произнес:
– Скажи ей, что Улайд спасут золотые крылья. Это очень важно, Ника! Поклянись…
– Какие еще крылья? – воскликнула я в полнейшем отчаянии. – Как я это ей скажу?!
Но больше ничего связного от отца я так и не услышала. Взгляд его снова помутнел, с губ срывалось лишь неразборчивое бормотание, из которого я смогла вычленить все те же слова о крыльях, крови и драконах.
Черных, красных и золотых.
Но потом все-таки приехала «Скорая», и я смотрела на бригаду уставших медиков, как на сошедших на землю ангелов. Была готова в них уверовать, решив, что они принесли нам с папой спасение. И мои страшные мысли о том, что я вижу отца живым в последний раз, оказались всего лишь глупыми страхами.
Разъедающими мою душу демонами.
Потому что я не могла его потерять! Это попросту не укладывалось в моей голове. Он – крепкий и здоровый мужчина в рассвете сил, на моей памяти ни разу не болел, с чего бы ему умирать от гриппа?!
Ведь от такого не умирают, я… Я где-то это слышала!
К тому же у нас с ним – собственный нерушимый мир, в котором мы очень-очень счастливы, и этот мир не может взять и исчезнуть в одночасье из-за какого-то там глупого гриппа!
А еще, эгоистически думала я, он попросту не имеет права меня бросить, потому что кроме отца у меня больше никого не было. Матери я не знала, говорить о ней в нашей семье было запрещено – очередное табу, придуманное папой. Бабушка с дедушкой умерли, и мы остались с ним одни. Держались друг друга, потому что оба были слегка не от мира сего.